Неточные совпадения
В свою очередь, и Марфин, говоря последние слова, исполнился какого-то даже величия: про него вся губерния
знала, что он до смешного идеалист, заклятой масон и честнейший человек.
— Зато другие, кто внимательно за вами наблюдал,
знают его и почти безошибочно могут сказать,
в чем состоят его главные наклонности! — возразил ей Марфин.
—
В чем же они состоят? Скажите!.. Я
знаю, что вы наблюдали за мной!.. — произнесла не без некоторого кокетства Людмила.
— А скажите, что вот это такое? — заговорила она с ним ласковым голосом. — Я иногда, когда смотрюсь
в зеркало, вдруг точно не
узнаю себя и спрашиваю: кто же это там, — я или не я? И так мне сделается страшно, что я убегу от зеркала и целый день уж больше не загляну
в него.
Про Антипа Ильича все
знали, что аккуратности, кротости и богомолья он был примерного и, состоя тоже вместе с барином
в масонстве, носил
в оном звание титулярного члена [То есть члена, который не
в состоянии был платить денежных повинностей.
— Эх, какой вы, право!.. — снова воскликнул Ченцов. — Самого настоящего и хорошего вы и не
узнали!.. Если бы меня масоны научили делать золото, я бы какие угодно им готов был совершить подвиги и произвести
в себе внутреннее обновление.
Успокоившись на сем решении, он мыслями своими обратился на более приятный и отрадный предмет:
в далеко еще не остывшем сердце его, как мы
знаем, жила любовь к Людмиле, старшей дочери адмиральши.
— А
в чем Дрыгин обвиняется? — нашел он нужным
узнать.
От последней мысли своей губернский предводитель даже
в лице расцвел, но Марфин продолжал хмуриться и сердиться. Дело
в том, что вся эта предлагаемая Крапчиком система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии масонства,
в которой он
знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
Как бы не
зная, что ему предпринять, он тоже вышел
в маленькую гостиную и отнесся к дочери...
Катрин проводила его до дверей передней, где справилась, есть ли у него лошадь, и когда
узнала, что есть, то прошла
в свою светлицу наверх, но заснуть долго не могла: очень уж ее сначала рассердил и огорчил Ченцов, а потом как будто бы и порадовал!..
— Верстах
в пятнадцати отсюда,
знаешь, как спуститься с горы от Афанасьева к речке, на мосту он и лежит с необыкновенно кротким и добрым выражением
в лице, — эх!..
Знаю, великий учитель, что везде; но только не близ Вас, не
в Вашем Вифлееме, не
в Вашей больнице,
в которую я просил бы Вас взять меня
в качестве доктора.
— А зачем мне жалованье? — возразил он. — Пусть Егор Егорыч даст нам только комнатку, — а у него их сорок
в деревенском доме, — и тот обедец, которым он дворню свою кормит, и кормит, я
знаю, отлично!
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо
знала, что если бы Сверстов и нашел там практику, так и то, любя больше лечить или бедных, или
в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно, что Егор Егорыч согласится взять
в больничные врачи ее мужа не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить
в письме своем, что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей больнице, то, бога ради, и не делал бы того.
— Но я, ваше преосвященство, говоря откровенно, даже не
знаю хорошенько,
в чем и сама-то христовщина состоит, а между тем бы интересно было это для меня, — извините моей глупой любознательности.
— То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, — проговорил губернский предводитель, — я вот даже слышал, что у этого именно хлыста Ермолаева
в доме бывали радения, на которые собиралось народу человек по сту; но чтобы происходили там подобные зверства — никто не рассказывает, хотя, конечно, и то надобно сказать, что ворота и ставни
в его большущем доме, когда к нему набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не мог
знать.
— Батюшка, Сергей Николаич!.. Вот кого бог принес!.. — воскликнул Иван Дорофеев,
узнав по голосу доктора Сверстова, который затем стал вылезать из кибитки и оказался
в мерлушечьей шапке, бараньем тулупе и
в валяных сапогах.
— Ваш вислоухий извозчик и погребец-то не
знает что такое!.. Рылся-рылся я
в санях-то… — проговорил он, ставя на стол погребец, обитый оленьей шкуркой и жестяными полосами.
Не помня себя, он выскочил из кибитки и начал взбираться по знакомой ему лестнице, прошел потом залу, гостиную, диванную посреди совершенного мрака и, никого не встречая, прямо направился к спальне,
в которой Егор Егорыч сидел один-одинехонек; при появлении Сверстова он тотчас
узнал его и, вскочив с своего кресла, воскликнул.
