Неточные совпадения
Зашабашили к обеду. Алексею не до еды. Пошел было в подклет, где посуду красят, но повернул к лестнице, что
ведет в верхнее жилье дома, и на нижних ступенях остановился. Ждал он тут с четверть часа, видел, как пробрела поверху через сени
матушка Манефа, слышал громкий топот сапогов Патапа Максимыча, заслышал, наконец, голос Фленушки, выходившей из Настиной светлицы. Уходя, она говорила: «Сейчас приду, Настенька!»
— До вас, Патап Максимыч, — отвечала она плаксивым голосом. — Беда у меня случилась, не знаю, как и пособить.
Матушка Манефа пелену
велела мне в пяльцах вышивать. На срок, к Масленице, поспела бы беспременно.
— В два часа за полночь
велела я в било ударить, — отвечала мать Аркадия. — Когда собрались, когда что — в половине третьего пение зачали. А пели,
матушка, утреню по минеи. У местных образов новы налепы горели, что к Рождеству были ставлены, паникадила через свечу зажигали.
— Всяко бывало,
матушка, — отвечала уставщица. — Служили с полиелеем, служили рядовую. В уставе сказано: «Аль
велит настоятель».
— Вам,
матушка, завтра в баньку не сходить ли? Да редечкой
велели бы растереть себя, — сказала, обращаясь к игуменье, ключница мать София.
Засуетились по кельям… «С
матушкой попритчилось!..
Матушка умирает», — передавали одни келейницы другим, и через несколько минут
весть облетела всю обитель… Сошлись матери в игуменьину келью, пришла и Марья Гавриловна. Все в слезах, в рыданьях. Фленушка, стоя на коленях у постели и склонив голову к руке Манефы, ровно окаменела…
— Знаю, — перебила Настя. — Все знаю, что у парня на уме: и хочется, и колется, и болит, и
матушка не
велит… Так, что ли? Нечего глазами-то хлопать, — правду сказала.
— Ехать пора мне, — сказал он задрожавшим от такой
вести голосом. —
Матушка Манефа скорей наказывала ехать… Путь не ближний… Лошади заложены.
Таня пришла, сказала, что приказчик уезжает, кони заложены, матушка-де Манефа ехать скорей
велит.
И то порешили, чтоб на Петров день старицы из Улангерских обителей ехали к
матушке Манефе соборовать, что надо делать, что предпринять при таких тревожных
вестях.
— Как же,
матушка, со всеми простился, — ответил Петр Степаныч. — И со сродниками, и с приказчиками, и со всеми другими домашними, которы на ту пору тут прилучились. Всех к себе
велел позвать и каждого благословлял, а как кого зовут, дядюшка подсказывал ему. Чуть не всех он тут впервые увидел… Меня хоть взять — перед Рождеством двадцать седьмой мне пошел, а прадедушку чуть-чуть помню, когда еще он в затвор-от не уходил.
—
Матушке Манефе отдать
велел или сам ты станешь делить? — спросила Таисея, зорко взглянув на Самоквасова.
Сама знаю,
матушка, что им хоть бы вот у тебя и лучше бы было и спокойнее, да уж ихние старики, дай им Господи доброго здравия и души спасения, по своему милосердию к нашему убожеству,
велят им у меня останавливаться.
— Торопит больно Тимофей-то Гордеич… Крепко-накрепко наказывает, нимало б я не медлила, тотчас бы читалку к нему отправляла… Ума не приложу… Яви милость,
матушка!..
Вели скорее, — сдерживая рыданья, униженно молила Таисея.
— А ты полно губу-то кверху драть!.. Слушай, да ни гугу — слова не вырони… — говорила Фленушка. — Устинью на другой день праздника в Казань. Васенька в Ша́рпан не поедет —
велим захворать ему, Параша тоже дома останется… Только
матушка со двора, мы их к попу… Пируй, Маруха!..
И сведала я от них,
матушка, для нашего жительства
вести неполезные — вышло строгое приказанье: все наши обители порешить беспременно.
— Нет,
матушка Маргарита, нет, — отвечала опытная во всяких делах, в самый сенат писавшая просьбы Феозва. — Не такое дело, никакими просьбами тут не пособишь. Царско уложенье что Божье веленье — су́против его не пойдешь… Терпеть надо,
матушка, терпеть! На то власть Создателя! Господь сам терпел и нам
повелел…
— Чего дивить на них,
матушка?.. — отозвалась Юдифа. — Люди богатые, а богатому везде простор да своя воля… Убогому — как
велят, богатому — как, дескать, сами изволим.
— Поезжай с Богом,
матушка, поезжай, — сказала Манефа. — Управляйся с Божьей помощью, авось успеешь… И другим матерям посоветуй! Да потише бы дело
вели, не огласилось бы. Не то до всего докопаются. Зря станете делать, недолго и сторонних в ответ привести. Не всем советуй, надежным только… Главное дело, было б шито да крыто… А как Царица Небесная поможет тебе управиться, отпиши поподробнее.
— Не в свахи, а вместо матери, — перервала ее Дуня. — Не привел Господь
матушке меня выростить. Не помню ее, по другому годочку осталась. А от тебя, Грунюшка, столь много добра я видела, столько много хороших советов давала ты мне, что я на тебя как на мать родную гляжу. Нет, уж если Бог
велит, ты вместо матери будь.
— Успеешь,
матушка. Не на радость едем, успеешь отцовскими-то побоями налакомиться, — молвил с досадой Василий Борисыч и
велел жене идти в свою комнату, тем отзываясь, что надо ему с Феклистом Митричем поговорить.
Неточные совпадения
Свекровь-матушке // Поклонилася: // Свекровь-матушка, // Отними меня // От лиха мужа, // Змея лютого! // Свекровь-матушка //
Велит больше бить, //
Велит кровь пролить…
Велел родимый батюшка, // Благословила
матушка, // Поставили родители // К дубовому столу, // С краями чары налили: // «Бери поднос, гостей-чужан // С поклоном обноси!» // Впервой я поклонилася — // Вздрогну́ли ноги резвые; // Второй я поклонилася — // Поблекло бело личико; // Я в третий поклонилася, // И волюшка скатилася // С девичьей головы…
Г-жа Простакова. О
матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих не очень тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему
велю…
Карл Иваныч снял халат, надел синий фрак с возвышениями и сборками на плечах, оправил перед зеркалом свой галстук и
повел нас вниз — здороваться с
матушкой.
Феклуша. Это,
матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную
ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь посылает.