Неточные совпадения
По съеме на откуп казенных
вод Мокею Данилычу, до той поры как с ловцами рядиться, гулевых
дней оставалось недели с три.
Дня три везли до вольной
воды на санях съестные припасы, дрягалки, кротилки, чекмари́ и ружья.
В тех огражденных от ветра шиханах тюлени детенышей выводят и оставляют там до весны, по нескольку раз на
дню вылезая из
воды через «лазки» покормить детенышей.
Оставшись с Дуней, Дарья Сергевна
раздела ее и уложила в постель. В соседней горнице с молитвой налила она в полоскательную чашку чистой
воды на уголь, на соль, на печинку — нарочно на всякий случай ее с собой захватила, — взяла в рот той
воды и, войдя к Дуне, невзначай спрыснула ее, а потом оставленною
водой принялась умывать ей лицо, шепотом приговаривая...
Шумит, бежит пароход, то и
дело меняются виды: высятся крутые горы, то покрытые темно-зеленым орешником, то обнаженные и прорезанные глубокими и далеко уходящими врáгами. Река извивается, и с каждым изгибом ее горы то подходят к
воде и стоят над ней красно-бурыми стенами, то удаляются от реки, и от их подошвы широко и привольно раскидываются ярко-зеленые сочные покосы поемных лугов. Там и сям на венце гор чернеют ряды высоких бревенчатых изб, белеют сельские церкви, виднеются помещичьи усадьбы.
— Виноват, батюшка Марко Данилыч, — боязливо промолвил он, чуть не в землю кланяясь Смолокурову. — Всего-то вчерашний
день завел, тонул, сердечный, жалко стало песика — вынул его из
воды… Простите великодушно!.. Виноват, Марко Данилыч.
— Какие
дела?.. Ни с ним, ни с родителем его
дел у меня никаких не бывало, — маленько, чуть-чуть смутившись, ответил Доронин. — По человечеству, говорю, жалко. А то чего же еще? Парень он добрый, хороший —
воды не замутит, ровно красная девица.
— Да уж хоть сколько бы нибудь да взять… Не в
воду ж в самом
деле товар-то кидать!.. Похлопочи, сделай милость, Марко Данилыч, яви Божескую милость… Век не забуду твоего одолженья.
Казалось, бурей они были на берег выброшены, а в самом
деле нарочно вытащены из
воды и опрокинуты.
— На то кредит… Без кредиту шагу нельзя ступить, на нем вся коммерция зиждется… Деньги что? Деньги что
вода в плесу — один год мелко, а в другой
дна не достанешь, омут. Как
вода с места на место переливается, так и деньги — на то коммерция! Конечно, тут самое главное
дело: «не зевай»… Умей, значит, работáть, умей и концы хоронить.
Малиновые переливы вечерней зари, сливаясь с ясным темно-синим небосклоном, с каждой минутой темнели. Ярко сверкают в высоте поднебесной звезды, и дрожат они на плесу, отражаясь в тихой
воде; почернел нагорный берег, стеной поднимаясь над
водою; ярчей разгорелись костры коноводов и пламенные столбы из труб стального завода, а вдали виднеется ярманка, вся залитая огнями. То и
дело над нею вспыхивает то белое, то алое, то зеленое зарево потешных огней, что жгут на лугах, где гулянья устроены.
— Ох уж эти мне затеи! — говорила она. — Ох уж эти выдумщики! Статочно ль
дело по ночам в лодке кататься! Теперь и в поле-то опасно, для того что росистые ночи пошли, а они вдруг на
воду… Разум-от где?.. Не диви молодым, пожилые-то что?
Вода ведь теперь холодна, давно уж олень копытом в ней ступил. Долго ль себя остудить да нажить лихоманку. Гляди-ка, какая стала — в лице ни кровинки. Самовар поскорее поставлю, липового цвету заварю. Напейся на ночь-то.
В тот
день, после обычного крестного хода на
воду, купцы по лавкам служили благодарные молебны за окончание
дел и раздавали при этом щедрую милостыню.
