Неточные совпадения
Чтобы поправить свою неловкость с первой рюмкой, я
выпил залпом вторую и сразу почувствовал себя как-то необыкновенно легко и почувствовал, что
люблю всю «академию» и что меня все
любят. Главное, все такие хорошие… А машина продолжала играть, у меня начинала сладко кружиться голова, и я помню только полковника Фрея, который сидел с своей трубочкой на одном месте, точно бронзовый памятник.
Сами по себе барышни
были среднего разбора — ни хороши, ни худы, ни особенно молоды. Мне нравилось, что они одевались очень скромно, без всяких претензий и без помощи портнихи. Младшая, Надежда, белокурая и как-то задорно здоровая, мне нравилась больше старшей Веры, которая
была красивее, — я не
любил брюнеток.
— Ты мне, полковник, оборудуй роман, да чтобы заглавие
было того, позазвонистее, — говорил Спирька. — А уж насчет цены
будь спокоен… Знаешь, я не
люблю вперед цену ставить, не видавши товару.
Остальные деньги следовали «по напечатании» и тоже выдавались аптекарскими дозами, причем Спирька
любил платить натурой, то
есть предметами первой необходимости, как шуба, пальто, сапоги и другие принадлежности костюма, причем в его пользу оставался известный процент, по соглашению с лавочником.
— А, черт!.. Терпеть не могу баб, которые прилипают, как пластырь. «Ах, ох, я навеки твоя»… Мне достаточно подметить эту черту, чтобы такая женщина опротивела навеки. Разве таких женщин можно
любить? Женщина должна
быть горда своей хорошей женской гордостью. У таких женщин каждую ласку нужно завоевывать и поэтому таких только женщин и стоит
любить.
— Да, все это патрицианская философия, а нужно спросить, что чувствует та девушка, которая, может
быть,
любит тебя…
— Послушай, что ты привязался ко мне? Это, понимаешь, скучно… Ты идеализируешь женщин, а я — простой человек и на вещи смотрю просто. Что такое —
любить?.. Если действительно человек
любит, то для любимого человека готов пожертвовать всем и прежде всего своей личностью, то
есть в данном случае во имя любви откажется от собственного чувства, если оно не получает ответа.
Милый Пепко, как он иногда бывал остроумен, сам не замечая этого. В эти моменты какого-то душевного просветления я так
любил его, и мне даже казалось, что он очень красив и что женщины должны его
любить. Сколько в нем захватывающей энергии, усыпанной блестками неподдельного остроумия. Во всяком случае, это
был незаурядный человек, хотя и с большими поправками. Много
было лишнего, многого недоставало, а в конце концов все-таки настоящий живой человек, каких немного.
— Знаешь что, мне так хочется жить, что даже совестно… Я бы
любил вот всех этих женщин, обнял бы всех железнодорожных чухонцев и, наконец,
выпил и съел бы весь буфет первого класса, то
есть что там можно
выпить и съесть. Во мне какая-то безумная алчность проглотить зараз всю огромность жизни…
Удобства для наблюдения этой жизни
были на каждом шагу, и я
любил бродить около дач, особенно в дальних уголках, как деревушки Кабаловка и Заманиловка.
— Прибавь к этому, что она выйдет замуж за самого прозаического Карла Иваныча, который
будет курить дешевые сигары, дуть пиво и наплодит целую дюжину новых Гретхен и Карлов. Я вообще не
люблю немок, потому что они по натуре — кухарки… Твой выбор неудачен.
— Потом она рассказывала о себе, как училась в пансионе, как получила конфирмацию, как занимается теперь чтением немецких классиков, немножко музыкой (Пепко сморщил нос),
любит цветы, немножко
поет (Пепко закрыл рот, чтобы не расхохотаться, — поющая немка, это превосходно!), учит братишек, ухаживает за бабушкой…
Ведь никто не знает, какой он
был хороший, добрый, как
любил меня…
Наденька
любила рвать цветы, хотя это и
было строго воспрещено аншлагами...
— Скажите, пожалуйста, как пишут романы?.. — спрашивала она. — Я
люблю читать романы… Ведь этого нельзя придумать, и где-нибудь все это
было. Я всегда хотела познакомиться с романистом.
— О, ты все это прочтешь и поймешь, какой человек тебя
любит, — повторил я самому себе, принимаясь за работу с ожесточением. — Я
буду достоин тебя…
— Агафон Павлыч ваш друг? Моя бедная сестра имела несчастье его полюбить, а в этом состоянии женщина делается эгоисткой до жестокости. Я знаю историю этой несчастной Любочки и, представьте себе, жалею ее от души… Да, жалею, вернее сказать — жалела. Но сейчас мне ее нисколько не жаль… Может
быть, я несправедлива, может
быть, я ошибаюсь, но… но… Одним словом, что она может сделать, если он ее не
любит, то
есть Любочку?
Мне безумно захотелось видеть ее и сказать, как я ее
любил, как мы
были бы счастливы, как прошли бы всю жизнь рука об руку…
— А я научу.
Будем играть в рамс… Я ужасно
люблю. А вам необходимо развлечься немного, чтобы не думать о болезни. Сегодня у нас что? Да, равноденствие… Скоро весна, на дачу поедем, а пока в картишки поиграем. Мне одной-то тоже не весело. Сидишь-сидишь, и одурь возьмет. Баб я терпеть не могу, а одной скучно… Я вас живо выучу. Как жаль, что сегодня карт не захватила с собой, а еще думала… Этакая тетеря…
— Ну, рассказывайте что-нибудь… Вы ведь
были влюблены в эту пухлявку Наденьку. Не отпирайтесь, пожалуйста, я все знаю… Рассказывайте. Я
люблю, когда рассказывают про любовь… Ведь вы
были влюблены? да?
— Ну, это другое дело: значит, вы ее не
любили по-настоящему. Если она
любит, то приедет… Пешком придет и меня еще благодарить
будет.
Да, мы
будем жить, девушка в белом платье, и вы живите, и все пусть живут, и пусть все
любят друг друга.
Пепко опять
был мил, как ребенок, и я чувствовал, что опять начинаю его
любить.
Мне
было обидно, что так нелепо поместились мои первые восторги; ведь я даже не
любил Аграфены Петровны, а отдавался простому физическому влечению.
Милый Пепко, как я его опять
любил, и он опять
был весь на этих смятых исписанных листах.
Кто-то другой взял все лучшее в жизни, этого другого
любили те красавицы, о которых мы мечтали в бессонные ночи, другой
пил полной чашей от радости жизни, наслаждался чудесами святого искусства, — я ненавижу этого другого, потому что всю молодость просидел в кукурузе…
Ей никогда и ничего не
было нужно, она ничего не требовала и
была счастлива сознанием, что ее тоже
любят — так, немножко, а все-таки
любят.
— Ну, до этого мы еще не дошли с Анной Петровной, но теоретически у всякого индивидуума в интересах продолжения вида должна
быть старшая дочь… Я даже
люблю эту теоретическую старшую дочь.