Неточные совпадения
— Теперь можно всё сказать! — говорит отъезжающий. — Я не
то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты по крайней мере понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит
на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, — обращается он к
тому, который добрыми глазами смотрит
на него.
И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая
того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет
на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.
Несмотря
на советы дать еще
на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз.
Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший
на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.
Он раздумывал над
тем, куда положить всю эту силу молодости, только раз в жизни бывающую в человеке, —
на искусство ли,
на науку ли,
на любовь ли к женщине, или
на практическую деятельность, — не силу ума, сердца, образования, а
тот неповторяющийся порыв,
ту на один раз данную человеку власть сделать из себя всё, чтò он хочет, и как ему кажется, и из всего мира всё, чтò ему хочется.
Как всегда бывает в дальней дороге,
на первых двух-трех станциях воображение остается в
том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит замки будущего. Так случилось и с Олениным.
Выехав за город и оглядев снежные поля, он порадовался
тому, что он один среди этих полей, завернулся в шубу, опустился
на дно саней, успокоился и задремал. Прощанье с приятелями растрогало его, и ему стала вспоминаться вся последняя зима, проведенная им в Москве, и образы этого прошедшего, перебиваемые неясными мыслями и упреками, стали непрошенно возникать в его воображении.
«Каким образом он мог любить ее, несмотря
на то, что она меня любила?» думал он, и нехорошие подозрения пришли ему в голову.
«Однако она меня несмотря
на то любила», думает он о девушке, про которую шла речь при прощаньи.
На другое утро
то же самое, —
те же станции,
те же чаи,
те же движущиеся крупы лошадей,
те же короткие разговоры с Ванюшей,
те же неясные мечты и дремоты по вечерам, и усталый, здоровый, молодой сон в продолжение ночи.
Чем дальше уезжал Оленин от центра России,
тем дальше казались от него все его воспоминания, и чем ближе подъезжал к Кавказу,
тем отраднее становилось ему
на душе.
Несмотря
на то, этот христианский народец, закинутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя
на высокой степени развития и признает человеком только одного казака;
на всё же остальное смотрит с презрением.
Кроме
того, постоянный мужской, тяжелый труд и заботы, переданные ей
на руки, дали особенно самостоятельный, мужественный характер гребенской женщине и поразительно развили в ней физическую силу, здравый смысл, решительность и стойкость характера.
Был
тот особенный вечер, какой бывает только
на Кавказе.
Ежели редко-редко где покажутся верховые,
то уже казаки с кордона и чеченцы из аула с удивлением и любопытством смотрят
на верховых и стараются догадаться, кто могут быть эти недобрые люди.
— А мой Лукаша
на кордоне, а домой не пускают, — говорит пришедшая, несмотря
на то, что хорунжиха давно это знает. Ей нужно поговорить про своего Лукашу, которого она только собрала в казаки и которого она хочет женить
на Марьяне, хорунжевой дочери.
У бабуки же Улитки своя забота, и она как сидела
на пороге, так и остается, и о чем-то трудно думает, до
тех пор пока девка не позвала ее.
Тот самый Лукашка-Урван, про которого говорили старухи в станице, перед вечером, стоял
на вышке Нижне-Протоцкого поста.
Облокотившись
на перильцы вышки, он щурясь поглядывал
то на даль за Тереком,
то вниз
на товарищей казаков и изредка заговаривал с ними.
Прямо против кордона,
на том берегу, всё было пусто; только низкие бесконечные и пустынные камыши тянулись до самых гор.
Несмотря
на то, что казаки каждый час ожидали переправы и нападения абреков с татарской стороны, особенно в мае месяце, когда лес по Тереку так густ, что пешему трудно пролезть чрез него, а река так мелка, что кое-где можно переезжать ее в брод, и несмотря
на то, что дня два
тому назад прибегал от полкового командира казак [Прибегал значит
на казачьем наречьи приезжал верхом.] с цыдулкой, [Цыдулой называется циркуляр, рассылаемый по постам.] в которой значилось, что, по полученным чрез лазутчиков сведениям, партия в восемь человек намерена переправиться через Терек, и потому предписывается наблюдать особую осторожность, —
на кордоне не соблюдалось особенной осторожности.
