Неточные совпадения
Сама ты, говорю ей, паскуда, и мать-то твоя паскудная
была, да и тетка тоже, Матрешка-то калачница, весь, говорю,
род твой самый подлеющий, а ты смеешь этак честную девицу порочить…
Называла по именам дома богатых раскольников, где от того либо другого
рода воспитания вышли дочери такие, что не приведи Господи: одни Бога забыли, стали пристрастны к нововводным обычаям, грубы и непочтительны к родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все, сколько ни знала их Макрина, одна другой глупее вышли, все как
есть дуры дурами — ни встать, ни сесть не умеют, а чтоб с хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
Другого
рода книг не
было в шкапах Марка Данилыча, другие считал он либо «богоотводными», либо «потешными».
— И господ не мало, — ответил Морковников. — В
роду Марьи Ивановны довольно
было фармазонов. А
род алымовский, хороший
род, старинный, столбовой… Да что Алымовы!.. Из самых, слышь, важных, из самых сильных людей в Петербурге
есть фармазоны.
— Мы с тобой не доживем, хоть бы писано на
роду нам
было по сотне годов прожить… Сразу старых порядков не сломаешь. Поломать сильной руке, пожалуй, и можно, да толку-то из того не выйдет… Да хотя бы и завелись новые порядки, так разве Орошины да Смолокуровы так вдруг и переведутся?.. Станут только потоньше плутовать, зато и пошире.
— На глаза не пущает меня, — ответил Петр Степаныч. — Признаться, оттого больше и уехал я из Казани; в тягость стало жить в одном с ним дому… А на квартиру съехать,
роду нашему
будет зазорно. Оттого странствую — в Петербурге пожил, в Москве погостил, у Макарья, теперь вот ваши места посетить вздумал.
— Мудреные дела, мудреные!.. — покачивая головой, проговорила Манефа и, выславши вошедшую
было Евдокею келейницу, стала сама угощать Самоквасова чаем, а перед тем, как водится, водочкой, мадерцей и всякого
рода солеными и сладкими закусками.
— Удивительное дело! — молвил Марко Данилыч. — Насчет питья у нас, по простому народу, говорится: «
Пить воду не барскому
роду». А насчет постничанья, так ноне господа и во святую четыредесятницу
едят что ни попало. А вы, матушка, и в мясоед таково строго поститесь…
Торговлей добывал он достаточно, но по
роду ее необходимо
было ему всегда иметь при себе немалые деньги.
— Знающие люди доподлинно так заверяют, — спокойно ответил Чубалов. — Опять же у нас насчет самых редкостных вещей особые записи ведутся. И так икона с записью.
Была она после также комнатной иконой у царевны Евдокии Алексеевны, царя Алексея Михайловича меньшой дочери, а от нее господам Хитровым досталась, а от них в другие
роды пошла, вот теперь и до наших рук доспела.
Пришла Пасха, и наемный люд, что работал у него на прядильнях и рубил суда, получив расчет в Великий четверг, разошелся на праздник по своим деревням; остались лишь трое,
родом дальние; на короткую побывку не с руки
было им идти.
Была одна лавка с иконами и со всякого
рода старинкой.
А чаще и больше всего споров ведется про антихриста, народился он, проклятый, или еще нет, и каков он собой: «чувственный», то
есть с руками, с ногами, с плотью и с кровью, или только «духовный» — невидимый и неслышимый, значит, духом противления Христу и соблазнами
рода человеческого токмо живущий…
И деды наши, и прадеды вашим родителям, матушка, вашему светлому, столбовому
роду были верными слугами…
Навряд ли русских они опасались, у самих у них
есть много разных
родов, и каждый
род только и выжидает, как бы у другого добычу отбить.
Во всех трухменских
родах были у него друзья-приятели, они ему и доставляли русских.
Была и роговая музыка,
было два хора певчих, актеры оперные, балетные, драматические, живописцы, всякого
рода ремесленники, и все крепостные.
Два сына Александра Федорыча тоже дома воспитывались — целый флигель наполнен
был их гувернерами и разного
рода учителями, от высшей математики до верховой езды и фехтованья.
Изводился старый славный
род князей Хабаровых, один последыш в живых оставался — престарелый князь Федор княж Иваныч, что,
будучи еще в молодых годах, под Казань ходил с первым царем Иваном Васильевичем…
Прежде, когда Княж-Хабаровым монастырем правили люди из хороших
родов, призревалось в нем до сотни на войне раненных и увечных,
была устроена обширная больница не только для монахов, но и для пришлых, а в станноприимном доме по неделям получали приют и даровую пищу странники и богомольцы,
было в монастыре и училище для поселянских детей.
Так угасли и
былая слава, и
былое богатство обители, согражденной последышем в
роде князей Хабаровых.
Роду был, разумеется, поповского и сам попом прежде
был, но потом волей-неволей должен
был принять на себя ангельский чин.
Родом и жительством
был костромич, рыбник не крупный, такая же мелкая сошка.
И наших сельских девушек к себе зазывала, потчевала их всем хорошим и
была такая приветливая, что ровно бы и не барского
рода, а из простых.
В досаде на Марью Ивановну и даже на Дуню, в досаде на Дарью Сергевну, даже на самого себя, пошел Марко Данилыч хозяйство осматривать. А у самого сердце так и кипит… Ох, узнать бы обо всем повернее! И ежели
есть правда в речах Дарьи Сергевны да попадись ему в руки Марья Ивановна, не посмотрел бы, что она знатного
роду, генеральская дочь — такую бы ческу задал, что своих не узнала бы… И теперь уж руки чешутся.
От
роду было ему сто лет и двадцать, а подружию его Арине Нестеровне сто лет ровно.
После того и хозяева и гости, напившись чаю и покушав праздничного пирога, со всякого
рода прибавленьицами, пошли в сад, где уж
были накрыты столы для угощенья крестьян.
Опытный в делах подобного
рода, петербургский чиновник, войдя в шарпанскую моленную, приказал затушить все свечи. Когда приказание его
было исполнено, свет лампады, стоявшей пред образом Казанской Богородицы, обозначился. Взяв его на руки, обратился он к игуменье и немногим бывшим в часовне старицам со словами...
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого
рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С
родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Молчать! уж лучше слушайте, // К чему я речь веду: // Тот Оболдуй, потешивший // Зверями государыню, //
Был корень
роду нашему, // А
было то, как сказано, // С залишком двести лет.
Был господин невысокого
рода, // Он деревнишку на взятки купил, // Жил в ней безвыездно // тридцать три года, // Вольничал, бражничал, горькую
пил, // Жадный, скупой, не дружился // с дворянами, // Только к сестрице езжал на чаек; // Даже с родными, не только // с крестьянами,
Да
был тут человек, // Павлуша Веретенников // (Какого
роду, звания, // Не знали мужики, // Однако звали «барином».