Это gnadige Frau не понравилось, и она даже заподозрила тут Егора Егорыча кое
в чем, так как
знала множество примеров, что русские помещики, сколько на вид ни казались они добрыми и благородными, но с своими крепостными горничными часто бывают
в неприличных и гадких отношениях.
— Дурно тут поступила не девица, а я!.. — возразил Марфин. — Я должен был
знать, — продолжал он с ударением на каждом слове, — что брак мне не приличествует ни по моим летам, ни по моим склонностям, и
в слабое оправдание могу сказать лишь то, что меня не чувственные потребности влекли к браку, а более высшие: я хотел иметь жену-масонку.
— Ты не заговаривайся так! — остановил его вдруг Марфин. — Я
знаю, ты не читал ни одного из наших аскетов: ни Иоанна Лествичника [Иоанн Лествичник (ум.
в 649 или 650 г.) — греческий религиозный писатель, автор «Лествицы».], ни Нила Сорского [Нил Сорский (ок. 1433—1508) — русский публицист и церковно-политический деятель, глава «Заволжских старцев».]…
— Но форму их жизни я
знаю, и она меня возмущает! — отстаивал себя доктор. — Вы вообразите, что бы было, если б все люди обратились
в аскетов?.. Род человеческий должен был бы прекратиться!.. Никто б ничего не делал, потому что все бы занимались богомыслием.
— Как, сударь, не
узнать, — отвечал тот добрым голосом, и оба они обнялись и поцеловались, но не
в губы, а по-масонски, прикладывая щеку к щеке, после чего Антип Ильич, поклонившись истово барину своему и гостю, ушел.
—
Знаю, что не ничтожен, но мне-то он не по моему душевному настроению, — ответил тот с тоской
в голосе.
Говоря это, Катрин очень хорошо
знала, что укорить отца
в жадности к деньгам — значило нанести ему весьма чувствительный удар, так как Крапчик,
в самом деле дрожавший над каждою копейкой, по наружности всегда старался представить из себя человека щедрого и чуть-чуть только что не мота.
— Не знаю-с, что известно графу, но я на днях уезжаю
в Петербург и буду там говорить откровенно о положении нашей губернии и дворянства, — сказал сей последний
в заключение и затем, гордо подняв голову, вышел из залы.
Перед тем как Рыжовым уехать
в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я даже не
знаю,
в состоянии ли буду с достаточною прозрачностью и силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем не менее тихо, так что не скрипнула под ее ногой ни одна паркетинка, вошла
в гостиную своего хаотического дома и увидала там, что Людмила была
в объятиях Ченцова.
Сколь ни тяжело было таковое решение для нее, но она утешала себя мыслью, что умерший супруг ее, обретавшийся уж, конечно,
в раю и все ведавший, что на земле происходит, не укорит ее, несчастную,
зная, для чего и для какой цели продавался его подарок.
Как ожидала Юлия Матвеевна, так и случилось: Ченцов,
узнав через весьма короткое время, что Рыжовы уехали
в Москву, не медлил ни минуты и ускакал вслед за ними.
В Москве он недель около двух разыскивал Рыжовых и, только уж как-то через почтамт добыв их адрес, явился к ним. Юлия Матвеевна, зорко и каждодневно поджидавшая его, вышла к нему и по-прежнему сурово объявила, что его не желают видеть.
— Мне Егор Егорыч говорил, — а ты
знаешь, как он любил прежде Ченцова, — что Валерьян — погибший человек: он пьет очень… картежник безумный, и что ужасней всего, — ты, как девушка, конечно, не понимаешь этого, — он очень непостоянен к женщинам: у него
в деревне и везде целый сераль. [Сераль — дворец и входящий
в него гарем
в восточных странах.]
— Вы напрасно не едете!.. Церковь эта очень известная
в Москве; ее строил еще Меншиков [Меншиков Александр Данилович (1673—1729) — один из сподвижников Петра I.], и она до сих пор называется башнею Меншикова… Потом она сгорела от грома, стояла запустелою, пока не подцепили ее эти,
знаете, масоны, которые сделали из нее какой-то костел.