Верст из-за полутораста и больше пешком сходилась к тому
дню нищая братия,
водой из-за трех — и четырехсот верст проплывала она.
— Да как же это в самом
деле жениться-то его угораздило? Поглядел я тогда на него,
воды, кажись, не замутит, — сказал Марко Данилыч.
Все терпел, все сносил и в надежде на милости всем, чем мог, угождал наемный люд неподступному хозяину; но не было ни одного человека, кто бы любил по душе Марка Данилыча, кто бы, как за свое, стоял за добро его, кто бы рад был за него в огонь и в
воду пойти. Между хозяином и наймитами не душевное было
дело, не любовное, а корыстное, денежное.
Меркулов в самом
деле за водкой послал. Бурлаки пили, благодарили, но, как усердно ни работáли, баржа не трогалась с места, а
вода все убывала да убывала.
— Удивительное
дело! — молвил Марко Данилыч. — Насчет питья у нас, по простому народу, говорится: «Пить
воду не барскому роду». А насчет постничанья, так ноне господа и во святую четыредесятницу едят что ни попало. А вы, матушка, и в мясоед таково строго поститесь…
— И распрекрасное
дело, — молвил Марко Данилыч. — И у меня послезавтра кончится погрузка. Вот и поедем вместе на моей барже. И товар-от твой по
воде будет везти гораздо способнее. Книги не перетрутся. А мы бы дорогой-то кое-что из них и переглядели. Приходи же завтра непременно этак в ранни обедни. Беспременно зайди. Слышишь?
— Что ты все хмуришься, голубка моя?.. Что осенним
днем глядишь? — с нежностью спрашивал у дочери Марко Данилыч, обнимая ее и целуя в лоб. — Посмотрю я на тебя, ходишь ты ровно в
воду опущенная… Что с тобой, моя ясынька?.. Не утай, молви словечко, что у тебя на душе, мое сокровище.
Три деньги тебе в
день — куда хочешь, туда и
день, сыт крупой, пьян
водой, помирай как умеешь, только не на лавке под святыми, а в чистом поле, под ясным небом.
Низенький, сгорбленный, венцом седин украшенный старец, в белом как снег балахончике, в старенькой епитрахили, с коротенькой ветхой манатейкой на плечах, с холщовой лестовкой в руках,
день и ночь допускал он к себе приходящих, каждому давал добрые советы, утешал, исповедовал, приобщал запасными дарами и поил
водой из Святого ключа…
В иное время у Марка Данилыча работники — буян на буяне, а теперь от первого до последнего тише
воды, ниже травы, ходят, как линь по
дну,
воды не замутят.
— А как он не пустит-то? — сказала Матренушка. — Что у тебя, пожитков, что ли, больно много? Сборы, что ли, долгие у тебя пойдут? Пошла из дому по́
воду, а сама сюда — и
дело с концом… Да чего тут время-то волочить — оставайся теперь же. Барыня пошлет сказать дяде, чтоб он тебя не ждал. Как, Варварушка, по-твоему? — прибавила она, обращаясь к Варваре Петровне.
— Как же это? — вскликнула Аграфена Петровна. — Да ведь она души не чаяла в Марье Гавриловне. В огонь и в
воду была готова идти за нее. Еще махонькой взяла ее Марья Гавриловна на свое попеченье, вырастила, воспитала, любила, как дочь родную! Говорила, что по смерти половину именья откажет ей. И вдруг такое
дело!.. Господи! Господи!.. Что ж это такое?.. Да как решилась она?
На Пасху, на Рождество Христово, на Богоявление Господне, на Происхождение честных древ животворящего креста, а также на Успение Пресвятыя Богородицы — храм у нас в этот
день, и на
дни памяти преподобного отца нашего Стефана Савваита и священномученика Феодора, архиепископа александрийского — приделы сим угодникам Божиим устроены при нашем храме, — во все оные праздники здешние помещики, господа Луповицкие, принимают нас с животворящим крестом и со святой
водой с достодолжным благоговением и, могу сказать, с радостью.