Неточные совпадения
Провожая Снежковых, Патап Максимыч не только не
повел речи про сватовство, но даже намека не сделал, а когда на прощанье Данило Тихоныч завел было речь
о том, Патап Максимыч сказал ему...
И зачнет он
вести умильную беседу
о пустынном житии, но Спасова имени не поминает — тем только и можно опознать окаянного…
— Когда Господь поволит мать сыру-землю наградить, — продолжал Артемий, — пошлет он ангела небесного на солнце и
велит ему иверень [Иверень — осколок, черепок, небольшая отбитая часть от какой-нибудь вещи.] от солнца отщербить [Отщербить — отбить, отломить, говоря
о посуде и вообще
о хрупкой вещи.] и вложить его в громовую тучу…
Мать София не выходила еще из Манефиной кельи, но сироты, уж Бог их знает как, проведали
о предстоящей раздаче на блины и на масло, пришли к заутрене и, отслушав ее, разбрелись по обители: кто на конный двор, кто в коровью избу, а кто и в келарню, дожидаться, когда позовет их мать игуменья и
велит казначее раздать подаянье, присланное Патапом Максимычем.
Но когда Аксинья Захаровна
повела речь
о смерти, наболевшее сердце Насти захолонуло — и стало ей жаль доброй, болезной матери.
Повестили о том сиротам и по всем обителям.
— Кто их знает… Дело хозяйское!.. Мы до того не доходим, — сказал Ефрем, но тотчас же добавил: — Болтают по деревне, что собралась она в Комаров ехать, уложились, коней запрягать
велели, а она, сердечная, хвать
о пол, ровно громом ее сразило.
В тот самый вечер, как мать Манефа сидела у Марьи Гавриловны и
вела грустные речи
о падении, грозящем скитам Керженским, Чернораменским, Василий Борисыч, помазав власы своя елеем, то есть, попросту говоря, деревянным маслом, надев легонький демикотоновый кафтанчик и расчесав реденькую бородку, петушком прилетел в келарню добродушной Виринеи.
Но вот окидывает он глазами — сидят все люди почтенные,
ведут речи степенные, гнилого слова не сходит с их языка:
о торговых делах говорят,
о ценах на перевозку кладей,
о волжских мелях и перекатах.
На ту пору у Колышкина из посторонних никого не было. Как только сказали ему
о приходе Алексея, тотчас
велел он позвать его, чтоб с глазу на глаз пожурить хорошенько: «Так, дескать, добрые люди не делают, столь долго ждать себя не заставляют…» А затем объявить, что «Успех» не мог его дождаться, убежал с кладью до Рыбинска, но это не беда: для любимца Патапа Максимыча у него на другом пароходе место готово, хоть тем же днем поступай.
Видит, в углубленье меж холмов, под ветвистым дубом, сидит человек с десяток мужчин и женщин: не поют, не читают, а
о чем-то тихонько беседу
ведут. Возле них небольшой костер сушникá горит. Тускло горит он, курится — дымится, и нет веселья вокруг… то не купальский костер.
— Сами извольте считать, — сказал Самоквасов. —
О ту пору, как Пугачев Казань зорил, жена у дедушки без
вести пропала; дедушка наш настояший, Гордей Михайлыч, после матери тогда по другому годочку остался.
Четверо за чаем сидело, когда в уютные горенки Марьи Гавриловны вступил совсем упавший духом Василий Борисыч. Кроме Патапа Максимыча, были тут Марко Данилыч, Михайло Васильич да кум Иван Григорьич. Вчерашнего похмелья на них и следов не осталось. Чинно, степенно сидели они, дельные речи
вели —
о торговых делах толковали. Про волжские низовья, про астраханские рыбные промыслы шла у них речь. Марко Данилыч был знатоком этого дела. Был он один из главных поволжских рыбных торговцев.
Довольное время и после того
вели они разговоры
о разных делах. И Петр Степаныч Смолокурову очень понравился.
Не мадригалы Ленский пишет // В альбоме Ольги молодой; // Его перо любовью дышит, // Не хладно блещет остротой; // Что ни заметит, ни услышит // Об Ольге, он про то и пишет: // И полны истины живой // Текут элегии рекой. // Так ты, Языков вдохновенный, // В порывах сердца своего, // Поешь бог ведает кого, // И свод элегий драгоценный // Представит некогда тебе // Всю
повесть о твоей судьбе.
«…на его место, — шепотом читал он дальше, — прочат в министры князя И. В., а товарищем И. Б — а… Женщины подняли гвалт… П. П. проиграл семьдесят тысяч… X — ие уехали за границу… Тебе скучно, вижу, что морщишься — спрашиваешь — что Софья Николаевна (начал живее читать Райский): сейчас, сейчас, я берег
вести о ней pour la bonne bouch [на закуску (фр.).]…»
Напротив, в то смутное первое мгновение на кровати, сейчас по уходе Настасьи Егоровны, я даже и не останавливался на Ламберте, но… меня захватила пуще всего
весть о ней, о разрыве ее с Бьорингом и о счастье ее в свете, о праздниках, об успехе, о «блеске».
Неточные совпадения
Негромко и неторопко //
Повел рассказ Ионушка // «
О двух великих грешниках», // Усердно покрестясь.
Правдин. Я
поведу его в мою комнату. Друзья, давно не видавшись,
о многом говорить имеют.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было
о нем ни слуху, ни
вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова.
О матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих не очень тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему
велю…
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог
велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.