Неточные совпадения
Силан. Ну
да, как же! Испугался! С меня взять нечего. Я свое дело делаю, я всю ночь хожу, опять же собаки… Я хоть к присяге. Не токма
что вор, муха-то не пролетит, кажется. У
тебя где были деньги-то?
Силан. Знаю я,
что ты и прежде через забор лазил,
да раз на раз не приходит; прежде взыску не было, а теперь вон две тысячи рублей пропало. Вот оно
что значит вас баловать!
Вася.
Да полно
тебе мудрить-то надо мной.
Что ты меня за ворот-то держишь?
Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю.
Что ты меня из кучеров-то приказчиком произвела, экономом, —
ты думаешь,
что я сейчас барином и стал для
тебя, как же!
Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как есть, природный дворянин,
да тогда учтивости от меня и спрашивай.
Параша. За
что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я — все чужая, все чужая. Молода — так отцу с матерью работница, а выросла
да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я
тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам… На нож пойду за нее!
Вася.
Да видит бог!… Ну, вот,
что ж мне! Нешто не жаль,
ты думаешь!
Параша.
Да ты слышал,
что я
тебе сказала?
Что ж, я обманываю
тебя, лишнее на себя наговариваю? (Плачет).
Вася.
Да бог с
тобой!
Что ты!
Параша. Слышал
ты, слышал? Даром я,
что ль, перед
тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой
ты человек? Дрянной
ты,
что ли?
Что слово,
что дело — у меня все одно.
Ты меня водишь,
ты меня водишь, — а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а
ты мне: «Когда бог даст;
да в Москву съездить,
да долги получить»! Или
ты мне не веришь, или
ты дрянь такая на свет родился,
что глядеть-то на
тебя не стоит, не токмо
что любить.
Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: «Так
ты мне все сердце и прострелил насквозь!»
Да и
что ж мудреного, потому было во мне геройство. А
ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно ничего. Погоди, я
тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой разговаривать и в каком духе быть. А
ты это
что? Это одна канитель. Теперь как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука, махну опять через забор. Прощай! (Идет к забору).
Градобоев. Ну
да, как же, очень нужно! Какая невидаль! Пошла домой! говорят
тебе. (Топает ногами).
Что ты тут судопроизводству мешаешь? (Садится на лавку). Я свою должность правлю, сейчас арестовать велю.
Силан. Ну,
да уж
что! Коли слово знать, на
что лучше…
Ты вон и часы… Скажешь, так, спроста.
Силан.
Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек-артель вали, как сейчас воззрится
да поманит кого к себе: «А поди-ка сюда, друг любезный!» Так тут и есть. (Почесывает затылок). А то пойти! (Подходит к городническому дому). Аристарх.
Что только за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды!
Да и те, чай, обходительнее. Ишь
ты, чудное дело какое! Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку).
Аристарх. Ну, видно,
тебя не переспоришь.
Что с
тобой делать!
Да на
что мне деньги-то? У меня свои есть; а
тебе, может, и понадобятся. (Отдает деньги и уходит в арестантскую).
Аристарх.
Да само собою; нечто я стану зря.
Ты слушай, безобразный,
что дальше-то будет! Вот я сейчас поеду и куплю у него все костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы у него есть такие большие, с перьями. Разбойники у нас будут не русские, а такие, как на театрах, кто их знает, какие они, не умею
тебе сказать.
Чего не знаю, так не знаю. И сами нарядимся: я пустынником…
Аристарх.
Что ты понимаешь! Уж я, стало быть, знаю, коли говорю. При разбойниках завсегда пустынник бывает; так смешнее. И выдем все в лес, к большой дороге, подле шалаша. Барина атаманом нарядим, потому у него вид строгий, ну и усы.
Тебя тоже разбойником нарядим;
да тебя и рядить-то немного нужно,
ты и так похож, а в лесу-то,
да ночью, так точь-в-точь и будешь.
Вася.
Да это
ты верно. Вот еще мне забота:
что Параша скажет, коли я у Хлынова запевалой останусь! Э,
да что мне на людей смотреть! Коли любит, так и думай по-моему. Как мне лучше. А то,
что слезы-то заводить. Своя-то рубашка к телу ближе. Так,
что ли, дядюшка Аристарх? Ох,
да какой же я у вас ухорский песельник буду.
Наркис. Как нет?
Что ж вы не грабите? Это вы напрасно. Вы из чужих земель, вы нашего народу не знаете. Наш народ простой, смирный, терпеливый народ, я
тебе скажу, его можно грабить. И промежду прочим, даже есть много таких, которые не знают, куда им с деньгами деваться. Право. Вот Хлынов,
да что ж его не ограбить! Ему еще, пожалуй, лучше от этого.
Аристарх. Параша!
Что ты! Бог с
тобой!
Да ведь это я, твой крестный. (Снимает капюшон).
Наркис. Не больно страшно.
Ты меня не пугай! Я нынче и не такие страсти видел,
да не испугался. Вот
тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы я,
что ты заговорила. Тут на одном такие сапоги были,
что у
тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы!
Да всё с перьями. А у одного мешок на голове, суконный.
Наркис. А
ты вот
что: возьми у мужа кафтан либо шинель,
да и надень, а на голову шляпу. Силантий ежели хоть и увидит, так подумает,
что сам хозяин идет ко мне, браниться. А я пойду самовар поставлю, чтобы мне теплого…
Аристарх (Параше). Ну, иди, красавица, в свое гнездышко, ничего не бойся, душой своей отвечаю. Будет беда,
да только не
тебе. На отца не гневись: он не столько со злобы, сколько от слабости.
Что делать! Ночная кукушка денную перекукует. А злодейке твоей мы, — бог даст, — язык-то прищемим.
Курослепов.
Да ты что за человек?
Курослепов.
Да ты с виселицы,
что ль, сорвался?
Силан (останавливает). Постой! Куда
ты? Уж это шалишь, теперь на мост!…
Да что за напасть! И не пущу… И не просись лучше. Ничего в этом хорошего, уж поверь
ты мне.
А вот я давеча начала говорить,
да не кончила. (Отцу). Уж
ты мне дай слово крепкое,
что за немилого неволить не станешь.
Параша. Теперь бы я пошла за него,
да боюсь,
что он от жены в плясуны уйдет. И не пойду я за него, хоть осыпь
ты меня с ног до головы золотом. Не умел он меня брать бедную, не возьмет и богатую. А пойду я вот за кого. (Берет Гаврилу).
Параша (отцу). Не отдашь
ты меня за него, так мы убежим
да обвенчаемся. У него ни гроша, у меня столько же. Это нам не страшно. У нас от дела руки не отвалятся, будем хоть по базарам гнилыми яблоками торговать, а уж в кабалу ни к кому не попадем! А дороже-то для меня всего: я верно знаю,
что он меня любить будет. Один день я его видела, а на всю жизнь душу ему поверю.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа, я думаю,
что письмо длинно.
Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна,
да потом пожертвуешь двадцать аршин,
да и давай
тебе еще награду за это?
Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим».
Да дворянин… ах
ты, рожа!
Хлестаков.
Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе,
да за дело, чтоб он знал полезное. А
ты что? — начинаешь плутнями,
тебя хозяин бьет за то,
что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет
тебе брюхо
да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого,
что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь?
Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.