Неточные совпадения
Вот настоящие, удручающие мелочи жизни. Сравните их с приключениями Наполеонов, Орлеанов, Баттенбергов и проч. Сопоставьте с европейскими концертами — и ответьте сами:
какие из них, по всей справедливости, должны сделаться достоянием истории и
какие будут отметены ею. Что до меня, то я даже
ни на минуту не сомневаюсь в ее выборе.
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть
каким ни на есть державцем, нежели играть
на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же,
на первых порах, его беспокоит вопрос: что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? как-то встретят его прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!» Нет у него теперь отечества, нет и не будет!
Рассказывая изложенное выше, я не раз задавался вопросом:
как смотрели народные массы
на опутывавшие их со всех сторон бедствия? — и должен сознаться, что пришел к убеждению, что и в их глазах это были не более
как „мелочи“,
как искони установившийся обиход. В этом отношении они были вполне солидарны со всеми кабальными людьми, выросшими и состаревшимися под ярмом,
как бы оно
ни гнело их. Они привыкли.
—
Как поднесу я ему стакан, — говорит он, — его сразу ошеломит;
ни пить,
ни есть потом не захочется. А коли будет он с самого начала по рюмочкам пить, так он один всю водку сожрет, да и еды
на него не напасешься.
О равнодушном помещике в этом этюде не будет речи, по тем же соображениям,
как и о крупном землевладельце:
ни тот,
ни другой хозяйственным делом не занимаются. Равнодушный помещик
на скорую руку устроился с крестьянами, оставил за собой пустоша, небольшой кусок лесу, пашню запустил, окна в доме заколотил досками, скот распродал и, поставив во главе выморочного имущества не то управителя, не то сторожа (преимущественно из отставных солдат), уехал.
— И я один;
ни отца,
ни матери не помню; воспитывался
на какие-то пожертвования. Меня начальник школы и
на службу определил. И тоже хоть голодом не сижу, а близко-таки… Когда приходится туго, призываю
на помощь терпение, изворачиваюсь, удвоиваю старания, — и вот,
как видите!
Ничем подобным не могли пользоваться Черезовы по самому характеру и обстановке их труда. Оба работали и утром, и вечером вне дома, оба жили в готовых, однажды сложившихся условиях и, стало быть, не имели
ни времени,
ни привычки,
ни надобности входить в хозяйственные подробности. Это до того въелось в их природу, с самых молодых ногтей, что если бы даже и выпал для них случайный досуг, то они не знали бы,
как им распорядиться, и растерялись бы
на первом шагу при вступлении в практическую жизнь.
Она рассудила, с своей точки зрения, очень правильно:
на хозяйстве,
как ни бейся, все-таки выгадаешь какой-нибудь двугривенный, тогда
как «работа» во всяком случае даст рубль.
Но юноша, вскоре после приезда, уже начал скучать, и так
как он был единственный сын, то отец и мать, натурально, встревожились.
Ни на что он не жаловался, но
на службе старанья не проявил, жил особняком и не искал знакомств."Не ко двору он в родном городе, не любит своих родителей!" — тужили старики. Пытали они рисовать перед ним соблазнительные перспективы — и всё задаром.
В сущности, однако ж, в том положении, в
каком он находился, если бы и возникли в уме его эти вопросы, они были бы лишними или, лучше сказать, только измучили бы его, затемнили бы вконец тот луч, который хоть
на время осветил и согрел его существование. Все равно, ему
ни идти никуда не придется,
ни задачи никакой выполнить не предстоит. Перед ним широко раскрыта дверь в темное царство смерти — это единственное ясное разрешение новых стремлений, которые волнуют его.
В этих немногих словах высказывается весь кодекс «солидной» житейской мудрости; но так
как он единственный, который не требует
ни размышлений,
ни исканий, то
на него существует спрос.
Как бы то
ни было, но удовольствию живчика нет пределов. Диффамационный период уже считает за собой не один десяток лет (отчего бы и по этому случаю не отпраздновать юбилея?), а живчик в подробности помнит всякий малейший казус, ознаменовавший его существование. Тогда-то изобличили Марью Петровну, тогда-то — Ивана Семеныча; тогда-то к диффаматору ворвались в квартиру, и он, в виду домашних пенатов, подвергнут был исправительному наказанию; тогда-то диффаматора огорошили
на улице палкой.
Она не была
ни жадна,
ни мечтательна, но любила процесс сложения и вычитания. Сядет в угол и делает выкладки. Всегда она стояла
на твердой почве, предпочитая истины общепризнанные, прочные. Говорила рассудительно, считала верно. Алгебры не понимала,
как и вообще никаких отвлечений.
Такие приветствия и прорицания известны под именем общественного чутья. Произнося их, читатель
как бы заявляет о своей проницательности и своими изумлениями указывает
на ту действительность, осуществление которой
ни для кого не покажется неожиданностью.
Когда я являюсь
на уголовный процесс, то, стоя
на почве общечеловеческой Правды, почти не чувствую надобности
ни в
какой подготовке.
Он сам
как будто опустел. Садился
на мокрую скамейку, и думал, и думал.
Как ни резонно решили они с теткой Афимьей, что в их звании завсегда так бывает, но срам до того был осязателен, что давил ему горло. Временами он доходил почти до бешенства, но не
на самый срам, а
на то, что мысль о нем неотступно преследует его.
На щеках его играл румянец, в волосах —
ни признака седины или другого ущерба; походка такая же легкая, с приятным перевальцем,
как восемь лет тому назад; нигде
ни малейшей обрюзглости или отяжелелости; одет без франтовства, но безукоризненно.
Какие потрясающие драмы могут выплыть
на поверхность из омута мелочей, которые настолько переполняют жизненную обыденность, что
ни сердце,
ни ум, в минуту совершения, не трогаются ими!
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).
Как я — нет,
как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу
на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины. Что делать? и
на Онуфрия несешь.
И нарочно посмотрите
на детей:
ни одно из них не похоже
на Добчинского, но все, даже девочка маленькая,
как вылитый судья.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я
на вас одних полагалась,
как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот
ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною поступили!
— // Думал он сам,
на Аришу-то глядя: // «Только бы ноги Господь воротил!» //
Как ни просил за племянника дядя, // Барин соперника в рекруты сбыл.