Неточные совпадения
— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери кабинета, где уже были приготовлены ему абажур на свече и
графин воды у кресла. —
А я напишу в Москву.
— Ну вот,
графиня, вы встретили сына,
а я брата, — весело сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
—
А я думаю, что вы будете отличный медиум, — сказала
графиня Нордстон, — в вас есть что-то восторженное.
— Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, — сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя матери, он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась от него. Теперь уже не учительница Шведской королевы,
а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с
графиней Вронской, представилась Анне.
Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их,
а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.
Чтобы спастись, нужно только верить, и монахи не знают, как это надо делать,
а знает
графиня Лидия Ивановна…
— Что ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к
графине Бониной надо. Ну как же ты не дик? Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать.
А я знаю только одно: ты делаешь всегда то, что никто не делает.
Он прежде относился холодно и даже враждебно к этому новому учению и с
графиней Лидией Ивановной, увлекавшеюся им, никогда не спорил,
а старательно обходил молчанием ее вызовы.
— Как бы
графине Марье Борисовне — военное министерство,
а начальником бы штаба княгиню Ватковскую, — говорил, обращаясь к высокой красавице фрейлине, спрашивавшей у него о перемещении, седой старичок в расшитом золотом мундире.
— Да объясните мне, пожалуйста, — сказал Степан Аркадьич, — что это такое значит? Вчера я был у него по делу сестры и просил решительного ответа. Он не дал мне ответа и сказал, что подумает,
а нынче утром я вместо ответа получил приглашение на нынешний вечер к
графине Лидии Ивановне.
— Так было у
графини Поль, сударь. Ребенка лечили,
а оказалось, что просто ребенок голоден: кормилица была без молока, сударь.
Когда он возвратился через несколько минут, Степан Аркадьич уже разговаривал с
графиней о новой певице,
а графиня нетерпеливо оглядывалась на дверь, ожидая сына.
— Ну, нет, — сказала
графиня, взяв ее за руку, — я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно.
А о сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.
— Не правда ли, очень мила? — сказала
графиня про Каренину. — Ее муж со мною посадил, и я очень рада была. Всю дорогу мы с ней проговорили. Ну,
а ты, говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux. [у тебя всё еще тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше.]
— Как жаль, что она так подурнела, — говорила
графиня Нордстон Львовой. —
А всё-таки он не сто̀ит ее пальца. Не правда ли?
Степан Аркадьич испуганно очнулся, чувствуя себя виноватым и уличенным. Но тотчас же он утешился, увидав, что слова: «он спит» относились не к нему,
а к Landau. Француз заснул так же, как Степан Аркадьич. Но сон Степана Аркадьича, как он думал, обидел бы их (впрочем, он и этого не думал, так уж всё ему казалось странным),
а сон Landau обрадовал их чрезвычайно, особенно
графиню Лидию Ивановну.
Чичиков налил стакан из первого
графина — точно липец, который он некогда пивал в Польше: игра как у шампанского,
а газ так и шибнул приятным кручком изо рта в нос.
На это Чичиков <подумал>: «Ну, вряд ли выберется такое время. Вот я выучился грамоте,
а „
Графиня Лавальер“ до сих пор еще не прочитана».
— Теперь давайте, двигайте дело
графини этой. Завтра напишем апелляцию… Это мы тоже выиграем. Ну, я, знаете, должен лежать,
а вы к жене пожалуйте, она вас просила. Там у нее один… эдакий… Из этих, из модных… Искусство, философия и всякое прочее. Э-хе-хе…
— Создателем действительных культурных ценностей всегда был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой культуры, — возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою
графин с водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней,
а с какой-то зеленой книжкой.
— Влепил заряд в морду Блинову, вот что! — сказал Безбедов и, взяв со стола
графин, поставил его на колено себе, мотая головой, говоря со свистом: — Издевался надо мной, подлец! «Брось, говорит, — ничего не смыслишь в голубях». Я — Мензбира читал!
А он, идиот, учит...
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол,
а на нем
графин воды, стакан.
Уверенный, что он сказал нечто едкое, остроумное, Клим захохотал, прикрыв глаза,
а когда открыл их — в комнате никого не было, кроме брата, наливавшего воду из
графина в стакан.
«Пьяная?» — подумал Самгин, повернулся спиною к ней и стал наливать воду из
графина в стакан,
а Дуняша заговорила приглушенным голосом, торопливо и бессвязно...
Курносый, голубоглазый, подстриженный ежиком и уже полуседой, он казался Климу все более похожим на клоуна.
А грузная его мамаша, покачиваясь, коровой ходила из комнаты в комнату, снося на стол перед постелью Макарова
графины, стаканы, — ходила и ворчала...
— Ну, уж не показывай только! — сказал Илья Ильич, отворачиваясь. —
А захочется пить, — продолжал Обломов, — взял
графин, да стакана нет…
Через четверть часа Захар отворил дверь подносом, который держал в обеих руках, и, войдя в комнату, хотел ногой притворить дверь, но промахнулся и ударил по пустому месту: рюмка упала,
а вместе с ней еще пробка с
графина и булка.
«Чиновница,
а локти хоть бы
графине какой-нибудь; еще с ямочками!» — подумал Обломов.
Райский тоже, увидя свою комнату, следя за бабушкой, как она чуть не сама делала ему постель, как опускала занавески, чтоб утром не беспокоило его солнце, как заботливо расспрашивала, в котором часу его будить, что приготовить — чаю или кофе поутру, масла или яиц, сливок или варенья, — убедился, что бабушка не все угождает себе этим, особенно когда она попробовала рукой, мягка ли перина, сама поправила подушки повыше и велела поставить
графин с водой на столик,
а потом раза три заглянула, спит ли он, не беспокойно ли ему, не нужно ли чего-нибудь.
