— Волокитствовал, сударь, — отвечал за него Сергеич, — сторонка наша, государь мой милостивый,
не против здешних мест: веселая, гулливая; девки толстые, из себя пригожие, нарядные; Петр Алексеич поначалу в неге жил, молвить так: на пиве родился, на лепешках поднялся — да!
Неточные совпадения
— Ваше высокородие, позвольте! — продолжал Пузич, еще крепче прижимая руку к сердцу, — кому таперича свое тело
не мило, а лопни, значит, мои глаза, ваше привосходительство, ежели кто хоть копейку
против меня уваженья сделает.
— Ты по городам ведь больше финтил, — продолжал Петр, — и батькиным денежкам, чай, глаза протер. Как бы старика теперь поднять, он бы задал перцу и тебе и приказчику твоему Семену Яковличу. Что, черномазое рыло, водки-то
не подносишь? Али
не любо, что
против шерсти глажу? — обратился он к Семену.
Нынче, говорит, батька тебя женить собирается; ты, говорит,
не женись, лучше в солдаты ступай, а
не женись!» — «Что же, говорю, мамонька, я такой за обсевок в поле?» — «Так, говорит,
против тебя здесь девки нет, да и я твоей хозяйки любить
не стану».
«За что, говорит, мамонька, ты
против хозяина так меня губишь?» Я тоже, братец,
не стерпел.
— Покойный родитель твой, — начал Сергеич, — был благоприятель мой, сам знаешь, а
не скажу по нем: много
против тебя греха на душу принял.
Напрасно я восставал
против этой его системы закладыванья: на все мои замечания он отвечал: «Господа так ездят, красивее этак!..» В настоящем случае я ничего уж и
не говорил и только просил его, ради бога,
не гнать лошадей, а ехать легкой рысью; он сначала как будто бы и послушался; но в нашем же поле, увидев, что идут из Утробина две молоденькие крестьянки,
не мог удержаться и, вскрикнув: «Эх, вы, миленькие!» — понесся что есть духу.
Англичане тогда заодно с немцами были, а теперь вот против и царю сказано: бери Константинополь, мы —
не против этого, только — немцев побей.
— Помилуйте, зачем же непременно прочел? И никто ровно не научил. Я и сам могу… И если хотите, я
не против Христа. Это была вполне гуманная личность, и живи он в наше время, он бы прямо примкнул к революционерам и, может быть, играл бы видную роль… Это даже непременно.
Если бы, по моей отвлеченной гипотезе, какая-нибудь сильная потребность этого человека, предположим, ведь это только для примера, потребность любви — совершенно не удовлетворялась, или удовлетворялась плохо, я ничего не говорил бы против риска, предпринимаемого им самим, но только против такого риска, в никак
не против риска, навлекаемого не него кем-нибудь посторонним.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно
против этого говорят.
Если бы, то есть, чем-нибудь
не уважили его, а то мы уж порядок всегда исполняем: что следует на платья супружнице его и дочке — мы
против этого
не стоим.
Впопад ли я ответила — //
Не знаю… Мука смертная // Под сердце подошла… // Очнулась я, молодчики, // В богатой, светлой горнице. // Под пологом лежу; //
Против меня — кормилица, // Нарядная, в кокошнике, // С ребеночком сидит: // «Чье дитятко, красавица?» // — Твое! — Поцаловала я // Рожоное дитя…
Хитры, сильны подьячие, // А мир их посильней, // Богат купец Алтынников, // А все
не устоять ему //
Против мирской казны — // Ее, как рыбу из моря, // Века ловить —
не выловить.
Крестьяне речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он
против барина // На животе лежал, // В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас
не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?