Неточные совпадения
Если бы она не согласилась на разрыв, она давно бы написала или даже сама приехала,
как она делала это
прежде.
— Никогда не сужден, потому
как мы жили
прежде…
Она,
как и
прежде, была в чистом белом фартуке.
Милые, твердые, красные губы ее всё так же морщились,
как и
прежде при виде его, от неудержимой радости.
— Поблагодарите тетушку. А
как я рад, что приехал, — сказал Нехлюдов, чувствуя, что на душе у него становится так же светло и умильно,
как бывало
прежде.
Так же,
как и
прежде, он не мог без волнения видеть теперь белый фартук Катюши, не мог без радости слышать ее походку, ее голос, ее смех, не мог без умиления смотреть в ее черные,
как мокрая смородина, глаза, особенно когда она улыбалась, не мог, главное, без смущения видеть,
как она краснела при встрече с ним.
Войдя в совещательную комнату, присяжные,
как и
прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они в большей или меньшей степени испытывали, сидя в зале на своих местах, прошла,
как только они вошли в совещательную комнату и закурили папиросы, и они с чувством облегчения разместились в совещательной комнате, и тотчас же начался оживленный разговор.
«Ведь я любил ее, истинно любил хорошей, чистой любовью в эту ночь, любил ее еще
прежде, да еще
как любил тогда, когда я в первый раз жил у тетушек и писал свое сочинение!» И он вспомнил себя таким,
каким он был тогда.
Всегда после таких пробуждений Нехлюдов составлял себе правила, которым намеревался следовать уже навсегда: писал дневник и начинал новую жизнь, которую он надеялся никогда уже не изменять, — turning a new leaf, [превернуть страницу,]
как он говорил себе. Но всякий раз соблазны мира улавливали его, и он, сам того не замечая, опять падал, и часто ниже того,
каким он был
прежде.
В трактире он сошелся с таким же,
как он, еще
прежде лишившимся места и сильно пившим слесарем, и они вдвоем ночью, пьяные, сломали замок и взяли оттуда первое, что попалось.
Нехлюдов думал всё это, уже не слушая того, что происходило перед ним. И сам ужасался на то, что ему открывалось. Он удивлялся,
как мог он не видеть этого
прежде,
как могли другие не видеть этого.
— Да? Вот
как! — сказал прокурор. — Это действительно очень исключительный случай. Вы, кажется, гласный красноперского земства? — спросил прокурор,
как бы вспоминая, что он слышал
прежде про этого Нехлюдова, теперь заявлявшего такое странное решение.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было,
как Христос, воскресши,
прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и
как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
Он испытывал к ней теперь чувство такое,
какого он никогда не испытывал
прежде ни к ней ни к кому-либо другому, в котором не было ничего личного: он ничего не желал себе от нее, а желал только того, чтобы она перестала быть такою,
какою она была теперь, чтобы она пробудилась и стала такою,
какою она была
прежде.
— Не знаю, либерал ли я или что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо
прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды,
как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Нехлюдов вспомнил всё, что он видел вчера, дожидаясь в сенях, и понял, что наказание происходило именно в то время,
как он дожидался, и на него с особенной силой нашло то смешанное чувство любопытства, тоски, недоумения и нравственной, переходящей почти в физическую, тошноты, которое и
прежде, но никогда с такой силой не охватывало его.
— Катюша,
как я сказал, так и говорю, — произнес он особенно серьезно. — Я прошу тебя выйти за меня замуж. Если же ты не хочешь, и пока не хочешь, я, так же
как и
прежде, буду там, где ты будешь, и поеду туда, куда тебя повезут.
Из конторских книг и разговоров с приказчиком он узнал, что,
как и было
прежде, две трети лучшей пахотной земли обрабатывались своими работниками усовершенствованными орудиями, остальная же треть земли обрабатывалась крестьянами наймом по пяти рублей за десятину, т. е. за пять рублей крестьянин обязывался три раза вспахать, три раза заскородить и засеять десятину, потом скосить, связать или сжать и свезти на гумно, т. е. совершить работы, стоящие по вольному дешевому найму по меньшей мере десять рублей за десятину.
