Неточные совпадения
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий человек». По словесности
Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая
мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный человек»?
На роль Лоренцо, значит, недоставало теперь актера; для няньки
Вихров тоже никого не мог найти. Кого он из знакомых дам ни приглашал, но как они услышат, что этот театр не то, чтобы в доме где-нибудь устраивался, а затевают его просто студенты, — так и откажутся. Павел, делать нечего, с глубоким душевным прискорбием отказался от
мысли о театре.
«Я ему прочту, а он — мне; таким образом это будет мена взаимных одолжений!» С этою
мыслью Вихров написал весьма ласковое письмо к Салову: «Мой добрый друг!
В необразованном, пошловатом провинциальном мирке они были почти единственными представителями и отголосками того маленького ручейка
мысли повозвышеннее, чувств поблагороднее и стремлений попоэтичнее, который в то время так скромно и почти таинственно бежал посреди грубой и, как справедливо выражался
Вихров, солдатским сукном исполненной русской жизни.
Вихров между тем все более и более погружался в невеселые
мысли: и скучно-то ему все это немножко было, и невольно припомнилась прежняя московская жизнь и прежние московские товарищи.
— Но скажите, как же вам пришла в голову
мысль победить ее? — спросил
Вихров.
— Эти отношения, — развивал
Вихров далее свою
мысль, — она, вероятно бы, поддержала всю жизнь с одним мужчиной, но что же делать, если случилось так, что она, например, полюбила мужа — вышел негодяй, она полюбила другого — тоже негодяй, третьего — и тот негодяй.
— Все это показывает, что заниматься литературой надо и
мысль покинуть! — произнес
Вихров.
Тысячи мрачных
мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же
Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там — пусть будет, что будет!
— Это не то что он образ нарисовал, — объяснял ей
Вихров, — он в
мыслях своих только имел Христа, когда кланялся сатане.
— Как-то мое дело теперь повернется — интересно!.. — произнес
Вихров, видимо, больше занятый своими
мыслями, чем рассказом Кнопова. — Я уж подал жалобу в сенат.
Она в самом деле любила Клеопатру Петровну больше всех подруг своих. После той размолвки с нею, о которой когда-то Катишь писала Вихрову, она сама, первая, пришла к ней и попросила у ней прощения. В Горохове их ожидала уже вырытая могила; опустили туда гроб, священники отслужили панихиду — и
Вихров с Катишь поехали назад домой. Всю дорогу они, исполненные своих собственных
мыслей, молчали, и только при самом конце их пути Катишь заговорила...
— Слушаю-с! — отвечал Иван и, будучи все-таки очень доволен милостями барина, решился в
мыслях еще усерднее служить ему, и когда они возвратились домой,
Вихров, по обыкновению, сел в кабинете писать свой роман, а Иван уселся в лакейской и старательнейшим образом принялся приводить в порядок разные охотничьи принадлежности: протер и прочистил ружья, зарядил их, стал потом починивать патронташ.
В Воздвиженском в это время
Вихров, пришедши уже в себя и будучи только страшно слаб, лежал, опустив голову на подушки; худ и бледен он был, как мертвец, и видно было, что
мысли, одна другой мрачнее, проходили постоянно в его голове.
Те, оставшись вдвоем, заметно конфузились один другого: письмами они уже сказали о взаимных чувствах, но как было начать об этом разговор на словах?
Вихров, очень еще слабый и больной, только с любовью и нежностью смотрел на Мари, а та сидела перед ним, потупя глаза в землю, — и видно было, что если бы она всю жизнь просидела тут, то сама первая никогда бы не начала говорить о том. Катишь, решившая в своих
мыслях, что довольно уже долгое время медлила, ввела, наконец, ребенка.
— Вы, надеюсь, — заговорил уже
Вихров, видимо, мучимый какой-то
мыслью, — надеюсь, что ко мне приехали не на короткий срок?
— Все это я знаю; но вот что, Мари, не поехать ли и нам тоже с ними? — проговорил
Вихров; ему очень улыбалась
мысль проехать с ней по озеру в темную ночь.
Вихров, по наружности, слушал эти похвалы довольно равнодушно, но, в самом деле, они очень ему льстили, и он вошел в довольно подробный разговор с молодыми людьми, из которого узнал, что оба они были сами сочинители; штатский писал статьи из политической экономии, а военный — очерки последней турецкой войны, в которой он участвовал; по некоторым
мыслям и по некоторым выражениям молодых людей,
Вихров уже не сомневался, что оба они были самые невинные писатели; Мари между тем обратилась к мужу.
— Мне уж позвольте речь держать, — подхватил
Вихров, — так как некоторым образом я затеял этот обед, то и желаю на нем высказать несколько моих
мыслей…
— Ура! — кричал
Вихров громче всех. — Такой искренний и знаменательный тост государь, я думаю, не часто получал: это
мысль приветствует и благодарит своего осуществителя!
Когда крестный говорил о чиновниках, он вспомнил о лицах, бывших на обеде, вспомнил бойкого секретаря, и в голове его мелькнула мысль о том, что этот кругленький человечек, наверно, имеет не больше тысячи рублей в год, а у него, Фомы, — миллион. Но этот человек живет так легко и свободно, а он, Фома, не умеет, конфузится жить. Это сопоставление и речь крестного возбудили в нем целый
вихрь мыслей, но он успел схватить и оформить лишь одну из них.
Неточные совпадения
Мысли крутились, как
вихрь, в голове Раскольникова. Он был ужасно раздражен.
Правильно сказал: мир для меня — непрерывный поток противоречивых явлений, которые
вихрем восходят или нисходят куда-то по какой-то спирали, которая позволяет
мыслить о сходстве, о повторяемости событий.
В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там, в непрерывном
вихре разнообразных систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять свое место организатора
мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что в молодости он очень хорошо играл эту роль, и он всегда верил, что создан именно для такой игры. Он думал:
У него
вихрем неслись эти
мысли, и он все смотрел на нее, как смотрят в бесконечную даль, в бездонную пропасть, с самозабвением, с негой.
Так они и сделали. Впрочем, и Райский пробыл в Англии всего две недели — и не успел даже ахнуть от изумления — подавленный грандиозным оборотом общественного механизма жизни — и поспешил в веселый Париж. Он видел по утрам Лувр, а вечером мышиную беготню, веселые визги, вечную оргию, хмель крутящейся
вихрем жизни, и унес оттуда только чад этой оргии, не давшей уложиться поглубже наскоро захваченным из этого омута
мыслям, наблюдениям и впечатлениям.