Неточные совпадения
Манишки и шейные платки для Петра Михайлыча, воротнички, нарукавнички и модести [Модести — вставка (чаше всего кружевная) к дамскому платью.] для Настеньки Палагея Евграфовна чистила всегда сама и сама
бы,
кажется, если б только сил ее доставало, мыла и все прочее, потому что, по собственному ее выражению, у нее кровью сердце обливалось, глядя на вымытое прачкою белье.
Из предыдущей главы читатель имел полное право заключить, что в описанной мною семье царствовала тишь, да гладь, да божья благодать, и все были по возможности счастливы. Так оно
казалось и так
бы на самом деле существовало, если б не было замешано тут молоденького существа, моей будущей героини, Настеньки. Та же исправница, которая так невыгодно толковала отношения Петра Михайлыча к Палагее Евграфовне, говорила про нее.
— Вы
бы могли,
кажется, остановить в этом Настасью Петровну: она, вероятно
бы, вас послушалась.
Калинович,
кажется, совершенно не понял слов Петра Михайлыча, но не показал виду. Настеньке он протянул по обыкновению руку; она подала ему свою как
бы нехотя и потупилась.
Старик встал и начал ходить по комнате, и если б,
кажется, он был вдвоем с своим подсудимым, так тому
бы не уйти от его клюки.
Церковь была довольно большая; но величина ее
казалась решительно громадною от слабого освещения: горели только лампадки да тонкие восковые свечи перед местными иконами, которые, вследствие этого, как
бы выступали из иконостаса, и тем поразительнее было впечатление, что они ничего не говорили об искусстве, а напоминали мощи.
При таких широких размахах жизни князь,
казалось, давно
бы должен был промотаться в пух, тем более, что после отца, известного мота, он получил, как все очень хорошо знали, каких-нибудь триста душ, да и те в залоге.
В подобном обществе странно
бы,
казалось, и совершенно бесполезно начинать разговор о литературе, но Петр Михайлыч не утерпел и, прежде еще высмотрев на окне именно тот нумер газеты, в котором был расхвален Калинович, взял его, проговоря скороговоркой...
Он с умыслом говорил против светских девушек, чтоб заставить княжну сказать, что она не похожа на них, и, как
показалось ему, она это самое и хотела сказать своими возражениями и замечаниями, тем более, что потом княжна задумалась на несколько минут и, как
бы не вдруг решившись, проговорила полушепотом...
Я был, наконец, любимец вельможи, имел в перспективе попасть в флигель-адъютанты, в тридцать лет пристегнул
бы, наверняк, генеральские эполеты, и потому можете судить, до чего
бы я дошел в настоящем моем возрасте; но женился по страсти на девушке бедной, хоть и прелестной, в которой,
кажется, соединены все достоинства женские, и сразу же должен был оставить Петербург, бросить всякого рода служебную карьеру и на всю жизнь закабалиться в деревне.
Чем ближе подходило время отъезда, тем тошней становилось Калиновичу, и так как цену людям, истинно нас любящим, мы по большей части узнаем в то время, когда их теряем, то, не говоря уже о голосе совести, который не умолкал ни перед какими доводами рассудка, привязанность к Настеньке как
бы росла в нем с каждым часом более и более: никогда еще не
казалась она ему так мила, и одна мысль покинуть ее, и покинуть, может быть, навсегда, заставляла его сердце обливаться кровью.
Палагея Евграфовна расставила завтрак по крайней мере на двух столах; но Калинович ничего почти не ел, прочие тоже, и одна только приказничиха, выпив рюмки три водки, съела два огромных куска пирога и, проговорив: «Как это бесподобно!», — так взглянула на маринованную рыбу, что,
кажется, если б не совестно было, так она и ее
бы всю съела.
В остроге сквозь железные решетки выглядывали бритые, с бледными, изнуренными лицами головы арестантов, а там
показалось и кладбище, где как
бы нарочно и тотчас же кинулась в глаза серая плита над могилой матери Настеньки…
Калинович не без волнения развернул свою повесть и начал как
бы читать ее, ожидая, что не скажет ли ему половой что-нибудь про его произведение. Но тот, хоть и стоял перед ним навытяжку, но,
кажется, более ожидал, что прикажут ему подать из съестного или хмельного.
