Неточные совпадения
Но на этот счет Алексей Дмитрич оставался непреклонным. Кшецынский
продолжал обедать за столом его высокородия, и — мало
того! — каждый раз, вставая из-за стола, проходил мимо своего врага с улыбкою, столь неприметною, что понимать и оценить всю ее ядовитость мог только Федор. Но возвратимся к рассказу.
— Ты думаешь, мне это приятно! —
продолжал между
тем его высокородие, — начальству, братец, тогда только весело, когда все довольны, когда все смотрит на тебя с доверчивостью, можно сказать, с упованием…
— Но вот что в особенности меня поразило, —
продолжает его высокородие, — это
то, что эту голову нигде не могут найти! даже Маремьянкин! Vous savez, c'est un coquin pour ces choses-là! [Вы знаете, он ведь мастак в этих делах! (франц.)]
— У кухмистера за шесть гривен обед бирали, и оба сыты бывали? —
продолжает Алексей Дмитрич, — а ждал ли ты, гадал ли ты в
то время, чтоб вот, например, как теперича… стоит перед тобой городничий — слушаю-с; исправник к тебе входит — слушаю-с; судья рапортует — слушаю-с… Так вот, брат, мы каковы!
Прошка глядел на нас во все глаза и между
тем, очевидно,
продолжал спать.
— Так вот мы каковы! — говорил Техоцкий, охорашиваясь перед куском зеркала, висевшим на стене убогой комнаты, которую он занимал в доме провинцияльной секретарши Оболдуевой, — в нас, брат, княжны влюбляются!.. А ведь она…
того! —
продолжал он, приглаживая начатки усов, к которым все канцелярские чувствуют вообще некоторую слабость, — бабенка-то она хоть куда! И какие, брат, у нее ручки… прелесть! так вот тебя и манит, так и подмывает!
— Нет, тут что-нибудь да не
то, —
продолжает Василий Николаич, — конечно, экилибр [25] властей — это слова нет; однако тут кто-нибудь да соврал. Поговорим-ка лучше об статистике.
— А добрый парень был, —
продолжает мужичок, — какова есть на свете муха, и
той не обидел, робил непрекословно, да и в некруты непрекословно пошел, даже голосу не дал, как «лоб» сказали!
— Я, брат Петр Федорыч, так тебе скажу, —
продолжает Николай Тимофеич, — что хотя, конечно, я деньгами от Пазухина заимствуюсь, а все-таки, если он меня, окроме
того, уважать не станет, так я хоша деньги ему в лицо и не брошу, однако досаду большую ему сделаю.
— Нашего брата, странника, на святой Руси много, —
продолжал Пименов, — в иную обитель придешь, так даже сердце не нарадуется, сколь тесно бывает от множества странников и верующих. Теперь вот далеко ли я от дому отшел, а и тут попутчицу себе встретил, а там: что ближе к святому месту подходить станем,
то больше народу прибывать будет; со всех, сударь, дорог всё новые странники прибавляются, и придешь уж не один, а во множестве… так, что ли, Пахомовна?
— Мне, милостивый государь, чужого ничего не надобно, —
продолжала она, садясь возле меня на лавке, — и хотя я неимущая, но, благодарение богу, дворянского своего происхождения забыть не в силах… Я имею счастие быть лично известною вашим папеньке-маменьке… конечно, перед ними я все равно, что червь пресмыкающий, даже меньше
того, но как при всем
том я добродетель во всяком месте, по дворянскому моему званию, уважать привыкла,
то и родителей ваших не почитать не в силах…
— Уж не просила ли она и у вас денег? —
продолжал между
тем Призоров, — упаси вас боже дать что-нибудь!.. ну-с, Скорпиона Аспидовна, налево кругом, марш!
Белугин. Да такое, братец ты мой, дело, что даже заверить трудно. Задумал я, братец ты мой, строиться, воображение свое
то есть соблюсти… (
Продолжает рассказывать шепотом.)