Адмиральша и обе ее дочери невольно заинтересовались рассказом капитана, да и Егор Егорыч очутился
в странном положении: рассказ этот он давно
знал и почти верил
в фактическую возможность его; но капитан рассказал это так невежественно, что Егор Егорыч не выдержал и решился разъяснить этот случай посерьезнее.
Когда от Рыжовых оба гостя их уехали, Людмила ушла
в свою комнату и до самого вечера оттуда не выходила: она сердилась на адмиральшу и даже на Сусанну за то, что они,
зная ее положение, хотели, чтобы она вышла к Марфину; это казалось ей безжалостным с их стороны, тогда как она для долга и для них всем, кажется, не выключая даже Ченцова, пожертвовала.
Ко всем этим толкованиям Егора Егорыча Антип Ильич, стоявший у входа церкви, прислушивался довольно равнодушно. Бывая
в ней многое множество раз, он
знал ее хорошо и только при возгласе: «redemptio mundi» старик как бы несколько встрепенулся: очень уж звуками своими эти слова были приятны ему.
Отец мой, бедный помещик, отдал было меня
в гимназию; но я,
знаете, был этакий деревенский дуботол…
Да-с, — продолжал капитан, — я там не
знаю, может быть,
в артиллерии,
в инженерах, между штабными есть образованные офицеры, но
в армии их мало, и если есть, то они совершенно не ценятся…
— И я не
знаю, как это у них произойдет, — продолжала Миропа Дмитриевна, — здесь ли?.. Что будет мне очень неприятно, потому что, сами согласитесь, у меня
в доме девушка производит на свет ребенка!.. Другие, пожалуй, могут подумать, что я тут из корыстных целей чем-нибудь способствовала…
— Я сейчас вам докажу! — начала она со свойственною ей ясностью мыслей. — Положим, вы женитесь на восемнадцатилетней девушке; через десять лет вам будет пятьдесят, а ей двадцать восемь; за что же вы загубите молодую жизнь?.. Жене вашей захочется
в свете быть, пользоваться удовольствиями, а вы будете желать сидеть дома, чтобы отдохнуть от службы, чтобы почитать что-нибудь, что, я
знаю, вы любите!
— Что прислуга?.. Они не понимают ничего!.. — отозвался майор и затем, подумав немного, присовокупил: — Мне иногда,
знаете, когда бывает очень грустно, приходит на мысль идти
в монахи.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли
в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает
в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог
знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись
в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны:
в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания
в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
Петр Григорьич исполнился восторга от такой чести: он, человек все-таки не бог
знает какого высокого полета, будет обедать у сильнейшего
в то время вельможи, и обедать
в небольшом числе его друзей.
— Окулисты говорят, что телесного повреждения
в моих глазах нет — и что это суть нервные припадки; но я прежде бы желал
знать, что такое, собственно, нервы?..
— Вашего губернатора я отчасти
знаю, потому что сам был губернатором
в смежной с ним губернии, и мне всегда казалось странным: как только я откажу от места какому-нибудь плутоватому господину, ваш губернатор сейчас же примет его к себе, и наоборот: когда он выгонял от себя чиновника, я часто брал того к себе, и по большей части оказывалось, что чиновник был честный и умный.
Я это
узнал и, приехав к графине
в ее отсутствие и застав там Фотия, стал с ним спорить о книге Госнера.
Начатки духовной жизни во Христе бывают слабы: Христос рождается
в яслях от бедной, горькой Марии; одне высшие духовные силы нашего бытия, ангелы и мудрые Востока,
знают небесное его достоинство; могут однакоже и низшие душевные силы, пастыри, ощутить сие рождение, если оне бдят и примечают.
Тогда-то вступаем
в сумрак веры, тогда-то не
знаем более ничего и ждем вечного света непосредственно свыше, и если упорствуем
в этом ожидании, то свет этот нисходит и царствие божие раскрывается…
— Вы-то пуще скудны разумом! — снова воскликнул Егор Егорыч. — А
знаете ли, какой
в обществе ходит старый об вас анекдот, что когда вы побывали у Аракчеева, так он, когда вы ушли, сказал: «О, если бы к уму этого человека прибавить мою волю, такой человек много бы сделал».
— Я совершенно незнаком с madame Татариновой и весьма мало
знаю людей ее круга; кроме того, что я тут? Последняя спица
в колеснице!.. Но вам, князь, следует пособить им!.. — проговорил, постукивая ножкой и с обычной ему откровенностью, Егор Егорыч.