Всё это Нехлюдов знал и
прежде, но он теперь узнавал это
как новое и только удивлялся тому,
как мог он и
как могут все люди, находящиеся в его положении, не видеть всей ненормальности таких отношений.
Нехлюдов продолжал говорить о том,
как доход земли должен быть распределен между всеми, и потому он предлагает им взять землю и платить зa нее цену,
какую они назначат, в общественный капитал, которым они же будут пользоваться. Продолжали слышаться слова одобрения и согласия, но серьезные лица крестьян становились всё серьезнее и серьезнее, и глаза, смотревшие
прежде на барина, опускались вниз,
как бы не желая стыдить его в том, что хитрость его понята всеми, и он никого не обманет.
«Не успеешь оглянуться,
как втянешься опять в эту жизнь», — подумал он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые в нем вызывала необходимость заискивания в людях, которых он не уважал. Сообразив, куда
прежде, куда после ехать, чтоб не возвращаться, Нехлюдов
прежде всего направился в Сенат. Его проводили в канцелярию, где он в великолепнейшем помещении увидал огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
Другая записка была от бывшего товарища Нехлюдова, флигель-адъютанта Богатырева, которого Нехлюдов просил лично передать приготовленное им прошение от имени сектантов государю. Богатырев своим крупным, решительным почерком писал, что прошение он,
как обещал, подаст прямо в руки государю, но что ему пришла мысль: не лучше ли Нехлюдову
прежде съездить к тому лицу, от которого зависит это дело, и попросить его.
— Я думаю,
прежде проповедника, а потом французскую актрису, а то
как бы совсем не потерять вкуса к проповеди, — сказал Нехлюдов.
Эти так называемые испорченные, преступные, ненормальные типы были, по мнению Нехлюдова, не что иное,
как такие же люди,
как и те, перед которыми общество виновато более, чем они перед обществом, но перед которыми общество виновато не непосредственно перед ними самими теперь, а в прежнее время виновато
прежде еще перед их родителями и предками.
Он так и жил с тех пор,
как решил это, хотя
прежде, юношей, предавался разврату.
Нехлюдов предлагал ей брак по великодушию и по тому, что было
прежде; но Симонсон любил ее такою,
какою она была теперь, и любил просто за то, что любил.
На вопросы его, хорошо ли ей и не нужно ли ей чего, она отвечала уклончиво, смущенно и с тем,
как ему казалось, враждебным чувством упрека, которое и
прежде проявлялось в ней.
Это чувство
как будто раскрыло в душе Нехлюдова поток любви, не находивший
прежде исхода, а теперь направлявшийся на всех людей, с которыми он встречался.
В тот день, когда на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за ребенка, Нехлюдов, ночевавший на постоялом дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому городу, так что выехал с постоялого двора позднее обыкновенного и не обогнал партию дорогой,
как это бывало
прежде, а приехал в село, возле которого был полуэтап, уже сумерками.
— Мы спорим, что лучше, — злобно хмурясь, сказал он, —
прежде образовать народ, а потом изменить формы жизни, или
прежде изменить формы жизни, и потом —
как бороться: мирной пропагандой, террором?
— Закон! — повторил он презрительно, — он
прежде ограбил всех, всю землю, всё богачество у людей отнял, под себя подобрал, всех побил,
какие против него шли, а потом закон написал, чтобы не грабили да не убивали. Он бы
прежде этот закон написал.
Он не спал всю ночь и,
как это случается со многими и многими, читающими Евангелие, в первый раз, читая, понимал во всем их значении слова, много раз читанные и незамеченные.
Как губка воду, он впитывал в себя то нужное, важное и радостное, что открывалось ему в этой книге. И всё, что он читал, казалось ему знакомо, казалось, подтверждало, приводило в сознание то, что он знал уже давно,
прежде, но не сознавал вполне и не верил. Теперь же он сознавал и верил.