— Знаете, —
продолжал он, помолчав с минуту, — странная вещь! никто меня здесь не задевает, все меня ласкают, а между
тем в сердце моем кипит какой-то страшный, неистощимый источник злобы против всех их!
— Размеры не
те, сударыня! Размеры нас душат, —
продолжал он, обращаясь ко мне, — природа у нас широкая, желал бы захватить и вдоль и поперек, а размеры маленькие… Ты, Анна Ивановна, этого понимать не можешь!
— А впрочем, как бы
то ни было, а это достоверно, что Лузгин Павлушка остался
тем же, чем был всегда, —
продолжал он, —
то есть душевно… Ну, конечно, в других отношениях маленько, быть может, и поотстали — что делать! всякому своя линия на свете вышла…
— А странный народ эти чиновники! —
продолжал он, снова обращаясь ко мне, — намедни приехал ко мне наш исправник. Стал я с ним говорить… вот как с вами. Слушал он меня, слушал, и все не отвечает ни слова. Подали водки; он выпил; закусил и опять выпил, и вдруг его озарило наитие:"Какой, говорит, вы умный человек, Владимир Константиныч! отчего бы вам не служить?"Вот и вы, как выпьете, может быть,
тот же вопрос сделаете.
— Эту фанаберию,
то есть жажду практической деятельности, —
продолжал он, — долго носил и я в своей голове — и бросил.
— Приступаю к тягостнейшему моменту моей жизни, —
продолжал Перегоренский угрюмо, — к истории переселения моего из мира свободного мышления в мир авкторитета… Ибо с чем могу я сравнить узы, в которых изнываю? зверообразные инквизиторы гишпанские и
те не возмыслили бы о
тех муках, которые я претерпеваю! Глад и жажда томят меня; гнусное сообщество Пересечкина сокращает дни мои… Был я в селе Лекминском, был для наблюдения-с, и за этою, собственно, надобностью посетил питейный дом…
— Ишь тебя разобрало! — говорит ямщик, — спал небось, соня, а девок увидел — во как зазевал. А и
то старки! да никак и Полинария (Аполлинария) тут! —
продолжает он, всматриваясь пристально в даль, — эка ведь вористая девка: в самую,
то есть, в пору завсегда поспеет.
— Мне чего Омелько! —
продолжает ямщик, — мне Омелько плюнуть да растереть — вот что! а только это точно, что как встретимся мы с ним, не пройдет без
того, чтоб не обломать ему бока: право слово, обломаю.
— Да чтой-то, Михеич, хошь бы ты почтение его благородию отдал, —
продолжала Мавра Кузьмовна, — а
то мурлыкаешь там невесть что.
— Так вот-с эта Мавра Кузьмовна, —
продолжал он, — и задумала учредить здесь свою эпархию Скитов ей, пожалуй, не жалко, потому что в
ту пору хоть и была она в уваженье, да все как-то на народе ее не видать было; там, что ни выдет, бывало, все-таки больше не к ней, а ко всем скитам сообща относят, ну, а теперь она действует сама собой, и у всех, значит, персонально на виду.
Тебенькова потупилась и покраснела. Несколько секунд стояла она таким образом, не говоря ни слова, но потом оправилась и
продолжала свой рассказ
тем мягко-застенчивым голосом, в котором слышались слезы молодой и не испорченной еще души.
— А именно, ваше высокоблагородие, понял я теперь, что мне в полицейской службе настоящее место состоит! —
продолжал между
тем Михеич, — именно, в самой, можно сказать, тонкой чистоте всю штуку обработали… Ваше высокоблагородие! не соблаговолите ли, в счет будущей награды и для поощрения к будущим таковым же подвигам, по крайности стакан водки поднести? Сего числа, имея в виду принятие священнического сана, даже не единыя росинки чрез гортань не пропищал.