Неточные совпадения
— Это — правда,
бога я очень люблю, — сказал дьякон просто и уверенно. — Только у меня
требования к нему строгие: не человек, жалеть его не за что.
Теперь, когда уровень
требований значительно понизился, мы говорим: «Нам хоть бы Гизо — и то слава
богу!», но тогда и Луи-Филипп, и Гизо, и Дюшатель, и Тьер — все это были как бы личные враги (право, даже более опасные, нежели Л. В. Дубельт), успех которых огорчал, неуспех — радовал.
«Сверстов в Москве, мы оба бодрствуем; не выпускайте и Вы из Ваших рук выслеженного нами волка. Вам пишут из Москвы, чтобы Вы все дело передали в московскую полицию. Такое
требование, по-моему, незаконно: Москва Вам не начальство. Не исполняйте сего
требования или, по крайней мере, медлите Вашим ответом; я сегодня же в ночь скачу в Петербург; авось
бог мне поможет повернуть все иначе, как помогал он мне многократно в битвах моих с разными злоумышленниками!»
И, в объяснение своего
требования (все-таки я когда-то ему"заместо отца"был!), понес околесную, из которой можно было только разобрать:"почему что"да"спаси
бог!". И в заключение: ноне строго!
Так это было с первых времен и так это шло, постоянно усиливаясь, логически дойдя в наше время до догматов пресуществления и непогрешимости папы или епископов, или писаний, т. е. до совершенно непонятного, дошедшего до бессмыслицы и до
требований слепой веры не
богу, не Христу, не учению даже, а лицу, как в католичестве, или лицам, как в православии, или — веры книжке, как в протестантстве.
Таково одно недоразумение людей научных относительно значения и смысла учения Христа; другое, вытекающее из этого же источника, состоит в замене христианского
требования любви к
богу и служения ему любовью и служением людям — человечеству.
«Судите сами, справедливо ли повиноваться человеку более, чем
богу», — сказали Петр и Иоанн. И точно так же всякий человек, желающий быть христианином, должен относиться к
требованиям идти на войну, когда Христос сказал ему: «Не противься злу насилием».
Христианское учение любви к
богу и служения ему и (только вследствие этой любви и служения) любви и служения ближнему кажется людям научным неясным, мистическим и произвольным, и они исключают совершенно
требование любви и служения
богу, полагая, что учение об этой любви к людям, к человечеству гораздо понятнее, тверже и более обосновано.
Другое недоразумение то, что христианское учение любви к
богу и потому служение ему есть
требование неясное, мистическое, не имеющее определенного предмета любви, которое поэтому должно быть заменено более точным и понятным учением о любви к людям и служении человечеству.
— Не должно вводить народ в убытки: разве губернатор изнуритель края? он пусть проедет, а забор пусть останется. —
Требования же насчет мундира Рыжов отражал тем, что у него на то нет достатков и что, говорит, имею, — в том и являюсь:
Богу совсем нагишом предстану. Дело не в платье, а в рассудке и в совести, — по платью встречают — по уму провожают.
Если говорили, что он нужен был людям, что, исполняя закон Христов любви, он не мог отказывать людям в их
требовании видеть его, что удаление от этих людей было бы жестокостью, он не мог не соглашаться с этим, но, по мере того как он отдавался этой жизни, он чувствовал, как внутреннее переходило во внешнее, как иссякал в нем источник воды живой, как то, что он делал, он делал всё больше и больше для людей, а не для
бога.
Решение было такое, что он должен исполнить
требование женщины, что вера ее может спасти ее сына; сам же он, отец Сергий, в этом случае не что иное, как ничтожное орудие, избранное
богом.
Никто не хотел первый изъявить согласия на
требование Иоанна; наконец друзья его ободрились и сказали: «
Бог покоряет нас князю московскому; он будет отцом Новаграда».
Все суеверия: и закона
бога, и государства, и науки, — всё это только извращения мысли, и потому избавление от них, возможно только приложением к ним
требований истины, открываемой разумом.
Дионис все время как будто говорит человеку: «горе тебе и гибель, если ты не признаешь меня
богом!» Олимпийским
богам такое
требование совершенно чуждо.
Самодовольство, самодостаточность, каменная бездвижность, гордость,
требование беспрерывного себе подчинения — все свойства, которые христианская вера считает греховными и порочными, но
Богу их преспокойно приписывает.
— Послал я в интендантство за консервами и ячменем, — не выдали, нужно
требование. Написал
требование, послал, — возвращаются люди ни с чем:
требование должно быть написано чернилами, а не карандашом!.. Ну, скажите, где тут достать чернил?! Слава
богу, нашелся огрызок карандаша!.. Так и ушли без всего, а назавтра все склады пожгли!
И новым лишь падением человека было бы ожидание и
требование, чтобы сам
Бог за него совершил этот переход, чтобы творческое откровение совершалось не по внутренней свободе человека, а по одной внешней помощи Божьей.
— Отворите! это я! — говорил хриплым голосом толстый человек с важною физиономиею и еще более важным, чопорным париком, постукивая в ворота натуральною тростью с золотым набалдашником и перемешивая свои
требования к стражам замка утешениями народу: — Что делать, дети мои! Это жребий войны! Надо поручить себя милосердию
Бога. Не поместиться же всем в крепостце; я советовал бы вам воротиться. Видите, и я, ваш бургемейстер, с трудом туда пробиваюсь.
— Ну, перестань плакать, теперь слезами не поможешь, да и ничего опасного для себя я не вижу в моем аресте, — старался успокоить ее Савин, — пока нет
требования о выдаче меня от русской судебной власти. За ношение чужого имени не
Бог весть какое наказание: недели две ареста, так что я могу быть освобожден раньше, нежели что-нибудь придет из России.
— Господин комиссар, ради
Бога, прекратите это возмутительное насилие, уверяю вас, что он вполне подчинится вашему законному
требованию и последует за вами без всякого сопротивления.
И кроме того, после к ним уже никто не смел вязаться с
требованием ответа за «шатательство» и за какие бы то ни было старые неисправности, так как «кого царь пожаловал, того и
бог простил».
К самой суровости
требований закона, ныне — слава
богу и государю — уже отмененного, присоединялась еще к угнетению бедных вся беспредельная жестокость жидовской неправды и плутовства, практиковавшихся на все лады.
Я не говорю, чтобы моя вера была одна несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой — более простой, ясной и отвечающей всем
требованиям моего ума и сердца; если я узнаю такую, я сейчас же приму ее, потому что
богу ничего, кроме истины, не нужно.