Неточные совпадения
Манефа, напившись чайку с изюмом, —
была великая постница, сахар почитала скоромным и сроду не употребляла его, — отправилась в свою комнату и там стала расспрашивать Евпраксию о порядках в братнином доме: усердно ли Богу молятся, сторого ли посты соблюдают, по скольку кафизм в день она прочитывает; каждый ли
праздник службу правят, приходят ли
на службу сторонние, а затем свела речь
на то, что у них в скиту большое расстройство идет из-за епископа Софрония, а другие считают новых архиереев обли́ванцами и слышать про них не хотят.
— Только-то? — сказала Фленушка и залилась громким хохотом. — Ну, этих пиров не бойся, молодец. Рукобитью
на них не бывать! Пусть их теперь праздничают, — а лето придет, мы запразднуем: тогда
на нашей улице
праздник будет… Слушай: брагу для гостей не доварят, я тебя сведу с Настасьей. Как от самой от нее услышишь те же речи, что я переносила, поверишь тогда?.. А?..
Тогда только и
праздник был ей, как иная баба, обозлясь
на мужа либо
на свекра, обносочек какой
на сиротку наденет.
— Ты знаешь, каково мне, крестнинька. Я тебе сказывала, — шепотом ответила Настя. — Высижу вечер, и завтра все
праздники высижу; а веселой
быть не смогу… Не до веселья мне, крестнинька!.. Вот еще знай: тятенька обещал целый год не поминать мне про этого. Если слово забудет да при мне со Снежковыми
на сватовство речь сведет, таких чудес натворю, что, кроме сраму, ничего не
будет.
Тут только заметил Никифор Алексея. Злобно сверкнули глаза у него. «А! девушник! — подумал он. — И ты тут! Да тебя еще смотреть за мной приставили! Постой же ты у меня!..
Будет и
на моей улице
праздник!» И с лукавой усмешкой посмотрел
на Фленушку.
— Не слыхал?.. — с лукавой усмешкой спросил паломник. — А из чего это у тебя сделано? — спросил он Патапа Максимыча, взявши его за руку,
на которой для
праздника надеты
были два дорогих перстня.
Брагу да сусло
пьют и в зимницах, но понемногу и то
на праздниках да после них…
— Да уж, видно, надо
будет в Осиповку приехать к тебе, — со стонами отвечал Стуколов. — Коли Господь поднимет, праздник-от я у отца Михаила возьму… Ох!.. Господи помилуй!.. Стрельба-то какая!.. Хворому человеку как теперь по распутице ехать?.. Ох… Заступнице усердная!.. А там
на Фоминой к тебе
буду… Ох!.. Уксусу бы мне, что ли, к голове-то, либо капустки кочанной?..
В своей-то обители толковали, что она чересчур скупа, что у ней в подземелье деньги зарыты и ходит она туда перед
праздниками казну считать, а за стенами обители говорили, что мать Назарета просто-напросто запоем
пьет и, как
на нее придет время, с бочонком отправляется в подземелье и сидит там, покаместь не усидит его.
— Тятенька с маменькой беспременно наказывали у них
на празднике быть. Родительская воля, Патап Максимыч.
— Не шелковы рубахи у меня
на уме, Патап Максимыч, — скорбно молвил Алексей. — Тут отец убивается, захворал от недостатков, матушка кажду ночь плачет, а я шелкову рубаху вдруг вздену! Не так мы, Патап Максимыч, в прежние годы великий
праздник встречали!.. Тоже
были люди… А ноне — и гостей угостить не
на что и сестрам
на улицу не в чем выйти… Не ваши бы милости, разговеться-то нечем бы
было.
На Пасхе усопших не поминают. Таков народный обычай, так и церковный устав положил… В великий
праздник Воскресенья нет речи о смерти, нет помина о тлении. «Смерти празднуем умерщвление!..» —
поют и в церквах и в раскольничьих моленных, а
на обительских трапезах и по домам благочестивых людей читаются восторженные слова Златоуста и гремят победные клики апостола Павла: «Где ти, смерте жало? где ти, аде победа?..» Нет смерти, нет и мертвых — все живы в воскресшем Христе.
