Неточные совпадения
— Да они у нас в гостинице стоят, — сказал коридорный. —
Другу неделю здесь проживают. В двадцать первом и в двадцать втором номере, от вас через три номера. С семейством
приехали.
А
приехал он на родину уж единственным наследником после умерших вскоре один за
другим отца, старшего бездетного брата и матери.
— Таких же, как и все, — ответила Таисея. — Сначала-то в недоуменье была, и на того думала, и на
другого; чего греха таить, мекала и на тебя, и как
приехала из Питера Таифа, так все это дело и распутала, как по ниточкам. А потом и сам Патап Максимыч сказывал, что давно Василья Борисыча в зятья себе прочил.
На
другой день, а это было как раз в то утро, когда Никита Федорович впервые
приехал к невесте, в грустном безмолвье, в сердечной кручине сидела, пригорюнясь, одинокая Дуня. Вдруг слышит — кто-то тревожно кричит в коридоре, кто-то бежит, хлопают двери, поднялась беготня… Не пожар ли, не горит ли гостиница?.. Нет… «Задавили, задавили!» — кричат… И все вдруг стихло.
На
другой же день, как купил их, двое книжников
приезжало — один из Москвы,
другой изо Ржева…
Вскоре после того, как Марью Ивановну ввели по владение пустошами, сама она
приехала на новые свои земли. У миршенского крестьянина, что жил
других позажиточней, весь дом наняла она. Отдохнувши после приезда, вздумала она объехать межи своего владенья. Волостной голова, двое миршенских стариков и поверенный вместе с нею поехали.
И
другое иногда приходило на разум Марку Данилычу: «Девка на возрасте, кровь играет, замуж бы ей поскорей…» И
приезжали женихи, все люди хорошие, богатые, а из себя красавцы — двое из Москвы, один из Ярославля, один из Мурома…
Приехала Аграфена Петровна, и Дуня сначала ей обрадовалась, разговорилась было, даже повеселела, но на
другой же день опять за книги села, и «сердечный ее
друг» не мог слова от нее добиться.
— Пока ничего еще, а стала я замечать, что, как только
приехала к нам эта Марья Ивановна, Дунюшка совсем
другая стала, — понизив голос, отвечала Дарья Сергевна.
Ежели б
приехала, беспременно бы прислала за чем-нибудь на село, насчет съестного там, что ли, али чего
другого.
Уж после отправки к Дуне письма вспомнила Дарья Сергевна про Аграфену Петровну. Хоть в последнее время Дуня и переменилась к своему «
другу любезному», стала к ней холодна и почти совсем избегала разговоров с ней, однако, зная доброе сердце Аграфены Петровны, Дарья Сергевна послала к ней нарочного. Слезно просила ее
приехать к больному вместе с Иваном Григорьичем и со всеми детками, самой съездить за Дуней, а Ивана Григорьича оставить для распорядков по делам Марка Данилыча…
— Перестаньте, — сказал тот, поднимая Дарью Сергевну. — Что это вы? Я по-человеческому — со всяким то же может случиться. Со мной бы случилось, разве Марко Данилыч не
приехал бы ко мне?.. Сказано: «
Друг друга тяготы носи́те и тем исполните закон Христов».
У нее в
других губерниях находятся большие и хорошие вотчины, а
приезжает сюда в нарочитое токмо время и тогда проживает в большом доме у своих двоюродных братьев…
Иные
приехали еще накануне праздника с вечера,
другие рано поутру, и все были в церкви.
На
другой день, после того как отец Прохор воротился домой, Аграфена Петровна к нему
приехала. Сказанные им слова, что Дуня «пропала без вести», до того поразили вихоревскую тысячницу, что вся она помертвела и долгое время в себя не могла прийти. Отец Прохор догадался, что она не просто знакомая Смолокуровым, а что-нибудь поближе. Когда пришла в себя Аграфена Петровна и немного поуспокоилась, сказал он...
Никифор между тем
приехал и, получив доверенность, на
другой же день покатил в Унжу.
— Когда с Груней мы к нему
приехали, был он без языка и только одной рукой владел немножко. Груня поехала в Рязанскую губернию за дочерью его. И в тот день, как они воротились,
другой удар случился с ним. Так и покончил жизнь.
На
другой день рано поутру Аграфена Петровна послала нарочного с письмом к Патапу Максимычу. Она просила его как можно скорей
приехать в Вихорево. Чапурин не заставил себя долго ждать — в тот же день поздним вечером сидел он с Груней в ее горнице.
— А ты пустяков не плети, — сказал Патап Максимыч. — Сейчас с Груней говорил и знаю, зачем ты
приехал. Не к ней пожаловал и не к Ивану Григорьичу, а к кому-то
другому.
Он застал жену без языка. Так и не пришлось ему двух слов сказать. На похоронах он громко подпевал городецким дьячкам — скитницы не пожаловали петь к Патапу Максимычу, очень уж сердилась на брата мать Манефа, — и сама не поехала и
другим не велела ездить. Все ее слов послушались, никто из сбирательниц не
приехал в Осиповку.
— Прощайте, Семен Петрович, — сказала ему она. — Ермолаю Васильичу и всем домашним его поклонитесь от меня и ото всей нашей обители. Скажите им, что мы всегдашние их молитвенники. А ответ сегодня же вам пришлю. Только насчет будущего времени, прошу я вас, у матери Таисеи и ни в какой
другой обители не останавливайтесь, а случится
приехать в наш скит, взъезжайте к Ермилу Матвеичу, иконнику. Строго об этом накажу и матери Таисее и прочим игуменьям. Прощайте, Семен Петрович, всякого вам благополучия.
На
другой либо на третий день
приехал в город Патап Максимыч и познакомился с известным ему заочно Мокеем Данилычем. Не на долгое время
приехала и Груня порадоваться радости давнишнего своего
друга. Кроме Патапа Максимыча,
приехал Чубалов, и пошел у молодых пир, где дорогими гостями были и Колышкины муж с женой. Патап Максимыч звал выходца на русскую землю из бусурманского плена к себе в Осиповку и отправился вместе с ним за Волгу.
Ни Патап Максимыч, ни Дуня словом не сказали, и никто из
других не сказал Мокею Данилычу, кого встретит он в Осиповке;
приехал он туда и был крайне удивлен пустотой в доме.
Неточные совпадения
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить
приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты
приехала, // И так походишь!» — молвила //
Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
Но пастух на все вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде
приехали в
другой угол выгона.
Приказчик, ездивший к купцу,
приехал и привез часть денег за пшеницу. Условие с дворником было сделано, и по дороге приказчик узнал, что хлеб везде застоял в поле, так что неубранные свои 160 копен было ничто в сравнении с тем, что было у
других.
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам
других шлюпиками называл. Только
приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто
приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он не
приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а
другой другого полка.