Неточные совпадения
Аграфена Кондратьевна. Так что же,
я дура, по-твоему, что ли? Какие у
тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу
ты, дьявольское наваждение! Али
ты думаешь, что
я не властна над
тобой приказывать? Говори, бесстыжие твои глаза, с чего у
тебя взгляд-то такой завистливый? Что
ты, прытче матери хочешь быть? У
меня ведь недолго,
я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь
ты! Ишь
ты! А!.. Ах, матушки вы мои! Посконный сарафан сошью да
вот на голову
тебе и надену! С поросятами
тебя, вместо родителей-то, посажу!
Аграфена Кондратьевна. Выдешь, выдешь, голубчик
ты мой! Ну, поцелуй
меня! (Целуются.) Ну, Христос с
тобой! Ну, дай
я тебе слезки оботру! (Обтирает.)
Вот нынче хотела Устинья Наумовна прийти, мы и потолкуем.
Липочка. Ах, какой вздор! Это
тебе так показалось, Устинья Наумовна.
Я все хирею: то колики, то сердце бьется, как маятник; все как словно
тебя подманивает али плывешь по морю, так
вот и рябит меланхолия в глазах.
Устинья Наумовна. Да ишь
ты, с вами не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого:
мне, говорит, хотя Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились, да приданого поменьше ломил. Маменька-то
вот, Аграфена Кондратьевна, тоже норовит в свое удовольствие: подавай
ты ей беспременно купца, да чтобы был жалованный, да лошадей бы хороших держал, да и лоб-то крестил бы по-старинному. У
тебя тоже свое на уме. Как на вас угодишь?
Устинья Наумовна. А есть у
меня теперь жених,
вот точно такой, как
ты, бралиянтовая, расписываешь: и благородный, и рослый, и брюле.
Устинья Наумовна. Да, очень
мне нужно на старости лет язык-то ломать по-твоему! как сказалось, так и живет. И крестьяне есть, и орген на шее;
ты вот поди оденься, а мы с маменькой-то потолкуем об этом деле.
Аграфена Кондратьевна. Хорошо бы это, уж и больно хорошо; только
вот что, Устинья Наумовна: сама
ты, мать, посуди, что
я буду с благородным-то зятем делать?
Я и слова-то сказать с ним не умею, словно в лесу.
Большов. Сами знаете! То-то
вот и беда, что наш брат, купец, дурак, ничего он не понимает, а таким пиявкам, как
ты, это и на руку. Ведь
вот ты теперь все пороги у
меня обобьешь таскамшись-то.
Большов. Знаю
я, что
ты любишь — все вы нас любите; только путного от вас ничего не добьешься.
Вот я теперь маюсь, маюсь с делом-то, так измучился, поверишь ли
ты, мнением только этим одним! Уж хоть бы поскорей, что ли, да из головы вон.
Большов. Это точно, поторговаться не мешает: не возьмут по двадцати пяти, так полтину возьмут; а если полтины не возьмут, так за семь гривен обеими руками ухватятся. Все-таки барыш. Там, что хошь говори, а у
меня дочь невеста, хоть сейчас из полы в полу да со двора долой. Да и самому-то, братец
ты мой, отдохнуть пора; проклажались бы мы, лежа на боку, и торговлю всю эту к черту. Да
вот и Лазарь идет.
Большов. А идет, так и пусть идет. (Помолчав.) А
вот ты бы, Лазарь, когда на досуге баланц для
меня сделал, учел бы розничную по панской-то части, ну и остальное, что там еще. А то торгуем, торгуем, братец, а пользы ни на грош. Али сидельцы, что ли, грешат, таскают родным да любовницам; их бы маленечко усовещивал. Что так, без барыша-то, небо коптить? Аль сноровки не знают? Пора бы, кажется.
Фоминишна. Уж пореши
ты ее нужду, Устинья Наумовна! Ишь
ты, девка-то измаялась совсем, да ведь уж и время, матушка. Молодость-то не бездонный горшок, да и тот, говорят, опоражнивается.
Я уж это по себе знаю.
Я по тринадцатому году замуж шла, а ей
вот через месяц девятнадцатый годок минет. Что томить-то ее понапрасну! Другие в ее пору давно уж детей повывели. То-то, мать моя, что ж ее томить-то!
Большов. Ну ее, физиономию! А
вот я на
тебя все имение переведу; так после кредиторы-то и пожалеют, что по двадцати пяти копеек не взяли.
Устинья Наумовна. Нынче утром была. Вышел как есть в одном шлафорке, а уж употчевал — можно чести приписать. И кофию велел, и ромку-то, а уж сухарей навалил — видимо-невидимо. Кушайте, говорит, Устинья Наумовна!
Я было об деле-то, знаешь ли — надо, мол, чем-нибудь порешить;
ты, говорю, нынче хотел ехать обзнакомиться-то: а он
мне на это ничего путного не сказал.
Вот, говорит, подумамши да посоветамшись, а сам только что опояску поддергивает.
Устинья Наумовна. С чего это
ты взяла? Откуда нашел на
тебя эдакой каприз? Разве
я хулю твое платье? Чем не платье — и всякий скажет, что платье. Да тебе-то оно не годится; по красоте-то твоей совсем не такое надобно, — исчезни душа, коли лгу. Для
тебя золотого мало: подавай нам шитое жемчугом.
Вот и улыбнулась, изумрудная!
Я ведь знаю, что говорю!
Лазарь! да
ты вспомни то, ведь
я тебе все отдал, все дочиста;
вот что себе оставил, видишь!
Рисположенский. Кто поверит? Кто поверит? А
вот увидишь! А
вот увидишь! Батюшки мои, да что ж
мне делать-то? Смерть моя! Грабит
меня, разбойник, грабит! Нет,
ты погоди!
Ты увидишь! Грабить не приказано!
Рисположенский. А
вот что увидишь! Постой еще, постой, постой!
Ты думаешь,
я на
тебя суда не найду? Погоди!
Рисположенский.
Ты думаешь,
мне никто не поверит? Не поверит? Ну, пускай обижают!
Я…
я вот что сделаю: почтеннейшая публика!
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!