Миски и тарелки разнокалиберные; у
графинов разные пробки,
а у судков и вовсе нет; перечница с отбитой головкой — бедность и радушие.
Нехлюдов отдал письмо
графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику, на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что не застал, как лакей подвинулся к лестнице, швейцар вышел на подъезд, крикнув: «подавай!»,
а вестовой, вытянувшись, руки по швам, замер, встречая и провожая глазами сходившую с лестницы быстрой, не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
— Ну, чудесно, что ты заехал. Не хочешь позавтракать?
А то садись. Бифштекс чудесный. Я всегда с существенного начинаю и кончаю. Ха, ха, ха. Ну, вина выпей, — кричал он, указывая на
графин с красным вином. —
А я об тебе думал. Прошение я подам. В руки отдам — это верно; только пришло мне в голову, не лучше ли тебе прежде съездить к Топорову.
В то время, как Нехлюдов входил в комнату, Mariette только что отпустила что-то такое смешное, и смешное неприличное — это Нехлюдов видел по характеру смеха, — что добродушная усатая
графиня Катерина Ивановна, вся сотрясаясь толстым своим телом, закатывалась от смеха,
а Mariette с особенным mischievous [шаловливым] выражением, перекосив немножко улыбающийся рот и склонив на бок энергическое и веселое лицо, молча смотрела на свою собеседницу.
— Non, il est impayable, [Нет, он бесподобен,] — обратилась
графиня Катерина Ивановна к мужу. — Он мне велит итти на речку белье полоскать и есть один картофель. Он ужасный дурак, но всё-таки ты ему сделай, что он тебя просит. Ужасный оболтус, — поправилась она. —
А ты слышал: Каменская, говорят, в таком отчаянии, что боятся за ее жизнь, — обратилась она к мужу, — ты бы съездил к ней.
Вечером, вскоре после обеда, в большой зале, где особенно, как для лекции, поставили рядами стулья с высокими резными спинками,
а перед столом кресло и столик с
графином воды для проповедника, стали собираться на собрание, на котором должен был проповедовать приезжий Кизеветер.
Mariette в шляпе, но уже не в черном,
а в каком-то светлом, разных цветов платье сидела с чашкой в руке подле кресла
графини и что-то щебетала, блестя своими красивыми смеющимися глазами.
— Да, бывает. В Казани, я вам доложу, была одна, — Эммой звали. Родом венгерка,
а глаза настоящие персидские, — продолжал он, не в силах сдержать улыбку при этом воспоминании. — Шику было столько, что хоть
графине…
— Ах!
А видел ты эту… ну, как ее? — сказала
графиня Катерина Ивановна.
— Ну, это прескучный господин. Я лучше его там приму.
А потом приду к вам. Напоите его чаем, Mariette, — сказала
графиня, уходя своим быстрым вертлявым шагом в залу.
— Вот бы твоя Магдалина послушала его; она бы обратилась, — сказала
графиня. —
А ты непременно будь дома вечером. Ты услышишь его. Это удивительный человек.
Приехав в Петербург и остановившись у своей тетки по матери,
графини Чарской, жены бывшего министра, Нехлюдов сразу попал в самую сердцевину ставшего ему столь чуждого аристократического общества. Ему неприятно было это,
а нельзя было поступить иначе. Остановиться не у тетушки,
а в гостинице, значило обидеть ее, и между тем тетушка имела большие связи и могла быть в высшей степени полезна во всех тех делах, по которым он намеревался хлопотать.
В четырех верстах от меня находилось богатое поместье, принадлежащее
графине Б***; но в нем жил только управитель,
а графиня посетила свое поместье только однажды, в первый год своего замужества, и то прожила там не более месяца. Однако ж во вторую весну моего затворничества разнесся слух, что
графиня с мужем приедет на лето в свою деревню. В самом деле, они прибыли в начале июня месяца.
— Право? — сказала
графиня, с видом большой внимательности; —
а ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах?
— По трактирам шляется, лошадей не держит, в первый раз в дом приехал,
а целый
графин рому да пять рюмок водки вылакал! — перечисляет матушка.
Много таких дам в бриллиантах появилось в Кружке после японской войны. Их звали «интендантскими дамами». Они швырялись тысячами рублей, особенно «туровала» одна блондинка, которую все называли «
графиней». Она была залита бриллиантами. Как-то скоро она сошла на нет — сперва слиняли бриллианты,
а там и сама исчезла. Ее потом встречали на тротуаре около Сандуновских бань…
А посредине между хрустальными
графинами, наполненными винами разных цветов, вкуса и возраста, стояли бутылки всевозможных форм — от простых светлых золотистого шато-икема с выпуклыми стеклянными клеймами до шампанок с бургонским, кубышек мадеры и неуклюжих, примитивных бутылок венгерского.
В ресторане за каждым столом, сплошь уставленным
графинами и бутылками, сидят тесные кружки бритых актеров, пестро и оригинально одетых: пиджаки и брюки водевильных простаков, ужасные жабо, галстуки, жилеты — то белые, то пестрые, то бархатные,
а то из парчи.
И весной 1898 года состоялось в ресторане «Эрмитаж» учредительное собрание, выработан был устав,
а в октябре 1899 года, в год столетия рождения Пушкина, открылся Литературно-художественный кружок в доме
графини Игнатьевой, на Воздвиженке.
А ты, как отдохнешь, поедешь в Ярославль к
графине, твоей бабушке.
А еще уж ничего не поспели мы с барыней переменить, подошла воля и остался при лошади, теперь она у меня за
графиню ходит.