Один из казаков с худым и черно-загорелым лицом, видимо мертвецки пьяный, лежал навзничь у одной из стен избы, часа два
тому назад бывшей в тени, но
на которую теперь прямо падали жгучие косые лучи.
Несмотря
на то, что он недавно был собран в строевые, по широкому выражению его лица и спокойной уверенности позы видно было, что он уже успел принять свойственную казакам и вообще людям, постоянно носящим оружие, воинственную и несколько гордую осанку, что он казак и знает себе цену не ниже настоящей.
Одежа его была небогатая, но она сидела
на нем с
тою особою казацкою щеголеватостью, которая состоит в подражании чеченским джигитам.
— Здорово дневали, добрые люди! Гей! — обратился он к казакамъ
тем же сильным и веселым голосом, без всякого усилия, но так громко, как будто кричал кому-нибудь
на другую сторону реки.
— Да скорей идите; поужинайте и идите, — сказал урядник. И, не ожидая выражения согласия, урядник затворил дверь, видимо мало надеясь
на послушание казаков. — Кабы не приказано было, я бы не послал, а
то, гляди, сотник набежит. И
то, говорят, восемь человек абреков переправилось.
Лукашка между
тем, держа обеими руками передо ртом большой кусок фазана и поглядывая
то на урядника,
то на Назарку, казалось, был совершенно равнодушен к
тому, чтò происходило, и смеялся над обоими. Казаки еще не успели убраться в секрет, когда дядя Ерошка, до ночи напрасно просидевший под чинарой, вошел в темные сени.
Лукашка вскинул выше бурку и один пошел назад по берегу, быстро поглядывая
то налево
на стену камышей,
то на Терек, бурливший подле под берегом.
В голове его бродили мысли о
том, как там в горах живут чеченцы, как ходят молодцы
на эту сторону, как не боятся они казаков и как могут переправиться в другом месте.
Обернувшись к товарищам, он разглядел, кому какие принадлежали ноги; но вдруг ему показалось, что плеснуло что-то
на той стороне Терека, и он еще раз оглянулся
на светлеющий горизонт гор под перевернутым серпом,
на черту
того берега,
на Терек и
на отчетливо видневшиеся теперь плывущие по нем карчи.
— Эна! Я тебе говорю, другие будут, верно тебе говорю, — сказал он тихо и стал осматривать ружье. — Это передовой плыл; либо уж здесь, либо недалече
на той стороне; я тебе верно говорю.
— Вот как сазан попался! — сказал один из собравшихся кружком казаков, в
то время как вытащенное из каюка чеченское тело, приминая траву, легло
на берег.
— Где искать поехали наши? Они небось все
на той стороне. Кабы не передовой был, так не так бы плыл. Одному зачем плыть? — сказал третий.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается большая группа, и с трубочками в зубах солдатики, поглядывая
то на дым, незаметно подымающийся в жаркое небо и сгущающийся в вышине, как белое облако,
то на огонь костра, как расплавленное стекло дрожащий в чистом воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за
то, что они живут совсем не так, как русские.
Несмотря
на то, вся наружность его дышала здоровьем, веселостью и самодовольством.
— Чорт их знает! Тьфу! Хозяина настоящего нету,
на какую —
то кригу, [«Кригой» называется место у берега, огороженное плетнем для ловли рыбы.] говорят, пошел. А старуха такая дьявол, что упаси Господи, — отвечал Ванюша, хватаясь за голову. — Как тут жить будет, я уж не знаю. Хуже татар, ей-Богу. Даром что тоже христиане считаются.
На что татарин, и
тот благородней. «
На кригу пошел»! Какую кригу выдумали, неизвестно! — заключил Ванюша и отвернулся.
