Неточные совпадения
Как быть! Надобно приняться за старину. От
вас, любезный друг, молчком не отделаешься — и то уже совестно, что так долго откладывалось давнишнее обещание поговорить с
вами на бумаге об Александре Пушкине, как, бывало, говаривали мы об нем при первых наших встречах в доме Бронникова. [В доме Бронникова жил Пущин в Ялуторовске, куда приезжал в 1853–1856 гг. Е. И. Якушкин для свидания с отцом, декабристом И. Д. Якушкиным.] Прошу терпеливо и снисходительно слушать немудрый мой рассказ.
Впрочем,
вы не будете тут искать исключительной точности — прошу смотреть без излишней взыскательности
на мои воспоминания о человеке, мне близком с самого нашего детства: я гляжу
на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.
Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность; прошу не обращать
на нее внимания. Придется, может быть, и об Лицее сказать словечко;
вы это простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, все сдаю
вам, как вылилось
на бумагу. [Сообщения И. И. Пущина о том, как он осуществлял свое обещание Е. И. Якушкину, — в письмах к Н. Д. Пущиной и Е. И. Якушкину за 1858 г. № 225, 226, 228, 242 и др.]
Сегодня расскажу
вам историю гоголь-моголя, которая сохранилась в летописях Лицея. Шалость приняла сериозный характер и могла иметь пагубное влияние и
на Пушкина и
на меня, как
вы сами увидите.
Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал ему: «Не советую
вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее. И
вы, Пущин, не давайте волю язычку», — прибавил он, обратясь ко мне. Хорошо, что
на этот раз подвернулся нам добрый Иван Кузьмич, а не другой кто-нибудь.
«Je n'ai rien de mieux а faire, que de me mettre en quatre pour rétablir la réputation de mon cher fils. [Мне остается только разорваться
на части для восстановления репутации моего милого сына (франц.)] Видно,
вы не знаете последнюю его проказу.
Директор
на это ответил: «Воля вашего величества, но
вы мне простите, если я позволю себе сказать слово за бывшего моего воспитанника; в нем развивается необыкновенный талант, который требует пощады.
Бог помощь
вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И
на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
—
Вы видели внутреннюю мою борьбу всякий раз, когда, сознавая его податливую готовность, приходила мне мысль принять его в члены Тайного нашего общества; видели, что почти уже
на волоске висела его участь в то время, когда я случайно встретился с его отцом.
[
На обороте] Ее высокоблагородию Прасковье Александровне Осиповой. В Опочке.Для доставления в село Троегорское. А
вас покорно прошу отослать А. С. Пушкину.
Я не буду делать никаких вопросов, ибо надеюсь
на милость божию, что
вы все живы и здоровы, — страшно после столь долгой разлуки спросить. Я молился о
вас, и это меня утешало.
Начнем с последнего нашего свидания, которое вечно будет в памяти моей.
Вы увидите из нескольких слов, сколько можно быть счастливым и в самом горе. Ах, сколько я
вам благодарен, что Annette, что все малютки со мной. [Имеются в виду портреты родных — сестер, их детей и т. д.] Они меня тешили в моей золотой тюрьме, ибо новый комендант
на чудо отделал наши казематы. Однако я благодарю бога, что из них выбрался, хотя с цепями должен парадировать по всей России.
Дорогой я видел в Ладоге Кошкуля
на секунду, — он мне дал денег и ни слова не сказал — видно, боялся, ибо убежал, поцеловавши меня, а я остался с вопросом об
вас.
Я уверен, что
вы его с разных сторон атаковали, но он
на этот счет слишком — аккуратен.
Вы не можете себе представить, с каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он видел Михаила два раза, расспросите его об нем. Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я не делаю вопросов, ибо
на это нет ни места, ни времени. Из Шлиссельбургане было возможности никак следить, ибо солдаты в ужасной строгости и почти не сходят с острова.
Сегодня мы нагнали Якушкина, и он просил, чтоб
вы им при случае сказали по получении сего письма, что он здоров, с помощью божьей спокоен. Вообрази, что они, несмотря
на все неприятные встречи, живут в Ярославле и снабжают всем, что нужно. Я истинно ее руку расцеловал в эту дверь… Я видел в ней сестру, и это впечатление надолго оставило во мне сладостное воспоминание, — благодарите их.