Старший сын мой, мальчик, не хвастаясь сказать, прекрасный, умный; кончил курс в Демидовском лицее первым студентом, ну и поступил было в чиновники особых поручений — шаг хороший
бы,
кажется, для молодого человека, как
бы дело в порядке шло, а то, при его-то неопытности, в начальники попался человек заносчивый, строптивый.
«Каждый,
кажется, мужик, — думал он, — способный, как животное, перетаскивать на своих плечах тяжесть, нужней для Петербурга, чем человек думающий, как будто
бы ума уж здесь больше всего накопилось, тогда как в сущности одна только хитрость, коварство и терпение сюда пролезли.
— Да, Белавин; очень,
кажется, умный человек, и я очень тоже
бы желал с ним познакомиться.
— За мое призвание, — продолжал студент, — что я не хочу по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим.
Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые
бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту роль… я даже принес книжку… если вы только позволите…
«Вот с этим человеком,
кажется, можно было
бы потолковать и отвести хоть немного душу», — подумал он и, не будучи еще уверен, чтоб тот пришел, решился послать к нему записку, в которой, ссылаясь на болезнь, извинялся, что не был у него лично, и вместе с тем покорнейше просил его сделать истинно христианское дело — посетить его, больного, одинокого и скучающего.
Все, что,
кажется, самого простого, а тем более человека развитого, при другом порядке вещей, стало
бы непременно шокировать, поселять смех, злобу, досаду — они всем этим бесконечно услаждаются.
Из двух зол, мне
казалось, я выбирал для тебя лучшее: ни тоска обманутой любви, ни горесть родных твоих, ни худая огласка, которая, вероятно, теперь идет про тебя, ничего не в состоянии сравниться с теми мучениями, на которые
бы ты была обречена, если б я остался и сделался твоим мужем.
Честолюбие живет во мне,
кажется, на счет всех других страстей и чувств, как будто
бы древний римлянин возродился во мне.
Не имей я в душе твердой религии, я, конечно
бы, опять решилась на самоубийство, потому что явно выхожу отцеубийцей; но тут именно взглянула на это, как на новое для себя испытание, и решилась отречься от мира, ходить за отцом — и он, сокровище мое,
кажется, понимал это: никому не позволял, кроме меня, лекарства ему подавать, белье переменять…
Кажется, если б меня совершенно убедили, что за любовь к тебе я обречена буду на вечные муки, я и тогда
бы не побоялась и решилась.
По случаю траура Полина была в белом платье и, вследствие, должно быть, нарочно для нее изобретенной прически,
показалась Калиновичу как
бы помолодевшею и похорошевшею.
— Отказал, — повторил Калинович, — и, что ужаснее всего, сознаешь еще пока в себе силы, способности кой-какие, наконец, это желание труда — и ничего не делаешь!.. Если б,
кажется, имел я средства, и протекция открыла мне хоть какую-нибудь дорогу, я
бы не остался сзади других.
С Полиной, каковы
бы ни были ее прежние чувства к князю, но, в настоящем случае, повторилось то же самое: с каждым,
кажется, часом начала она влюбляться в Калиновича все больше и больше.
— Станет побирать, коли так размахивает! — решили другие в уме; но привести все это в большую ясность рискнул первый губернский архитектор — человек
бы,
кажется, с лица глупый и часть свою скверно знающий, но имевший удивительную способность подделываться к начальникам еще спозаранку, когда еще они были от него тысячи на полторы верст. Не стесняясь особенно приличиями, он явился на постройку, отрекомендовал себя молодому человеку и тут же начал...
Узнав, кто именно назначен вице-губернатором, Медиокритский обмер в душе, но никому не открылся и только, рассчитывая
показаться кем-нибудь другим, отрастил в последнее время огромнейшие бакенбарды, так что вице-губернатор действительно как будто
бы не узнал его.
Как
бы посреди холодной и мертвящей вьюги вдруг на него пахнуло весной, и
показалось теплое, светлое и животворное солнце.
— Разумеется, — подтвердил его собеседник, а потом, как
бы сам с собой, принялся рассуждать печальным тоном: — Как
бы,
кажется, царь небесный помог низвергнуть этого человека, так
бы не пожалел новую ризу, из золота кованную, сделать на нашу владычицу божью матерь, хранительницу града сего.
Помощник почтмейстера, по крайней мере с двух часов до пяти, ходил по рядам и выбирал себе новую шляпу и шпагу: все они
казались ему не того достоинства, какого
бы он желал иметь.