Неточные совпадения
— Вы, братцы, этого греха и на душу не берите, —
говорит бывало, — за такие дела и под суд попасть можно. А вы мошенника-то откройте, да и
себя не забывайте.
— Господи! кабы не было хозяйственных управлений, —
говорит про
себя Дмитрий Борисыч, — пропала бы моя головушка!
— А у меня сегодня был случай! —
говорит Алексей Дмитрич, обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный человек, следит шаг за шагом за его высокородием, — приходит ко мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище… и как странно! просто одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите
себе! (франц.)]
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! —
говорил он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил его насчет сахара. — «Ступай,
говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну, я, знаете, человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или, как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу с
собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава богу, теперь уж недалечко и до места.
— Чтой-то, —
говорит, — мне будто холодно; ноженьки до смерти иззябли. Хошь бы вы, что ли, тулупчик с
себя сняли да обогрели меня, Евсигней Федотыч.
— А хочешь, —
говорит, — дитятко, пряничка дам? Таким образом, она все больше лаской да словами привораживала его к
себе.
— Порядочные люди
говорят просто „княжна“, — продолжала она задумавшись и как будто про
себя. — Вы читаете что-нибудь?
И между тем сердце
говорит громче, нежели все доводы рассудка; сердце дрожит и сжимается, едва заслышит княжна звуки голоса Техоцкого, как дрожит и сжимается мышонок, завидев для
себя неотразимую смерть в образе жирного, самодовольного кота.
Он уже
говорит о княжне без подобострастия, не называет ее „сиятельством“ и вообще ведет
себя как джентльмен, который, по крутогорской пословице, „сальных свеч не ест, стеклом не закусывает“.
— Ведь вы знаете, entre nous soit dit, [между нами
говоря (франц.)] что муж ее… (Марья Ивановна шепчет что-то на ухо своей собеседнице.) Ну, конечно, мсьё Щедрин, как молодой человек… Это очень понятно! И представьте
себе: она, эта холодная, эта бездушная кокетка, предпочла мсье Щедрину — кого же? — учителя Линкина! Vous savez?.. Mais elle a des instincts, cette femme!!! [Знаете?.. Ведь эта женщина не без темперамента!!! (франц.)]
На целый мир он смотрит с точки зрения пайка; читает ли он какое-нибудь «сочинение» — думает:"Автор столько-то пайков
себе выработал"; слышит ли, что кто-нибудь из его знакомых место новое получил —
говорит:"Столько-то пайков ему прибавилось".
— Вот-с, изволите видеть, — подхватывает торопливо Харченко, как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите видеть: стоял один офицер перед зеркалом и волосы
себе причесывал, и
говорит денщику:"Что это, братец, волосы у меня лезут?"А тот, знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною, ваше благородие, всяка скотина линяет…"А в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
— Мы здесь рассуждаем об том, —
говорит он мне, — какое нынче направление странное принимает литература — всё какие-то нарывы описывают! и так, знаете, все это подробно, что при дамах даже и читать невозможно… потому что дама — vous concevez, mon cher! [вы понимаете, мой милый! (франц.)] — это такой цветок, который ничего, кроме тонких запахов, испускать из
себя не должен, и вдруг ему, этому нежному цветку, предлагают навозную кучу… согласитесь, что это неприятно…
"Grands dieux, [Великий боже (франц.).] —
говорю я
себе, выходя из театра, — как мы, однако ж, выросли, как возмужали!
— Уговорила меня, сударь, к
себе тутошняя одна помещица к ней переселиться:"Живите,
говорит, при мне, душенька Марья Петровна, во всем вашем спокойствии; кушать,
говорит, будете с моего стола; комната вам будет особенная; платьев в год два ситцевых и одно гарнитуровое, а занятия ваши будут самые благородные".
Забиякин (Живновскому). И представьте
себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз обращался я к господину полицеймейстеру; наконец даже
говорю ему: «Что ж,
говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
Налетов. Ну, полноте, я это так, в порыве чувств… никак не могу совладеть с
собою! Коли женщина мне нравится, я весь тут… не обижайтесь, пожалуйста, будемте
говорить, как друзья… Мы ведь друзья? а?
Ты
говори, любезный, не бойся! ты представь
себе, что перед тобою не князь, а твой добрый староста…
Да и считай ты
себя еще счастливым, коли тебе
говорят: «Кривляйся!» Это значит, внимание на тебя обращают.
— «А должно быть, интересный мужчина, —
говорит экономка-то, — и как
себя хорошо держит».
А Трясучкин-то злится; пот,
говорит, счастье тебе! завтра же куплю,
говорит,
себе новой материи на брюки.
Дернов. Что ж мне, Марья Гавриловна, делать, когда папенька просят; ведь они ваши родители. «Ты,
говорит, сегодня пятьдесят целковых получил, а меня,
говорит, от самого, то есть, рожденья жажда измучила, словно жаба у меня там в желудке сидит. Только и уморишь ее, проклятую, как полштофика сквозь пропустишь». Что ж мне делать-то-с? Ведь я не сам
собою, я как есть в своем виде-с.