Каждое происходит
на особом месте, где,
быть может, во время оно совершались языческие
праздники Яриле.] гулять…
Не раз останавливалась она
на коротком пути до часовни и радостно сиявшими очами оглядывала окрестность… Сладко
было Манефе глядеть
на пробудившуюся от зимнего сна природу, набожно возводила она взоры в глубокое синее небо… Свой
праздник праздновала она, свое избавленье от стоявшей у изголовья смерти… Истово творя крестное знаменье, тихо шептала она, глядя
на вешнее небо: «Иже ада пленив и человека воскресив воскресением своим, Христе, сподоби мя чистым сердцем тебе пети и славити».
Пропел с ними стихеры и воззвахи
на все господские
праздники, принялся за догматики; вдруг занятия его с девицами порасстроились, в Осиповку
на похороны надо
было им уехать.
— Про Иргиз-от, матушка, давеча мы поминали, — подхватил Василий Борисыч. — А там у отца Силуяна [Силуян — игумен Верхнего Преображенского монастыря в Иргизе, сдавший его единоверцам в 1842 году.] в Верхнем Преображенском завсегда по большим
праздникам за трапезой духовные псальмы, бывало,
поют.
На каждый
праздник особые псальмы у него положены. И в Лаврентьеве за трапезой псальмы распевали, в Стародубье и доныне
поют… Сам не раз слыхал, певал даже с отцами…
Весенние гулянки по селам и деревням зачинаются с качелей Святой недели и с радуницких хороводов. Они тянутся вплоть до Петрова розговенья.
На тех гулянках водят хороводы обрядные,
поют песни заветные — то останки старинных
праздников, что справляли наши предки во славу своих развеселых богов.
Разоренная Питиримом часовня Софонтьева скита ставлена
была во имя этого
праздника, и, по скитскому обычаю, ежегодно
на этот
праздник сбирались к Софонтию прихожие богомольцы, для них поставлялись у него столы с великими кормами и чинились великие учреждения [Угощение.].
—
На празднике быть обещалась, а
на собрание не хочет идти, — ответила Фленушка.
— Кáноны!.. Как не понимать!.. — ответил Алексей. — Мало ли их у нас, кано́нов-то… Сразу-то всех и келейница не всякая вспомнит…
На каждый
праздник свой канóн полагается,
на Рождество ли Христово,
на Троицу ли,
на Успенье ли — всякому
празднику свой… А то
есть еще канóн за единоумершего, канóн за творящих милостыню… Да мало ли их… Все-то канóны разве одна матушка Манефа по нашим местам знает, и то навряд… куда такую пропасть
на памяти держать!.. По книгам их читают…
А Паранька меж тем с писарем заигрывала да заигрывала… И стало ей приходить в голову: «А ведь не плохое дело в писарихи попасть.
Пила б я тогда чай до отвалу, самоваров по семи
на день!
Ела бы пряники да коврижки городецкие, сколь душа примет. Ежедень бы ходила в ситцевых сарафанах, а по
праздникам бы в шелки наряжалась!.. Рубашки-то
были бы у меня миткалевые, а передники, каких и
на скитских белицах нет».
Да справившись, выбрал ночку потемнее и пошел сам один в деревню Поромову, прямо к лохматовской токарне. Стояла она
на речке, в поле, от деревни одаль. Осень
была сухая. Подобрался захребетник к токарне, запалил охапку сушеной лучины да и сунул ее со склянкой скипидара через окно в груду стружек. Разом занялась токарня… Не переводя духу, во все лопатки пустился бежать Карп Алексеич домой, через поле, через кочки, через болота… А
было то дело накануне постного
праздника Воздвиженья Креста Господня.
— Не кручинься, моя ягодка, не горюй, яблочко наливчатое, — отвечал Морковкин, обнимая свою разлапушку. — Бог милостив:
будет праздник и
на нашей улице… А Трифона Михайлыча, нужды нет, что меня не жалует, уважить я завсегда готов… Что ни
есть нажитого, все, до последней копейки, рад ему отдать… Так и скажи Фекле Абрамовне.