— Что пришел? Насмеяться хочешь? А? Я
те насмеюсь! Черная
на тебя немочь! — закричала она, искоса глядя
на пришедшего из-под насупленных бровей.
«Видно, Ванюша прав! — подумал Оленин: — Татарин благороднее», и, провожаемый бранью бабуки Улитки, вышел из хаты. В
то время как он выходил, Марьяна, как была в одной розовой рубахе, но уже до самых глаз повязанная белым платком, неожиданно шмыгнула мимо его из сеней. Быстро постукивая по сходцам босыми ногами, она сбежала с крыльца, приостановилась, порывисто оглянулась смеющимися глазами
на молодого человека и скрылась за углом хаты.
Изредка где-то далеко за Тереком, в
тех местах, из которых пришел Оленин, раздавались глухие выстрелы, — в Чечне или
на Кумыцкой плоскости.
Он испытывал молодое чувство беспричинной радости жизни и, посматривая
то в окно
на мальчишек, гонявших кубари в тени около дома,
то в свою новую прибранную квартирку, думал о
том, как он приятно устроится в этой новой для него станичной жизни.
Тут только Оленин заметил всю громадность и силу сложения этого человека, несмотря
на то, что краснокоричневое лицо его с совершенно белою окладистою бородой было все изрыто старческими, могучими, трудовыми морщинами.
—
На охоту тебя поведу, рыбу ловить научу, чеченцев покажу, душеньку хочешь, и
ту доставлю. Вот я какой человек!.. Я шутник! — И старик засмеялся. — Я сяду, отец мой, я устал. Карга? — прибавил он вопросительно.
Ванюша, между
тем, успевший уладить свое хозяйство и даже обрившийся у ротного цирюльника и выпустивший панталоны из сапог в знак
того, что рота стоит
на просторных квартирах, находился в самом хорошем расположении духа. Он внимательно, но недоброжелательно посмотрел
на Ерошку, как
на дикого невиданного зверя, покачал головой
на запачканный им пол и, взяв из-под лавки две пустые бутылки, отправился к хозяевам.
Девка, не оборачивая головы, ровно и сильно размахивая руками, шла мимо окна
тою особенною щеголеватою, молодецкою походкой, которою ходят казачки. Она только медленно повела
на старика своими черными, отененными глазами.
— Грех? Где грех? — решительно отвечал старик. —
На хорошую девку поглядеть грех? Погулять с ней грех? Али любить ее грех? Это у вас так? Нет, отец мой, это не грех, а спа́сенье. Бог тебя сделал, Бог и девку сделал. Всё Он, батюшка, сделал. Так
на хорошую девку смотреть не грех.
На то она сделана, чтоб ее любить да
на нее радоваться. Так-то я сужу, добрый человек.
Ему ужасно смешно казалось, что
на ней одна рубаха, обтянута сзади и поддернута спереди, и еще смешнее
то, что
на шее висели полтинники.
Между
тем на площади пробили зорю.
Лукашка тихо стоял перед девками; глаза его смеялись; он говорил мало, поглядывая
то на пьяных товарищей,
то на девок.
— А
то бают еще, девкам постелю стлать велено для солдатов и чихирем с медом поить, — сказал Назарка, отставляя ногу как Лукашка и так же, как он, сбивая
на затылок папаху.
Между
тем ночь уже совсем опустилась над станицей. Яркие звезды высыпали
на темном небе. По улицам было темно и пусто. Назарка остался с казачками
на завалинке, и слышался их хохот, а Лукашка, отойдя тихим шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а по направлению к дому хорунжего. Пробежав две улицы и завернув в переулок, он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал он про Марьяну: — и не пошутит, чорт! Дай срок».
Несмотря
на то, что воздух был тих, свеча плыла и огонь метался в разные стороны, освещая
то столбик крылечка,
то стол и посуду,
то белую, стриженую голову старика.