Это, ваше благородие, всё враги нашего отечества выдумали, чтоб нас как ни на есть с колеи сбить. А за ними и наши туда же лезут — вон эта гольтепа, что негоциантами
себя прозывают. Основательный торговец никогда в экое дело не пойдет, даже и разговаривать-то об нем не будет, по той причине, что это все одно, что против
себя говорить.
«Я,
говорит, негоциант, а не купец; мы,
говорит, из Питера от Руча комзолы
себе выписываем — вот, мол, мы каковы!» Ну-с, отцам-то, разумеется, и надсадно на него смотреть, как он бороду-то
себе оголит, да в кургузом кафтанишке перед людьми привередничает.
Да с тех-то пор и идет у них дебош: то женский пол соберет, в горнице натопит, да в чем есть и безобразничает, или зазовет к
себе приказного какого ни на есть ледящего: «Вот,
говорит, тебе сто рублев, дозволь, мол, только
себя выпороть!» Намеднись один пьянчужка и согласился, да только что они его, сударь, выпустили, он стал в воротах, да и кричит караул.
Насилу уж городничий дело сладил, что на пяти стах помирились: «Не хочу,
говорит, давай тысячу; у меня, мол, и поличное завсегда при
себе».
С одной стороны, старая система торговли, основанная, как вы
говорили сами, на мошенничестве и разных случайностях, далее идти не может; с другой стороны, устройство путей сообщения, освобождение торговли от стесняющих ее ограничений, по вашим словам, неминуемо повлечет за
собой обеднение целого сословия, в руках которого находится в настоящее время вся торговля…
Отчего же, несмотря на убедительность этих доводов, все-таки ощущается какая-то неловкость в то самое время, когда они представляются уму с такою ясностью? Несомненно, что эти люди правы,
говорите вы
себе, но тем не менее действительность представляет такое разнообразное сплетение гнусности и безобразия, что чувствуется невольная тяжесть в вашем сердце… Кто ж виноват в этом? Где причина этому явлению?
Я ложусь спать, но и во сне меня преследует мальчуган, и вместе с тем какой-то тайный голос
говорит мне:"Слабоумный и праздный человек! ты праздность и вялость своего сердца принял за любовь к человеку, и с этими данными хочешь найти добро окрест
себя!
Дал я ему поуспокоиться — потому что он даже из
себя весь вышел — да и
говорю потом:"Ведь вот ты, ваше благородие (я ему и ты
говорил, потому что уж больно он смирен был), баешь, что, мол, подлеца подлецом называть, а это,
говорю, и по християнству нельзя, да и начальство пожалуй не позволит.
Кажется, так бы и расцеловал его: такой он там хитрый да смышленый из бумаги-то смотрит!"Однако, —
говорю я ему, — как бы тебе этак, ваше благородие, бога не прогневить!"–"А что?"–"Да так, уж больно ты хорошо
себя описал, а ведь посмотреть, так ты дело-то испортил только".
Повторяю вам, вы очень ошибаетесь, если думаете, что вот я призову мужика, да так и начну его собственными руками обдирать… фи! Вы забыли, что от него там бог знает чем пахнет… да и не хочу я совсем давать
себе этот труд. Я просто призываю писаря или там другого, et je lui dis:"Mon cher, tu me dois tant et tant", [и я ему
говорю «Дорогой мой, ты мне должен столько то и столько то» (франц.).] — ну, и дело с концом. Как уж он там делает — это до меня не относится.
— Да ты это так только, Полинька,
говоришь, чтоб свалить с
себя, а по-моему, и семейная жизнь — чем же не жизнь?
Впрочем, я и до сих пор не могу
себе объяснить, почему приятель мой,
говоря об этой комнате, называл ее кабинетом.
Оттепель —
говорю я
себе — возрождение природы; оттепель же — обнажение всех навозных куч.
— Ah, c'est toi, monstre! —
говорит она, увидев меня, — viens donc, viens que je te tue!.. [А, это ты, изверг, подойди, подойди-ка, я тебя убью!.. (франц.)] Поверите ли, насилу даже урезонить мог — так и бросается! И вся эта тревога оттого только, что я на каком-то бале позволил
себе сказать несколько любезных слов Каролине! Вот это так женщина! А! Николай Иваныч! ведь в Крутогорске таких не найдешь, сознайтесь?
Как ни
говорите, а свобода все-таки лучшее достояние человека, и потому как бы ни было велико преступление, совершенное им, но лишение, которое его сопровождает, так тяжело и противоестественно само по
себе, что и самый страшный злодей возбуждает чаше сожаление, коль скоро мы видим его в одежде и оковах арестанта.
— Полно, —
говорю я, — не дурачься, Параня; стало быть, не миновать этому делу, если вот хотел
себя перемочь, да ишь нету… перестань же, Параня!
