Неточные совпадения
Приехав в Петербург и остановившись у своей тетки по матери,
графини Чарской, жены бывшего министра, Нехлюдов сразу попал в самую сердцевину ставшего ему столь чуждого аристократического общества. Ему неприятно было это,
а нельзя было поступить иначе. Остановиться не у тетушки,
а в гостинице, значило обидеть ее, и между тем тетушка имела большие связи и могла быть в высшей степени полезна во всех тех делах, по которым он намеревался хлопотать.
— Вот бы твоя Магдалина послушала его; она бы обратилась, — сказала
графиня. —
А ты непременно будь дома вечером. Ты услышишь его. Это удивительный человек.
— Non, il est impayable, [Нет, он бесподобен,] — обратилась
графиня Катерина Ивановна к мужу. — Он мне велит итти на речку белье полоскать и есть один картофель. Он ужасный дурак, но всё-таки ты ему сделай, что он тебя просит. Ужасный оболтус, — поправилась она. —
А ты слышал: Каменская, говорят, в таком отчаянии, что боятся за ее жизнь, — обратилась она к мужу, — ты бы съездил к ней.
Нехлюдов отдал письмо
графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику, на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что не застал, как лакей подвинулся к лестнице, швейцар вышел на подъезд, крикнув: «подавай!»,
а вестовой, вытянувшись, руки по швам, замер, встречая и провожая глазами сходившую с лестницы быстрой, не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
Вечером, вскоре после обеда, в большой зале, где особенно, как для лекции, поставили рядами стулья с высокими резными спинками,
а перед столом кресло и столик с
графином воды для проповедника, стали собираться на собрание, на котором должен был проповедовать приезжий Кизеветер.
Mariette в шляпе, но уже не в черном,
а в каком-то светлом, разных цветов платье сидела с чашкой в руке подле кресла
графини и что-то щебетала, блестя своими красивыми смеющимися глазами.
В то время, как Нехлюдов входил в комнату, Mariette только что отпустила что-то такое смешное, и смешное неприличное — это Нехлюдов видел по характеру смеха, — что добродушная усатая
графиня Катерина Ивановна, вся сотрясаясь толстым своим телом, закатывалась от смеха,
а Mariette с особенным mischievous [шаловливым] выражением, перекосив немножко улыбающийся рот и склонив на бок энергическое и веселое лицо, молча смотрела на свою собеседницу.
— Ах!
А видел ты эту… ну, как ее? — сказала
графиня Катерина Ивановна.
— Ну, это прескучный господин. Я лучше его там приму.
А потом приду к вам. Напоите его чаем, Mariette, — сказала
графиня, уходя своим быстрым вертлявым шагом в залу.
— Ну, чудесно, что ты заехал. Не хочешь позавтракать?
А то садись. Бифштекс чудесный. Я всегда с существенного начинаю и кончаю. Ха, ха, ха. Ну, вина выпей, — кричал он, указывая на
графин с красным вином. —
А я об тебе думал. Прошение я подам. В руки отдам — это верно; только пришло мне в голову, не лучше ли тебе прежде съездить к Топорову.
— Да, бывает. В Казани, я вам доложу, была одна, — Эммой звали. Родом венгерка,
а глаза настоящие персидские, — продолжал он, не в силах сдержать улыбку при этом воспоминании. — Шику было столько, что хоть
графине…
Неточные совпадения
— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери кабинета, где уже были приготовлены ему абажур на свече и
графин воды у кресла. —
А я напишу в Москву.
— Ну вот,
графиня, вы встретили сына,
а я брата, — весело сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
—
А я думаю, что вы будете отличный медиум, — сказала
графиня Нордстон, — в вас есть что-то восторженное.
— Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, — сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя матери, он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась от него. Теперь уже не учительница Шведской королевы,
а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с
графиней Вронской, представилась Анне.
Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их,
а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.