Неточные совпадения
Агния. Только
и всего.
А то что же еще?
Отыми у него деньги, вся цена ему грош;
а везде ему почет,
и не
то что из корысти,
а как будто он в самом деле путный.
Ипполит. Оно точно, что стыдно; конечно, что невежество с моей стороны,
а только ежели утерпеть нет никакой возможности… Хоша я человек теперича не вполне, потому как живу людях
и во всем зависим, но при всем
том, ежели я вам сколько-нибудь не противен, я вашей маменьке во всем могу открыться как должно.
Агния. Какой срам! Срам-то бывает у богатых;
а мы, как ни живи, никому до
того дела нет.
И хорошо
и худо, все для себя,
а не для людей. Хорошо живи, люди не похвалят,
и дурно живи, никого не удивишь.
Круглова. Притворяйся сиротой-то. Вот я погляжу, что будет от тебя,
а то и турну, брат.
Круглова. Что видеть-то? Я
и не
то видала. Чмокнуть-то губами невелико дело! Хошь бы тебя она теперь! Это что! Все равно что горшок об горшок; сколько ни бей,
а масла небудет.
А то есть дело, которое совсем другого рода; тогда уж мать смотри только.
Ахов. Ты молчи, ты молчи! Худого ты не сделала. Нет, я говорю, коли вся жизнь-то… может, не одной даже сотни людей в наших руках, так как нам собой не возноситься? Всякому тоже пирожка сладенького хочется…
А что уж про
тех, кому
и вовсе-то есть нечего! Ой, задешево людей покупали, ой, задешево! Поверишь ли, иногда даже жалко самому станет.
Маланья.
А вот… в лени живущим все тяжело, которые ежели себя опущают. Другой раз поутру-то… так тебя нежитомит… ровно тебя опоили, плоть-то эта самая точно в рост идет, по суставам-то ровно гудет легонечко… Не токма, чтобы какое дело великое, что по христианству тебе следует,
а самовар,
и тот лень поставить… все бы лежала.
Феона.
А ты, девушка, блажь-то с себя стряхивай, старайся! В струне себя норови…
а то, долго ль,
и совсем одубеешь. У нас было с одной — вся как свинцом налитая сделалась. Ни понятиия, говорит, ни жалости во мне ни к чему не стало.
Феона. Да что
и деньги-то! Только грех один. Хорошо, как в руки попадут,
а то, кто его знает, что у него на уме. Один сын бежал из дому, Николай Ермилыч-то.
Ахов. Верно я говорю. Ты сирота
и дочь твоя сирота; кто вас призрит, ну
и благодетель,
и отец родной, ну,
и кланяйся
тому в ноги.
А не
то, чтобы, как другие, от глупости чрезмерной, нос в сторону от благодетелев.
Круглова.
А есть что послушать. Дома-то плакать не смела, так в люди плакать ездила. Сберется будто в гости,
а сама заедет
то к
тому,
то к другому, поплакать на свободе. Бывало, приедет ко мне, в постель бросится да
и заливается часа три, так я ее
и не вижу; с
тем и уедет, только здравствуй да прощай. Будто за делом приезжала. Да будет тебе работать-то!
Что можно им дрянь какую подарить,
и то они очень довольны будут,
а что я вот что…
А чтоб видел я в них это самосознание, что нестоющие они люди,
и что я вот кому хочу,
тому и даю, не взирая.
Ипполит. Ваша обязанность мне за службу заплатить,
а вы не платите, все одно
и я на
тех же правах. Деньги под сокрытие,
а вам доложить, что потерял их, пьяный…
Ахов.
А вы как об нем думали? Вы ведь, поди, чай,
то же, что
и все добрые люди, думали, что он мальчишка, никакого внимания не стоящий? Нет, уж теперь подымай выше!
В такую лачугу, коли зашел наш брат, именитый человек, — так он там как дома;
а то ему
и ходить незачем;
а хозяин-то, как слуга: «что угодно; да как прикажете?» Вот как от начала мира заведено, вот как водится у всех на свете добрых людей!
Ахов. Оно
и видно, что ты ее знаешь! Была у вас честь да отошла. Делая я вам честь, бывал у вас; так у вас
и в комнатах-то было светлей, оттого только, что я тут. Была бы вам честь, кабы дочь твоя купчихой Аховой называлась. Вот это честь! Я брошу вас,
и опять в потемках жить будете.
А то честь! Да вам всю жизнь не узнать, в чем она
и ходит-то.
Ахов. Да ты, никак, забылась! Гостем? Что ты мне за комиания! Я таких-то, как ты, к себе дальше ворот
и пускать не велю.
А то еще гостем! Не умели с хорошими людьми жить, так на себя пеняй! Близко локоть-то, да не укусишь? (Уходит в переднюю
и сейчас возвращается.) Да нет, постой! Ты меня с толку сбила. Как мне теперь людям глаза показать? Что обо добрые люди скажут?..
— Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то, что Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало ли что промеж себя говорят,
а и те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна», да и только, а насчет дальнейшего — ничего! Потому что и нет ничего.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому,
а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Аммос Федорович.
А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник,
а может быть,
и того еще хуже.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось!
А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у другого.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с
той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!