— Ничего я об этом, ваше благородие, объяснить не могу… Это точно, что они перед тем, как из лодки им выпрыгнуть, обратились к товарищу:"Свяжи мне,
говорит, Трофимушка, руки!"А я еще в ту пору и
говорю им:"Христос, мол, с вами, Аггей Федотыч, что вы над
собой задумываете?"Ну, а они не послушали:"Цыц,
говорит, собака!"Что ж-с, известно, их дело хозяйское: нам им перечить разве возможно!
— Да как же тут свяжешься с эким каверзником? — заметил смотритель, — вот намеднись приезжал к нам ревизор, только раз его в щеку щелкнул, да и то полегоньку, — так он
себе и рожу-то всю раскровавил, и духовника потребовал:"Умираю,
говорит, убил ревизор!" — да и все тут. Так господин-то ревизор и не рады были, что дали рукам волю… даже побледнели все и прощенья просить начали — так испужались! А тоже, как шли сюда, похвалялись: я, мол, его усмирю! Нет, с ним свяжись…
— Да так-то истомно у них житье, что и сказать страсти! Ровно не християнский народ эти немцы! Не что уж дворовые — этот народ точно что озорливый, — а и мужички-то у них словно в заключенье на месячине сидят:"Этак-ту,
говорит, будет для меня сподрушнее…"Ишь, подлец, скотину каку для
себя сыскал!
А мы,
говорит, богу произволящу, надеемся в скором времени и пастыря
себе добыть доброго, который бы мог и попов ставить, и стадо пасти духовное: так если, мол, пастырь этот к вам обратится когда, так вы его, имени Христова ради, руководствуйте, а нас, худых, в молитвах пред богом не забывайте, а мы за вас и за всех православных християн молимся и напредь молиться готовы".
Делать нечего, отдал я тут все деньги, какие через великую силу всякими неправдами накопил; он и покончил дело. Сам даже Степку при
себе снарядил и со двора выпроводил: ступай,
говорит, на все четыре стороны, да вперед не попадайся, а не то, не ровён час, не всякий будет такой добрый, как я.
— Это, —
говорит, — вы с Асафом бредили. Вы,
говорит, известно, погубители наши. Над вами, мол, и доселева большего нет; так если вы сами об
себе промыслить не хотите, мы за вас промыслим, и набольшего вам дадим, да не старца, а старицу, или, по-простому сказать, солдатскую дочь… Ладно, что ли, этак-то будет?
Встретила меня сама мать игуменья, встретила с честью, под образа посадила:"Побеседуем", —
говорит. Женщина она была из
себя высокая, сановитая и взгляд имела суровый: что мудреного, что она мужикам за генеральскую дочь почудилась? Начал я с ней
говорить, что не дело она заводит, стал Асафа-старика поминать. Только слушала она меня, слушала, дала все выговорить, да словно головой потом покачала.
— Ты, —
говорит, — сбежать не думаешь ли? так от нас к тебе такой человек приставлен будет, что ни на пядь тебя от
себя не отпустит.
Говоря это, Маслобойников смотрел мне в глаза как-то особенно искательно, как будто усиливаясь угадать, какое впечатление производят на меня его слова. Очевидно, он желал повеселить меня, но вместе с тем оставлял у
себя, на всякий случай, в запасе оговорку:"Помилуйте, дескать, ваше высокоблагородие, я только к слову пошутить желал".
— Господи! жили-жили, радели-радели, и ну-тка, ступай теперь вон,
говорят! да вы, отцы, жирны, что ли, уж больно стали, что там обесились! Теперича хоть и я: стара-стара, а все же утроба, чай, есть просит! я ведь, почтенный, уж не молоденькая постничать-то! А то, поди-тка, Андрюшке свое место уступи! ведь известно, не станет он задаром буркулами-то вертеть, почнет тоже к
себе народ залучать, так мы-то при чем будем?
— И добро бы доподлинно не служили! А то, кажется, какой еще службы желать! Намеднись его высокородие
говорит:"Ты,
говорит, хапанцы свои наблюдай, да помни тоже, какова совесть есть!"Будто мы уж и «совести» не знаем-с! Сами, чай, изволите знать, про какую их высокородие «совесть» поминают-с! так мы завсегда по мере силы-возможности и
себя наблюдали, да и начальников без призрения не оставляли… Однако сверх сил тяготы носить тоже невозможно-с.
— Помилуйте, матушка Мавра Кузьмовна, — взмолился Половников, — что ж, значит, я перед господином чиновником могу?.. если бы я теперича сказать что-нибудь от
себя возможность имел, так и то, значит, меня бы в шею отселе вытолкали, потому как мое дело молчать, а не
говорить… рассудите же вы, матушка, за что ж я, не будучи, можно сказать, вашему делу причинен, из-за него свою жизнь терять должон… ведь я, все одно, тамгу свою господину чиновнику оставлю.