— О, нет, нет, это еще не все!.. Я, как писала вам, пригласила вас по двум делам, за которые и заплачу вам с удовольствием две тысячи рублей, если только вы устроите их в мою пользу, — а если нет, так ничего!.. Дед умирает и
оставляет мужу все наследство, то как же мне от мужа получить пятьсот тысяч?
Неточные совпадения
Конечно, ничего, как и оказалось потом: через неделю же после того я стала слышать, что он всюду с этой госпожой ездит в коляске, что она является то в одном дорогом платье, то в другом… один молодой человек семь шляпок мне у ней насчитал, так что в этом даже отношении я не могла соперничать с ней, потому что
муж мне все говорил, что у него денег нет, и какие-то гроши выдавал мне на туалет; наконец, терпение мое истощилось… я говорю ему, что так нельзя, что пусть
оставит меня совершенно; но он и тут было: «Зачем, для чего это?» Однако я такой ему сделала ад из жизни, что он не выдержал и сам уехал от меня.
Бегушев в первый еще раз произнес эти страшные в настоящем положении дела для Домны Осиповны слова: «Уедем за границу!» Она уехать бы, конечно, желала; но как было
оставить ей без ближайшего наблюдения пять миллионов, находящиеся почти в руках ее
мужа? Это до такой степени было близко ее сердцу, что она не удержалась и сказала об этом Бегушеву.
— Я много раз тебе говорила, что пока я не могу кинуть
мужа без надзора; ты должен понимать, что он ребенок, а у него дед умирает,
оставляя ему в наследство громадное состояние, которое без меня все прахом разлетится! А вот, бог даст, я все это устрою, и пусть тогда он живет как знает; я весь свой нравственный долг исполню тогда в отношении его!
Но ее здоровье, и без того уже потрясенное разными житейскими волнениями, пожалуй, не выдержит; кроме того, Домна Осиповна считала невозможным
оставить и
мужа, которого она ревновала, как сама выражалась, ко всем его противным дамам.
Как ни горько было теперь княгине видеть несчастие старшей дочери Долли, сбиравшейся
оставить мужа, волнение о решавшейся судьбе меньшой дочери поглощало все ее чувства.
Долго он урезонивал Веру Павловну, но без всякого толку. «Никак» и «ни за что», и «я сама рада бы, да не могу», т. е. спать по ночам и
оставлять мужа без караула. Наконец, она сказала: — «да ведь все, что вы мне говорите, он мне уже говорил, и много раз, ведь вы знаете. Конечно, я скорее бы послушалась его, чем вас, — значит, не могу».
Разумеется, его даже не выслушали и водворили обратно в местожительство; но вслед за тем предводитель вызвал Анфису Порфирьевну и предупредил ее, чтобы она
оставила мужа в покое, так как, в случае повторения истязаний, он вынужден будет ходатайствовать о взятии имения ее в опеку.
Саша. Нет, вы, мама, удивительны.
Оставить мужа, отца своего ребенка, и вы хотите, чтобы она была спокойна.
Неточные совпадения
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что
оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой
муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— Только не изменяйте ничего.
Оставьте всё как есть, — сказал он дрожащим голосом. — Вот ваш
муж.
Пускай
муж опозорит и выгонит ее, пускай Вронский охладеет к ней и продолжает вести свою независимую жизнь (она опять с желчью и упреком подумала о нем), она не может
оставить сына.
Приехав в обед в деревню и
оставив лошадь у приятеля-старика,
мужа братниной кормилицы, Левин вошел к старику на пчельник, желая узнать от него подробности об уборке покоса.
После того как
муж оставил ее, она говорила себе, что она рада, что теперь всё определится, и, по крайней мере, не будет лжи и обмана.