Неточные совпадения
Ежели мне нужно видеть кого-нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая-то]
желает видеть такого-то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до
тех пор, пока
не добьюсь
того, что́ мне надо.
Немец хмурился, старался показать вид, что он и
не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто
не хотел понять, что вино нужно было ему
не для
того, чтоб утолить жажду,
не из жадности, а из добросовестной любознательности.
Она говорила, что граф умер так, как и она
желала бы умереть, что конец его был
не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до
того трогательно, что она
не могла вспомнить его без слез, и что она
не знает, — кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы
не огорчить умирающего отца.
— Ah! chère amie, — отвечала княжна Марья, — je vous ai prié de ne jamais me prévenir de l’humeur dans laquelle se trouve mon père. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда
не говорить мне о
том, в каком расположении духа батюшка. Я
не позволю себе судить его и
не желала бы, чтоб и другие это делали.]
Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, — может быть, и
то и другое, только, видимо,
не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше
того, как вытягивался Тимохин, в
то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан
не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и
желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
Князь Андрей наклонил голову в знак
того, что понял с первых слов
не только
то, что̀ было сказано, но и
то, что
желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
11 октября, в
тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще
не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто
не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась
та серьезная черта, которая была на них в
то время, как они стояли под ядрами. Ростов,
не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира,
желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу
не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
Он
желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что́ бы
то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и
не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем
не замеченному, примерному офицеру.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо
не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с
тем, чувствуя себя
не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
Княжна почувствовала это и, как будто
желая ему показать, что она и
не смеет думать о
том, чтобы занять его, обратилась к старому князю.
Не расчеты руководили m-lle Bourienne (она даже ни минуты
не обдумывала
того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она
желала и старалась, как можно больше, нравиться.
То он с злобой думал о
том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом,
то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько
не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
Все только одного
желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было
не победить кого бы
то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь
то к Борису,
то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт,
желая испытать Марко́ва, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Марко́ва и как, Марко́в тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой,
не поднимая платка Бонапарта.
На правом фланге у Багратиона в 9 часов дело еще
не начиналось.
Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и
желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о
том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10-ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели
не убьют
того, кого пошлют (чтó было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, чтó было весьма трудно, посланный
не успеет вернуться раньше вечера.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет,
не смея сказать
того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув
того, чего он
желал больше всего на свете,
не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
В
то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки-судьи ничего
не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только
желали еще раз услыхать его.
— Я?… Я в Петербург, — отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. — Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы
не думайте, чтоб я был так дурен. Я всею душой
желал быть
тем, чем вы хотели бы, чтоб я был; но я ни в ком никогда
не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… — Пьер
не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
— Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, — сказал он ему,
не садясь. — Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о
том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица.
Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества,
тем более, что он
не умел и
не желал заискивать общественного благоволения.
Как будто князь Андрей и
желал бы, но
не мог принимать участия в
том, что́ он говорил.
— Да мы знаем, но
то зло, которое я знаю для себя, я
не могу сделать другому человеку, — всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо
желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи.
— Да, mais ce n’est pas comme vous l’entendez, [но
не так, как ты думаешь.] продолжал князь Андрей. — Я ни малейшего добра
не желал и
не желаю этому мерзавцу-протоколисту, который украл какие-то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца,
то есть опять себя же.
Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к
тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было
не надо, что он должен доживать свою жизнь,
не делая зла,
не тревожась и ничего
не желая.
— Но вы им
не хотели воспользоваться, князь, — сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор,
желает прекратить любезностью. — Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, — прибавил он, —
то я, переговорив с Магницким, сообщу вам
то, чтó может вас интересовать, и кроме
того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. — Он, закрыв глаза, поклонился, и à la française, [на французский манер,]
не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Кроме
тех оснований, что он несколько раз спрашивал,
не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что̀ я
не мог ему отвечать), кроме
того, он по моим наблюдениям
не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы
желать улучшения духовного, я
не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленную к ней.
И он, похлопав Берга по плечу, встал,
желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он
не будет знать верно, что́ будет дано за Верой, и
не получит вперед хотя части
того, что́ назначено ей,
то он принужден будет отказаться.
Разговор кончился
тем, что граф,
желая быть великодушным и
не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак
не может теперь устроиться в новой жизни,
не получив чистыми деньгами 30 тысяч.
Мужчины, по-английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и
того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно
желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот,
не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости
не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало,
того, что́ он всегда видел на вечерах, которым он
желал подражать. Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем-нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему-то Берг привлек Пьера.
При всех столкновениях с сыном, графа
не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он
не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, — он только при этом случае живее вспоминал
то, что, ежели бы дела
не были расстроены, нельзя было для Николая
желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митинькой и с своими непреодолимыми привычками.
Разве
не он всею душой
желал,
то произвести республику в России,
то самому быть Наполеоном,
то философом,
то тактиком, победителем Наполеона?
— Для этого я бы советовал вам… — начал было Борис,
желая сказать ей колкость; но в
ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы,
не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем
не бывало).
Несмотря на
то, что прежде у нее была досада на Наташу за
то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и
не думала об этом, и всею душой, по своему,
желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protégée.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Курагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что-то,
желая не быть услышанною, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней
то объяснение, которого ждала ее подруга.
Несмотря на
то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этою целью, несмотря на
то. что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он
не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку.
Потом вдруг, как будто вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в
ту же позу, в которой он стоял на коронации и, помахивая правою рукой, сказал: — Je ne vous retiens plus, général; je souhaite le succès de votre mission, [Я вас
не задерживаю более, генерал;
желаю успеха вашему посольству,] — и развеваясь красною, шитою мантией и перьями, и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Он сказал, что император Александр
не считает достаточною причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на
то государя, что император Александр
не желает войны, и что с Англией нет никаких сношений.
Высказав всё, что̀ ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр
желает мира, но
не приступит к переговорам иначе как с
тем условием, чтобы…
— Я
желаю мира
не менее императора Александра, — начал он. —
Не я ли осьмнадцать месяцев делаю всё, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для
того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? — сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своею маленькою, белою и пухлою рукой.
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он
желал бы откланяться, и слушает только потому, что он
не может
не слушать
того, что̀ ему говорят. Наполеон
не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву
не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
Я еду в армию, зачем? — сам
не знаю, и
желаю встретить
того человека, которого презираю, для
того, чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!» И прежде были всё
те же условия жизни, но прежде они все вязались между собою, а теперь всё рассыпалось.
Один,
не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что
не имеет никакого мнения об известном предмете, только для
того, чтоб избежать ответственности и угодить государю.
Петя решился итти прямо к
тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому-нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость,
желает служить отечеству, что молодость
не может быть препятствием для преданности, и что он готов…
Видно, что
тот не любит государя и
желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру.
— Очень рад встретить вас здесь, граф, — сказал он ему громко и
не стесняясь присутствием посторонних, с особенною решительностью и торжественностью. — Накануне дня, в который Бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о
тех недоразумениях, которые были между нами, и
желал бы, чтобы вы
не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Большею частью, послушав разговор какого-нибудь кружка, он с видом разочарования — как будто совсем
не о
том они говорили, что̀ он
желал знать, — отворачивался.
Одно, чего
желал теперь Пьер всеми силами своей души, было
то, чтобы выйти поскорее из
тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и всё
то, что̀ он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде
не было.