Неточные совпадения
— А ведь не даст он, собака, за простой
ни копеечки, не то что нам, а и тем, кто его послушал, по
местам с первого слова пошел, — заметил один рабочий.
Стоят на
месте бурлаки, понурив думные головы. Дело, куда
ни верни, со всех сторон никуда не годится.
Ни линьков,
ни великих убытков никак не избыть. Кто-то сказал, что приказчик только ломается, а ежели поклониться ему полтиной
с души, пожалуй, упросит хозяина.
— Да, ихнее дело, говорят, плоховато, — сказал Смолокуров. — Намедни у меня была речь про скиты
с самыми вернейшими людьми. Сказывают, не устоять им
ни в каком разе, беспременно, слышь, все порешат и всех черниц и белиц по разным
местам разошлют. Супротив такого решенья никакими, слышь, тысячами не откупишься. Жаль старух!.. Хоть бы дожить-то дали им на старых
местах…
Меркулов в самом деле за водкой послал. Бурлаки пили, благодарили, но, как усердно
ни работáли, баржа не трогалась
с места, а вода все убывала да убывала.
— Можно бы, я полагаю, и осетринки прихватить, — будто нехотя проговорил Морковников. — Давеча в Василе ботвиньи я
с осетриной похлебал — расчудесная, а у них на пароходе еще, пожалуй, отменнее. Такая, я вам доложу, Никита Федорыч, на этих пароходах бывает осетрина, что в ином
месте ни за какие деньги такой не получишь… — Так говорил Василий Петрович, забыв, каково пришлось ему после васильсурской ботвиньи.
Теперь ей было все равно — в скиты ли уехал Петр Степаныч, в Казань ли, в другое ли
место; то ей было невыносимо, то было горько, что уехал он, не сказавшись,
ни с кем не простясь.
Но и там — только что завернул за угол и чинным, степенным шагом пошел вдоль сундучного ряда, отколь
ни возьмись нищие бабенки,
с хныканьем,
с причитаньями стали приставать к нему, прося на погорелое
место.
И сквозь кипящие боем ватаги пробился к Алеше Мокееву. Не два орла в поднебесье слетались — двое ярых бойцов, самых крепких молодцов грудь
с грудью и лицом к лицу сходились. Не железные молоты куют красное железо каленое — крепкорукие бойцы сыплют удары кулаками увесистыми. Сыплются удары, и чернеют белые лица обоих красавцев.
Ни тот,
ни другой набок не клонится, оба крепко на
месте стоят, ровно стены каменные.
Никто на его честь по здешним
местам по всем ватагам
ни одна душа
с уверением положиться не может.
Дорогой, что
ни встретится ему живого на пути, надо всем-то он остановится и, не трогаясь
с места, всем налюбуется.
—
Ни на кого не накатило! — жалобно молвил старый матрос. — Никому еще не сослал Господь даров своих. Не воздвиг нам пророка!.. Изволь, кормщик дорогой, отец праведный, святой, нам про духа провестить, — сказал он, встав
с места и кланяясь в ноги Николаю Александрычу.
— И тех фармазонов по времени начальство изловило, — продолжала Дарья Сергевна. — И разослали их кого в Сибирь, кого в монастырь, в заточенье. Без малого теперь сто годов тому делу, и
с той поры не слышно было в Миршé
ни про фармазонов, а теперь опять объявились — а вывезла тех фармазонов из Симбирской губернии Марья Ивановна и поселила на том самом
месте, где в старину бывали тайные фармазонские сборища…
Пластом лежит на голой земле. Двинуться
с места не может, голосу не в силах подать, лежит один-одинехонек, припекаемый полуденными лучами осеннего солнца.
Ни на горе,
ни под горой никого нет, стая галок
с громким криком носится в высоте над головой миллионщика. Лежит гордый, своенравный богач беспомощен, лежит, всеми покинутый, и слова не может промолвить. Тускнеет у него в очах, мутится в голове,
ни рукой,
ни ногой шевельнуть не может. Забытье нашло на него…
Долго бы лежать тут Марку Данилычу, да увидела его соседка Акулина Прокудина. Шла Акулина
с ведрами по воду близ того
места, где упал Марко Данилыч. Вгляделась… «Батюшки светы!.. Сам Смолокуров лежит». Окликнула — не отвечает, в другой, в третий раз окликнула —
ни словечка в ответ. Поставила Акулина ведра, подошла: недвижим Марко Данилыч, безгласен, рот на сторону, а сам глухо хрипит. Перепугалась Акулина, взяла за руку Марка Данилыча — не владеет рука.
— Может, и увидишь, — улыбаясь, сказала Аграфена Петровна. — Теперь он ведь в здешних
местах, был на ярманке, и мы
с ним видались чуть не каждый день. Только у него и разговоров, что про тебя, и в Вихореве тоже. Просто сказать, сохнет по тебе,
ни на миг не выходишь ты из его дум. Страшными клятвами теперь клянет он себя, что уехал за Волгу, не простившись
с тобой. «Этим, — говорит, — я всю жизнь свою загубил, сам себя счастья лишил». Плачет даже, сердечный.
— Заволжский друг-приятель твой
с места меня согнал, — продолжал Корней. — Рассчитал и меня, и Василья Фадеича как следует,
ни копеечки против расчетных книжек не удержал. В этом ему надо чести приписать. Да чуешь ли ты, что я говорю тебе?
— Надо хорошенько будет попросить Герасима Силыча, — сказал Патап Максимыч. — Он за всем присмотрит. Да вот еще что думаю — для чего вам оставаться в здешнем городе, не лучше ль в ином
месте устроиться домком? Из близких у вас здесь ведь нет никого.
Ни единого человека нет, кого бы можно было пожалеть,
с кем бы прощаться было тяжело.
А Никифор пошел отдохнуть после трудного и долгого пути в подклеть, на давно облюбованное им
место, в боковушу рядом
с Пантелеем. Сколько
ни уговаривал его Патап Максимыч выбрать жилье где-нибудь наверху, Никифор не соглашался.
Неточные совпадения
Претерпеть Бородавкина для того, чтоб познать пользу употребления некоторых злаков; претерпеть Урус-Кугуш-Кильдибаева для того, чтобы ознакомиться
с настоящею отвагою, — как хотите, а такой удел не может быть назван
ни истинно нормальным,
ни особенно лестным, хотя,
с другой стороны, и нельзя отрицать, что некоторые злаки действительно полезны, да и отвага, употребленная в свое время и в своем
месте, тоже не вредит.
По
местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но
с той поры прошло много лет, и
ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру потеряла первый момент, и несколько лошадей взяли
с места прежде ее, но, еще не доскакивая реки, Вронский, изо всех сил сдерживая влегшую в поводья лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди всех прелестная Диана, несшая
ни живого,
ни мертвого Кузовлева.
Извозчики
с криком и бранью колотили лошадей, которые фыркали, упирались и не хотели
ни за что в свете тронуться
с места, несмотря на красноречие кнутов.
Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря
ни слова, загнув руки на спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его
месте умер
с горя.