Для уяснения моей мысли очень важно понять, что для меня творчество человека не есть требование человека и право его, а есть
требование Бога от человека и обязанность человека.
Неточные совпадения
— Это — правда,
бога я очень люблю, — сказал дьякон просто и уверенно. — Только у меня
требования к нему строгие: не человек, жалеть его не за что.
Теперь, когда уровень
требований значительно понизился, мы говорим: «Нам хоть бы Гизо — и то слава
богу!», но тогда и Луи-Филипп, и Гизо, и Дюшатель, и Тьер — все это были как бы личные враги (право, даже более опасные, нежели Л. В. Дубельт), успех которых огорчал, неуспех — радовал.
«Сверстов в Москве, мы оба бодрствуем; не выпускайте и Вы из Ваших рук выслеженного нами волка. Вам пишут из Москвы, чтобы Вы все дело передали в московскую полицию. Такое
требование, по-моему, незаконно: Москва Вам не начальство. Не исполняйте сего
требования или, по крайней мере, медлите Вашим ответом; я сегодня же в ночь скачу в Петербург; авось
бог мне поможет повернуть все иначе, как помогал он мне многократно в битвах моих с разными злоумышленниками!»
Так это было с первых времен и так это шло, постоянно усиливаясь, логически дойдя в наше время до догматов пресуществления и непогрешимости папы или епископов, или писаний, т. е. до совершенно непонятного, дошедшего до бессмыслицы и до
требований слепой веры не
богу, не Христу, не учению даже, а лицу, как в католичестве, или лицам, как в православии, или — веры книжке, как в протестантстве.
Таково одно недоразумение людей научных относительно значения и смысла учения Христа; другое, вытекающее из этого же источника, состоит в замене христианского
требования любви к
богу и служения ему любовью и служением людям — человечеству.