Неточные совпадения
— Я сначала
написала к нему… Я года полтора жила уже у матери и оттуда
написала ему, что — если он желает, то я к нему приеду. Он отвечал мне, чтобы я приезжала, но только с тем, чтобы вперед
ничего подобного
не повторялось. В письмах, разумеется, я
ничего не говорила против этого, но когда приехала к нему, то сказала, что с моей стороны, конечно, никогда и
ничего не повторится, если только с его стороны
не повторится.
Он, должно быть, в то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне начинало делаться нехорошо, я
писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и
не отвечал
ничего на это письмо…
— И теперь она, — продолжал Вихров, — всей душой хочет обратиться к вам; она
писала уж вам об этом, но вы даже
не ответили ей
ничего на это письмо.
— И Шиллер — сапожник: он выучился стихи
писать и больше уж
ничего не знает. Всякий немец — мастеровой: знает только мастерство; а русский, брат, так на все руки мастер. Его в солдаты отдадут: «Что, спросят, умеешь на валторне играть?..» — «А гля че, говорит,
не уметь — губы есть!»
— С величайшею готовностью, — произнес Салов, как будто бы
ничего в мире
не могло ему быть приятнее этого предложения. — Когда ж вы это
написали? — продолжал он тоном живейшего участия.
— Происходило то… — отвечала ему Фатеева, — когда Катя
написала ко мне в Москву, разные приближенные госпожи, боясь моего возвращения, так успели его восстановить против меня, что, когда я приехала и вошла к нему, он
не глядит на меня,
не отвечает на мои слова, — каково мне было это вынести и сделать вид, что как будто бы я
не замечаю
ничего этого.
«Мадам, ваш родственник, — и он при этом почему-то лукаво посмотрел на меня, — ваш родственник
написал такую превосходную вещь, что до сих пор мы и наши друзья в восторге от нее; завтрашний день она выйдет в нашей книжке, но другая его вещь встречает некоторое затруднение, а потому
напишите вашему родственнику, чтобы он сам скорее приезжал в Петербург; мы тут лично
ничего не можем сделать!» Из этих слов ты поймешь, что сейчас же делать тебе надо: садись в экипаж и скачи в Петербург.
— Ну, где ж, — произнес Виссарион Захаревский, — и негодяев наказывают… Конечно, это странно, что человека за то, что он
написал что-то такое, ссылают! Ну, обяжи его подпиской, чтобы он вперед
не писал ничего подобного.
— Так ты, значит,
ничего больше
не желаешь, — доволен, если мы
напишем, что
ничего у тебя
не нашли? — спросил он Кононова.
— От тебя бежала, — отвечала Мари, — и что я там вынесла — ужас!
Ничто не занимает, все противно — и одна только мысль, что я тебя никогда больше
не увижу, постоянно грызет; наконец
не выдержала — и тоже в один день собралась и вернулась в Петербург и стала разыскивать тебя: посылала в адресный стол,
писала, чтобы то же сделали и в Москве; только вдруг приезжает Абреев и рассказал о тебе: он каким-то ангелом-благовестником показался мне… Я сейчас же
написала к тебе…
Я пообещал
ничего не писать об этом происшествии и, конечно, ничего не рассказал приставу о том, что видел ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я не раз посещал.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут
пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я
ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Почтмейстер. Нет, о петербургском
ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
— Да, но он
пишет:
ничего еще
не мог добиться. На-днях обещал решительный ответ. Да вот прочти.
— Кити
пишет мне, что
ничего так
не желает, как уединения и спокойствия, — сказала Долли после наступившего молчания.
— Нет, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла к письменному столу, чтобы
написать ему другое письмо. Но она в глубине души своей уже чувствовала, что она
не в силах будет
ничего разорвать,
не в силах будет выйти из этого прежнего положения, как оно ни ложно и ни бесчестно.