Неточные совпадения
— Ты во гневе твоем, —
говорил я сам себе, — устремляешься на гордого господина, изнуряющего крестьянина своего на ниве своей; а сам не
то же ли или еще хуже
того делаешь?
Тщетно я
говорил, что запрещение не может существовать на
то, чего нет в имении, тщетно я
говорил, что по крайней мере надлежало бы сперва продать оставшееся имение и выручить недоимку сей продажею, а потом предпринимать другие средства; что я звания своего не утаивал, ибо в дворянском уже купил дом.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная Пятница, охотница была до кофею и
говаривала, что помогает он от головной боли. Как чашек пять выпью, —
говаривала она, — так и свет вижу, а без
того умерла бы в три дни.
Если который казался ему ленив,
то сек розгами, плетьми, батожьем или кошками, смотря по мере лености; за действительные преступления, как-то кражу не у него, но у посторонних, не
говорил ни слова.
Он их в суд за
то не отдал, но скрыл их у себя, объявя правительству, что они бежали;
говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние.
Мздоимство мое основали они на
том, что асессорша за мужнину смерть мстить не желала, а, сопровождаемая своею корыстию и следуя правилам своего мужа, желала крестьян избавить от наказания, дабы не лишиться своего имения, как
то она
говорила.
Ш. Как, матка? Сверх
того, что в нынешние времена не худо иметь хороший чин, что меня называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и
того удовольствия не имею, когда чхну, чтоб кто
говорил: здравствуй. А как муж будет свой,
то какой бы насморк ни был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька…
Если бы,
говорят некоторые, запрещено было наемное удовлетворение любовныя страсти,
то бы нередко были чувствуемы сильные в обществе потрясения.
— Анютушка, я, право, не таков, как я тебе кажуся, и не таков, как
те, о которых ты
говоришь.
Жалобницы и на
ту я не подам, суда по форме
говорить с ней не стану.
Не
то же ли я вам могу сказать о нем, что друг мой
говорил мне о произведениях Америки?
Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сем городе свободное книгопечатание. Я ему
говорил, что на сие дозволения не нужно, ибо свобода на
то дана всем. Но он хотел свободы в ценсуре, и вот его о
том размышлении.
[Такого же рода ценсор не дозволял, сказывают, печатать
те сочинения, где упоминалося о боге,
говоря: я с ним дела никакого не имею.
Если в каком-либо сочинении порочили народные нравы
того или другого государства, он недозволенным сие почитал,
говоря: Россия имеет трактат дружбы с ним.
Если упоминалося где о князе или графе,
того не дозволял он печатать,
говоря: сие есть личность, ибо у нас есть князья и графы между знатными особами.]
«
Тем паче, —
говорит Тацит, — смеяться можно над попечением
тех, кои мечтают, что всемогуществом своим могут истребить воспоминовение следующего поколения.
Но я очень помню, что в Наказе о сочинении нового уложения,
говоря о вольности, сказано: «Вольностию называть должно
то, что все одинаковым повинуются законам».
Парень им
говорил: — Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое сердце. Зовет нас государь на службу. На меня пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать,
тот жив будет. Авось-либо я с полком к вам приду. Авось-либо дослужуся до чина. Не крушися, моя матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку. — Рекрута сего отдавали из экономического селения.
Не повторю
того, что она
говорила, будучи в оных, мне в посмеяние, но, возвратясь домой, мне сказали ее приказ, что мне отведен угол в нижнем этаже с холостыми официантами, где моя постеля, сундук с платьем и бельем уже поставлены; все прочее она оставила в прежних моих комнатах, в коих поместила своих девок.
Но они мне отвечали: — Ты
говоришь по-французски,
то и
того довольно.
Надеюсь, —
говорил он важным видом, — что сколь скоро будет война,
то дослужуся до генеральского чина; а не будет войны,
то набью карман (коли можно) и, увенчан лаврами, отъеду на покой в мое отечество.
Да скорее же, а
то я тебя… —
говорил он, подняв плеть над головою дрожащего старосты.
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением;
то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он
говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с
тех пор от него отдает немного водкою.
Хлестаков. Да к чему же
говорить? я и без
того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время
говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет
того, что они
говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.