Неточные совпадения
С этими словами Алексей Степаныч очень любезно сделал
мне ручкой и исчез. Это быстрое появление и исчезновение очень больно укололи
меня.
Мне казалось, что в переводе на язык слов этот факт означает:
я не должен был сюда прийти, но… пришел. Во всяком случае,
я хоть тем умалю значение своего поступка, что пробуду в сем месте
как можно менее времени.
— Ну, да,
я. Но
как все это было юно! незрело!
Какое мне дело до того, кто муку производит,
как производит и пр.!
Я ем калачи — и больше ничего!
мне кажется, теперь — хоть озолоти
меня,
я в другой раз этакой глупости не скажу!
Мы шли молча,
как бы подавленные бакалейными запахами, которыми,
казалось, даже складки наших пальто внезапно пропахли. Не обратив внимания ни на памятники Барклаю де-Толли и Кутузову, ни на ресторан Доминика, в дверях которого толпились какие-то полинялые личности, ни на обе Морские, с веселыми приютами Бореля и Таити, мы достигли Адмиралтейской площади, и тут
я вновь почувствовал необходимость сказать несколько прочувствованных слов.
В конце концов
я почти всегда оказываюсь в выигрыше, но это нимало не сердит Глумова. Иногда мы даже оба от души хохочем, когда случается что-нибудь совсем уж необыкновенное: ренонс, например, или дама червей вдруг
покажется за короля. Но никогда еще игра наша не была так весела,
как в этот раз. Во-первых, Глумов вгорячах пролил на сукно стакан чаю; во-вторых, он, имея на руках три туза, получил маленький шлем! Давно мы так не хохотали.
— А что, брат, годить-то, пожалуй, совсем не так трудно,
как это с первого взгляда
казалось? — сказал
мне на прощание Глумов.
Наконец настал вечер, и мы отправились.
Я помню, на
мне были белые перчатки, но почему-то
мне показалось, что на рауте в квартале нельзя быть иначе,
как в перчатках мытых и непременно с дырой:
я так и сделал. С своей стороны, Глумов хотя тоже решил быть во фраке, но своего фрака не надел, а поехал в частный ломбард и там, по знакомству, выпросил один из заложенных фраков, самый старенький.
Я дрогнул. Не то, чтобы
я вдруг получил вкус к ремеслу сыщика, но испытание, которое неминуемо повлек бы за собой отказ, было так томительно, что
я невольно терялся. Притом же страсть Глумова к предположениям
казалась мне просто неуместною. Конечно, в жизни все следует предусматривать и на все рассчитывать, но есть вещи до того непредвидимые, что,
как хочешь их предусматривай, хоть всю жизнь об них думай, они и тогда не утратят характера непредвидимости. Стало быть, об чем же тут толковать?
Я не скажу, чтоб Балалайкин был немыт, или нечесан, или являл признаки внешних повреждений, но бывают такие физиономии, которые —
как ни умывай, ни холь, а все
кажется, что настоящее их место не тут, где вы их видите, а в доме терпимости.
Иван Тимофеич молчал, но для
меня и то было уже выигрышем, что он слушал
меня. Его взор, задумчиво на
меня устремленный,
казалось, говорил: продолжай! Понятно, с
какою радостью
я последовал этому молчаливому приглашению.
Только всего промеж нас и было. Осмотрела она
меня —
кажется, довольна осталась; и
я ее осмотрел: вижу, хоть и в летах особа, однако важных изъянов нет. Глаз у ней правый вытек — педагогический случай с одним"гостем"вышел — так ведь для
меня не глаза нужны! Пришел
я домой и думаю: не чаял, не гадал, а
какой, можно сказать, оборот!
— Удачи
мне не было — вот почему. Это ведь, сударь, тоже
как кому. Иной,
кажется, и не слишком умен, а только взглянет на лицо начальничье, сейчас истинную потребность видит; другой же и долго глядит, а ничего различить не может.
Я тоже однажды"понравиться"хотел, ан заместо того совсем для
меня другой оборот вышел.
Глумов уехал вместе с Молодкиным, а
я, в виде аманата, остался у Фаинушки. Разговор не вязался, хотя Иван Тимофеич и старался оживить его, объявив, что"так нынче ягода дешева, так дешева — кому и вредно, и те едят! а вот грибов совсем не видать!". Но только что было меняло начал в ответ:"грибки, да ежели в сметанке",
как внутри у Перекусихина 2-го произошел такой переполох, что всем
показалось, что в соседней комнате заводят орган. А невеста до того перепугалась, что инстинктивно поднялась с места, сказав...
Мне показалось даже, что у нее на глазках навернулись слезки, оттого ли, что ей жалко
меня стало, или оттого, что"ах,
какая я несчастная!".
Вопрос был мудреный; пахло превратными толкованиями. Ежели ответить, что оба солдата врут, — скажут, пожалуй, что
я подрываю авторитет армии и флотов. Ежели склониться на сторону одного из двух вестовщиков, так неизвестно, который из них превратнее.
Кажется,
как будто первый солдат меньше превратен, нежели второй, а впрочем…
Сумерки уже наступили, и приближение ночи пугало нас. Очищенному и"нашему собственному корреспонденту", когда они бывали возбуждены, по ночам являлись черти; прочим хотя черти не являлись, но тоже
казалось, что человека легче можно сцапать в спящем положении, нежели в бодрственном. Поэтому мы решились бодрствовать
как можно дольше, и когда
я предложил, чтоб скоротать время, устроить"литературный вечер", то все с радостью ухватились за эту мысль.
Мне казалось, что все пристально в
меня всматриваются,
как бы стараясь угадать: наш барин или не наш?
Подсел и начал:"ах, тетенька! сто лет, сто зим!
как деточки? что дяденька? неужто до сих пор грешите… ах, тетенька!"В сущности, эта кличка до такой степени метко воспроизводила Парамонова в перл создания, что
мне показалось даже странным,
как это
я давно не угадал, что Парамонов — тетенька; но офицер все дело испортил тем, что, заметив успех своей клички, начал чересчур уж назойливо щеголять ею.
Иван Иваныч. Не знаете?.. ну, так
я и знал! Потревожили вас только… А впрочем, это не
я, а вот он… (Указывает на Шестакова.) Других перебивать любит, а сам… Много за вами блох, господин Шестаков! ах,
как много! (К головастикам.) Вы свободны, господа! (Смотрит на прокурора.)
Кажется,
я могу… отпустить?
"Необходимо обывателей от излишней пищи воздерживать" — но на
какой предмет?"Необходимо Америку снова закрыть" — но,
кажется, сие от
меня не зависит?
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам
кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко.
Как бы
я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Хлестаков.
Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста,
мне кажется,
как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не правда ли?
Хлестаков. А, да
я уж вас видел. Вы,
кажется, тогда упали? Что,
как ваш нос?
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у
меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж,
кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь
какой невзрачный, низенький,
кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у
меня проговоришься.
Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)
Кажется, эта комната несколько сыра?