Устал, милые мои, извините — мы опять едем
на телегах, ибо снег стаял. Остановились
на два часа отдохнуть, и я пользуюсь первым сном фельдъегеря, хочется и самому немного прилечь, бока разломило. Бог с
вами! До завтра.
Прощайте до Тобольска — мы спешим. В знак, что
вы получили эту тетрадку, прошу по получении оной в первом письме ко мне сделать крестик — х.Это будет ответом
на это бестолковое, но от души набросанное маранье; я надеюсь, что бог поможет ему дойти до
вас. Я
вам в заключение скажу все, что слышал о нашей будущности — adieu.
Да, я буду с
вами там,я буду с
вами, родные, безвинные
на сем мире; я буду с
вами, Е. А., и
вы меня примите опять.
Трудно и почти невозможно (по крайней мере я не берусь) дать
вам отчет
на сем листке во всем том, что происходило со мной со времени нашей разлуки — о 14-м числе надобно бы много говорить, но теперь не место, не время, и потому я хочу только, чтобы дошел до
вас листок, который, верно,
вы увидите с удовольствием; он скажет
вам, как я признателен
вам за участие, которое
вы оказывали бедным сестрам моим после моего несчастия, — всякая весть о посещениях ваших к ним была мне в заключение истинным утешением и новым доказательством дружбы вашей, в которой я, впрочем, столько уже уверен, сколько в собственной нескончаемой привязанности моей к
вам.
— Эти слова между нами не должны казаться сильными и увеличенными — мы не
на них основали нашу связь, потому ясмело их пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен
вам за утешительные строки, которые я от
вас имел, и душевно жалею, что не удалось мне после приговора обнять
вас и верных друзей моих, которых прошу
вас обнять; называть их не нужно —
вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших.
На днях получил доброе письмо ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к
вам, где бывал так счастлив. Спасибо
вам за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю.
Пришлите мне какое-нибудь сочинение
на французском языке, с которого перевод мог бы быть напечатан
на русском и с выгодою продан, — я найду средства скоро и по возможности хорошо его перевести и способ его к
вам доставить.
Но, бога ради, чтоб никто не знал из неосторожных, что я кой-как к
вам постучался в дверь — и
на минуту перенесся в круг доброй семьи, которую вечно буду любить.
С удовольствием исполняю поручение Ивана Ивановича, который просит меня передать
вам чувства, возбужденные в нем последним вашим письмом, начатым
на Уральском хребте и оконченным в Петербурге…
Кругом видите
вы отдельные дворы, обнесенные частоколом, куда выходят окна коридора; коридор разделен
на 12 отделений, шириною он в три аршина; в каждом отделении по пяти номеров, а в некоторых и шесть — всего 64 номера.
Как выразить
вам то, что братец ваш препоручает
вам написать о огромном вашем предприятии — вышить ему покрышку
на диван и
на стулья.
Иван Иванович уверен, что
вы с удовольствием увидите места, где он работал; второй и третий вид изображают овраг и улицу
на Нерчинскую дорогу, где летом производилась работа.
Вот скоро девять лет, что он живет, исполняя
на практике истину, которую
вы часто ему повторяли: немудрено жить, когда хорошо; умей жить, когда худо.
Вы им скажите, что Ив. Ив., несмотря
на отдаление, мысленно в вашем кругу: он убежден, что, не дожидаясь этого письма,
вы уверили всех, что он как бы слышит ваши беседы этого дня и что они находят верный отголосок в его сердце.
Еще раз обнимает он
вас и надеется, что
вы на досуге порадуете его письмом, которое для него всегда желанный гость…
Конечно, придет время, когда меня повезут
на поселение, и вижу в этом одно утешение, что сам возьму перо в руки и буду
вам писать то, что теперь диктую…
Таким образом, мои мысли вслух как будто останутся совершенно между мною и
вами, и
вы найдете в сем ответ
на молчный ваш вопрос, который, как
вы можете себе представить, поразил меня неожиданностью.
