Неточные совпадения
Бросила горшки свои Фекла; села на лавку и, ухватясь руками за колена, вся вытянулась вперед, зорко глядя на сыновей. И вдруг стала такая бледная, что краше во гроб кладут. Чужим теплом Трифоновы дети не грелись, чужого куска не едали, родительского дома отродясь не покидали. И никогда у отца с матерью на мысли того не бывало, чтобы когда-нибудь их сыновьям довелось на чужой стороне хлеб добывать.
Горько бедной Фекле. Глядела, глядела старуха на своих соколиков и заревела в источный голос.
Она встала и, закрыв лицо передником,
горько заплакала. Аксинья Захаровна бросила перемывать чашки и сказала, подойдя к дочери...
Горько бывало безродной сиротке глядеть, как другие ребятишки отцом, матерью пригреты, обуты, одеты, накормлены, приголублены, а ее кто приласкает, ей кто доброе словечко хоть в Светло Христово воскресенье вымолвит?
Горько житье мое, кумушка!
—
Горько мне стало на родной стороне. Ни на что бы тогда не глядел я и не знай куда бы готов был деваться!.. Вот уже двадцать пять лет и побольше прошло с той поры, а как вспомнишь, так и теперь сердце на клочья рваться зачнет… Молодость, молодость!.. Горячая кровь тогда ходила во мне… Не стерпел обиды, а заплатить обидчику было нельзя… И решил я покинуть родну сторону, чтоб в нее до гробовой доски не заглядывать…
Много и
горько плакала мать над дочерью, не коря ее, не браня, не попрекая. Молча лила она тихие, но жгучие слезы, прижав к груди своей победную голову Матренушки… Что делать?.. Дело непоправимое!..
— Ей-Богу, право, — продолжала головщица. — Да что? Одно пустое это дело, Фленушка. Ведь без малого целый год глаз не кажет окаянный… Ему что? Чай, и думать забыл… А тут убивайся, сохни… Не хочу, ну его к ляду!.. Эх, беднота, беднота!.. — прибавила она,
горько вздохнув. — Распроклятая жизнь!
И
горько зарыдала Аксинья Захаровна, припав к столу головою…
Ох, каково было
горько тогда…
— Помнишь, каково нам
горько было тогда!.. Кажись, и махонькой был, а кручина с ног нас сбила… Теперь такой же бы был!.. Ровесник ему, и звали тоже Алешей… Захаровна!.. Не сам ли Бог посылает нам сынка заместо того?.. А?..
Ты дома не живешь, ничего не слышишь, а мне куда
горько слушать людские-то пересуды…
Не знаете вы, каково
горько без матери сиротами-то жить!..
— Ох, искушение!.. — глубоко и
горько вздохнул Василий Борисыч.
Горько жаловалась на Марью Гавриловну…
— Помирает!.. — всхлипывая, молвил Никифор и
горько, по-детски заплакал…
—
Горько тебе… Обиду какую я сделала!.. — жалобно продолжала Настя.
Не судил мне Господь с тобой пожить,
Покидала ты меня, горюшу, раным-ранешенько,
Миновалася жизнь моя хорошая,
Наступило
горько слезовое времечко…
Горько показалось это старушке, слезы у ней на глазах даже выступили…
— Чужбина-то ведь больно непотачлива, —
горько молвила, утирая слезы, Абрамовна.
Куда как досадно, куда как
горько было это ревнивой каноннице.
— Ох, уж и Никита-то Васильич твои же речи мне отписывает, —
горько вздохнула Манефа. — И он пишет, что много старания Громовы прилагали, два раза обедами самых набольших генералов кормили, праздник особенный на даче им делали, а ни в чем успеха не получили. Все, говорят, для вас рады сделать, а насчет этого дела и не просите, такой, дескать, строгий о староверах указ вышел, что теперь никакой министр не посмеет ни самой малой ослабы попустить…
— Не дадут! —
горько улыбнувшись, молвил Василий Борисыч. — Мало вы знаете их, матушка, московских-то наших тузов!.. Как мы с Жигаревым из Белой-то Криницы приехали, что они тогда?.. Какую засту́пу оказали?.. Век того не забуду…
И,
горько зарыдав, закрыла лицо руками и тяжело опустилась на кресло.
— О судьбе твоей все думаю… Недолго мне, Фленушка, на свете жить. Помру, что будет с тобой?.. Душа мутится, дух замирает, только об этом подумаю. Всякий тебя обидит, никакой у тебя заступы не будет…
Горько будет тебе в злобе мира, во всех суетах его… — Так, взволнованным голосом, склонив голову на плечо Фленушки, говорила Манефа.
— Нет никакой у нас грамоты, —
горько вздохнула Евтропия. — Если и была, видно, в пожар погорела.
В четверть часа собралась Маргарита.
Горько было столь поспешно уезжать и Анне Сергеевне, и кормившей горячими блинами Василья Борисыча Грушеньке. Но делать нечего, надо проститься с утехами, надобно ехать на плач да на горе.
— Каково-то мне
горько в сиротстве жить, каково-то мне жить сиротой беззаступною!.. Натерпеться мне, сироте, всякой всячины: и холоду, и голоду, и горя-обиды великия!.. Зародила ты меня, матушка, нá горе, наделила меня участью горькою, что живу-то я, сиротинушка, во злой во неволюшке, со чужими людьми со безжалостными!..
Наклонив голову и закрыв лицо руками, безмолвно сидела у стола Фленушка.
Горько она рыдала.
И разошлись. Бойко прошел Самоквасов в обитель Бояркиных, весело прошла пó двору Фленушка, но, придя в горницу, заперлась на ключ и, кинувшись ничком в постелю,
горько зарыдала.
Те даже не оправдывались: присели на ступеньках келарии и
горько плакали, причитая...
Фленушка тоже всю ночь не спала. Запершись нá крюк, всю ночь просидела она на постели и
горько,
горько проплакала, держа в руках золотое колечко. То было подаренье Петра Степаныча.
— Ах она, бесстыдная!.. Ах она, безумная!.. Глякось, какое дело сделала!.. Убила ведь она матушку Манефу!.. Без ножа зарезала! При ее-то хилом здоровьице, да вдруг такое горе!.. —
горько воскликнула Аксинья Захаровна, и слезы показались в глазах ее.