Неточные совпадения
— Умалился
корабль, очень умалился, — скорбно промолвил Николай Александрыч. — Которых на земле не стало, которые по дальним местам разошлись. Редко когда больше двадцати божьих людей наберется… Нас четверо, из дворни пять человек, у Варварушки в богадельне семеро. Еще человека два-три со стороны. Не прежнее время, сестрица. Теперь,
говорят, опять распыхались злобой на божьих людей язычники, опять иудеи и фарисеи воздвигают бурю на Христовы
корабли. Надо иметь мудрость змиину и как можно быть осторожней.
— Да ты не торопись… Ишь какой проворный, — тебе бы тяп-ляп, да и
корабль. Скоро, друг, только блины пекут, а дело спехом творить только людей смешить. Так не подобает, —
говорил игумен.
Говорили, что он во многом изменяет верованья и обряды, творит чудеса и что всякая воля его исполняется беспрекословно, без сомнений, без рассуждений, и что завел он в закавказских
кораблях духовных жен.
— Напрасно, — сдержанно ответила Марья Ивановна. — Я сказала тебе, что пророк или кормщик
корабля, принимающий в круг верных-праведных женщин, делается ее духовным супругом. А братец Николаюшка
говорит, что это не так. Приедет Егорушка, он об этом расскажет точно и подробно.
И научил араратских Божьих людей
говорить новыми языками, ввел в закавказские
корабли новые законы, разослал по разным сторонам послания, призывая всех к покаянию.
— Прежде чем с тобой беседовать, должна ты исполнить святой обряд, установленный в
корабле людей Божьих. После каждого собранья даются там друг другу серафимские лобзанья. Ты прежде лобзаний ушла из сионской горницы, а без них мне нельзя
говорить.
Неточные совпадения
— Это все мне? — тихо спросила девочка. Ее серьезные глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы
говорить так; она подошла ближе. — Может быть, он уже пришел… тот
корабль?
Когда на другой день стало светать,
корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны
говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше
говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому
кораблю.
— И не дал мне табаку. «Тебе, —
говорит, — исполнится совершеннолетний год, а тогда, —
говорит, — специальный красный
корабль… За тобой. Так как твоя участь выйти за принца. И тому, —
говорит, — волшебнику верь». Но я
говорю: «Буди, буди, мол, табаку-то достать». Так ведь он за мной полдороги бежал.
«Сестрица! знаешь ли, беда!» // На
корабле Мышь Мыши
говорила: // «Ведь оказалась течь: внизу у нас вода // Чуть не хватила // До самого мне рыла».