И стали боголюбивые старцы и пречестные матери во дни, старым празднествам уреченные, являться
на Светлый Яр с книгами, с крестами, с иконами… Стали
на берегах озера читать псалтырь и
петь каноны, составили Китежский «Летописец» и стали читать его народу, приходившему справлять Ярилины
праздники. И
на тех келейных сходбищах иные огни затеплились — в ночь
на день Аграфены Купальницы стали подвешивать к дубам лампады, лепить восковые свечи, по сучьям иконы развешивать…
Рада
была уставщица, наперед знала она, что похвалит ее Манефа за то, что зазвала
на обительский
праздник столь богатого и чивого «благодетеля»… Ста два целковых беспременно выпадет от него
на честную обитель, да с которой-нибудь из восьми баржей достанется
на ее долю добрый запас белуги и осетрины, икры и вязиги, балыков и молок с жирами и всяких иных рыбных снедей. Щедр
на подаяния в прежнее время бывал Смолокуров.
Чин чином справили свой
праздник Бояркины. Постороннего народа за столами
на широком дворе и почетных гостей в тесной келарне
было немало. Всем учрежденье за трапезой
было довольное. Все обошлось хорошо, уставно и в должном порядке. И когда по окончании обеда остались в келарне только свои, утомленная хлопотами мать Таисея, присев
на лавочке, радостно перекрестилась и молвила...
— Знатные гости
на празднике будут, надо, чтоб все по-хорошему
было: Смолокуров Марко Данилыч с Дунюшкой приедет, Патап Максимыч обещался, Самоквасов племянник здесь… Опять же матери со всех обителей наедут — согласные и несогласные… Угощенье тут первое дело, надо, чтоб видели все наше строительство, все бы хозяйственность нашу ценили… Варенцов много ли?
— Так вот что, — слегка улыбнувшись, перебила Манефа. — Так делу
быть: Евдокею ко мне в келью, Устинью в дорогу…
На другой день
праздника мы ее и отправим.
Таков
на Петров день бабам дается приказ от отцов да от свекоров, и накануне
праздников зачинается вкруг печей возня-суетня. Дела по горло, а иной хозяюшке вдвое того:
есть зять молодой — готовь ему, теща, петровский сыр,
есть детки богоданные — пеки тобо́лки [Пресные пироги с творогом.], неси их крестникам
на рóзговенье, отплачивай за пряники, что приносили тебе
на поклон в Прощено воскресенье вечером [Обычай
на Севере, а отчасти в Средней России.].
Хитры
были, догадливы келейные матери. В те самые дни, как народ справлял братчины, они завели по обителям годовые
праздники. После торжественной службы стали угощать званых и незваных, гости охотно сходились праздновать
на даровщину. То же пиво, то же вино, та же брага сыченая, те же ватрушки, пироги и сочовки, и все даровое. Молёного барашка нет, а зато рыбы —
ешь не хочу. А рыба такая, что серому люду не всегда удается и поглядеть
на такую… Годы за годами — братчин по Керженцу не стало.
И когда речи о Шарпанской Богородице
были покончены, Августа всех бывших
на собранье звала
на праздник Казанской к ней в Шарпан, чтоб там соборне отпеть перед тою иконой молебный канон о сохранении в безмятежном мире обителей Керженских и Чернораменских. И все согласились, даже мать Фелицата, не любившая строгую подвижную Августу.
— Пожалуй, что лучше не ездить, — подумав, сказала Манефа. — Хоть в том письме, что сегодня пришло, про Шарпан не помянуто, однако ж допрежь того из Петербурга мне
было писано, что тому генералу и Шарпан велено осмотреть и казанскую икону отобрать, если докажется, что к ней церковники
на поклонение сходятся. И сама бы я не поехала, да нельзя. Матушка Августа
была у нас
на празднике, нельзя к ней не съездить.
Тогда ищи его, как же ему тогда рассказать, что
будет на Шарпанском
празднике.
И то
было еще до отъезда Манефы
на праздник в Шарпанский скит.