Появление ваше в их кругу, известность моих чувств к
вам, конечно, могли обратить мысль и разговор
на того, который вместе с другими своими сослуживцами некогда посещал гостеприимную Пустынку и сохранил благодарное чувство за внимание добрых хозяев.
Что
вы сами скажете про человека, понимающего все лишения, неразлучные с настоящим и будущим его существованием, если он решится принять великодушную жертву,
на которую так способно возвышенное сердце женщины?
Все эти вопросы доказывают
вам, почтенный друг, что я
на добрые ваши слова обращаю взор не шуточный, но исполненный той же любви и доверенности, которые
вы мне показываете.
Добрый друг мой, сколько мог, я
вам, одним
вам, высказал мои мысли по совести;
вы меня поймете. Между тем позвольте мне думать, что одно письменное участие ваше представило
вам нечто в мою пользу; в заключение скажу
вам, что если бы и могли существовать те чувства, которые
вы стараетесь угадать, то и тогда мне только остается в молчании благоговеть пред ними, не имея права, даже простым изъявлением благодарности, вызывать
на такую решимость, которой вся ответственность
на мне, Таков приговор судьбы моей.
Прощайте, добрый друг мой, большое спасибо
вам за то, что
вы, несмотря
на ваши занятия, уделили мне минутку дорогого вашего времени.
Невозможно удалить эту мысль; как-то невольно она является первою
на бумаге, сколь ни велико утешение беседовать с
вами.
Как жаль мне, добрый Иван Дмитриевич, что не удалось с
вами повидаться; много бы надобно поговорить о том, чего не скажешь
на бумаге, особенно когда голова как-то не в порядке, как у меня теперь. Петр Николаевич мог некоторым образом сообщать
вам все, что от меня слышал в Тобольске. У Михайлы Александровича погостил с особенным удовольствием: добрая Наталья Дмитриевна приняла меня, как будто мы не разлучались; они оба с участием меня слушали — и время летело мигом.
Вы имеете полное право, почтенный друг Егор Антонович, быть недовольным мною: нужна испытанная ваша доброта, чтобы простить мне с лишком трехмесячное мое молчание, до сих пор не благодарил
вас за письмо ваше
на лицейском листке, [Бумага с литографированным видом Лицея.] которое меня встретило в Тобольске.
Вчера прочел письмо ваше к Ивану Александровичу: с удовольствием пользуюсь случаем сказать
вам, Петр Николаевич, несколько слов признательных в ответ
на то, что ко мне относится.
Я видел
вас с парома
на последнем перевозе, как
вы подъезжали к станции, и не имел никакой возможности еще раз обнять
вас на разлуку.
Грустно, что она нас покинула; ее кончина, как
вы можете себе представить, сильно поразила нас — до сих пор не могу привыкнуть к этой мысли: воспоминание об ней
на каждом шагу; оно еще более набрасывает мрачную тень
на все предметы, которые здесь и без того не слишком веселы.
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю
вас дружески. Поздравляю с новым неожиданным гостем,
на этот раз не завидую
вам. Если что узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь
на восток. Имел известия от Волконских и Юшневских —
вы больше теперь знаете. Я давно порадовался за Сутгофа — это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства, как они были.
Я думаю, что
вы не попадете
на Кавказ, если не будете сами просить, — кажется, это необходимое условие.
Сообщенные
вами новости оживили наше здешнее неведение о всем, что делается
на белом свете, — только не думаю, чтобы Чернышева послали в Лондон, а туда давно назначаю Ал. Орлова, знаменитого дипломата новейших времен. Назначение Бибикова вероятно, если Канкрин ослеп совершенно.
Вы, верно, слышали, что мне из Тобольска возвращено было одно письмо мое к Якушкину, после розысканий о рыбе.Мою карту, которую мы так всегда прежде называли, туда возили и нашли, что выражения двусмысленны и таинственны. Я все это в шуткахописал сестре. Кажется,
на меня сердится Горчаков, впрочем, этоего дело…
Знакомый
вам казначей [Казначей — сам Пущин, главный деятель в учрежденных декабристами артелях для помощи нуждающимся товарищам: Большой — для помощи в тюрьмах, Малой — для помощи вышедшим
на поселение или семьям умерших.] удачно все устроил: все ахали, соберутся ли долги?