Когда Петр Степаныч собрался домой, простившись со Смолокуровым, поклонился он Дуне. Та молча привстала, слегка наклонила головку и взглянула на него такими сияющими, такими
ясными очами, что глубоко вздохнулось добру мо́лодцу и голубем встрепенулось ретивое его сердце.
Не до того было Панкратью, чтоб вступиться за брата: двое на него наскочило, один губы разбил — посыпались изо рта белые зубы, потекла ручьем алая кровь, другой ему в бедро угодил, где лядвея в бедро входит, упал Панкратий на колено, сильно рукой оземь оперся, закричал громким голосом: «Братцы, не выдайте!» Встать хотелось, но померк свет белый в
ясных очах, темным мороком покрыло их.
Неточные совпадения
Но Дуня вовсе не была веселенькою. Улыбалась, ласкалась она и к отцу и к назвáной тете, но нет-нет да вдруг и задумается, и не то тоской, не то заботой подернется миловидное ее личико. Замолчит, призадумается, но только на минуту. Потом вдруг будто очнется из забытья, вскинет лазурными
очами на Марка Данилыча и улыбнется ему кроткой,
ясной улыбкой.
Острый, спокойный ум так и блистал в их
ясных темно-синих
очах.
Вот сидит он в мрачном раздумье, склонясь над столом, в светелке Манефы. Тихо, безмолвно, беззвучно. Двери настежь, и с
ясным радостным смехом птичкой влетела она. Шаловлива, игрива, как рыбка, быстро она подбежала, обвила его шею руками, осияла
очами, полными
ясных лучей, и уста их слились. Сам не помня себя, вскочил он, но, как сон, как виденье, исчезла она.
Перестала Дуня рыдать, но тихие слезы все еще струились из
ясных ее
очей. И вся она сияла сердечной радостью и блаженством.
По душе пришлась скорбной Дуне Марья Ивановна. Голос тихий и кроткий, речь задушевная, нежная, добрая улыбка, скромные, но величавые приемы и проницательные
ясные взоры чудным блеском сиявших голубых
очей невольно, бессознательно влекли к ней разбитое сердце потерявшей земные радости девушки.
Так думала Дуня, слушая угрозы Марьи Ивановны, а бестелесный образ Петра Степаныча
ясней и
ясней представлялся душевным
очам ее.
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки,
ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее.
Знойный день, тишина; жизнь застыла в светлом покое, небо ласково смотрит на землю голубым
ясным оком, солнце — огненный зрачок его.
Неточные совпадения
Гляди мне в
очи ясные, // Гляди в лицо румяное, // Подумывай, смекай:
Очи-то
ясные, // Щеки-то красные, // Пухлые руки как сахар белы, // Да на ногах — кандалы!
Коли время бурно, все превращается оно в рев и гром, бугря и подымая валы, как не поднять их бессильным рекам; коли же безветренно и тихо,
яснее всех рек расстилает оно свою неоглядную склянную поверхность, вечную негу
очей.
Помутилися ее
очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени, обняла руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» И только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная.
И стал над рыцарем старик, // И вспрыснул мертвою водою, // И раны засияли вмиг, // И труп чудесной красотою // Процвел; тогда водой живою // Героя старец окропил, // И бодрый, полный новых сил, // Трепеща жизнью молодою, // Встает Руслан, на
ясный день //
Очами жадными взирает, // Как безобразный сон, как тень, // Пред ним минувшее мелькает.