Неточные совпадения
Если можно слово «жизнь» употреблять так, что оно обозначает безразлично: и свойство всего предмета, и совсем другие свойства всех составных частей его, как это делается с клеточкой и
животным, состоящим из клеточек, то можно также употреблять и другие слова, — можно, например, говорить, что так как все мысли из слов, а слова из букв, а буквы из черточек, то рисование черточек
есть то же, что изложение мыслей, и потому черточки можно назвать мыслями.
Но кроме тех людей, которые понимали и понимают определения жизни, открытые людям великими просветителями человечества, и живут ими, всегда
было и
есть огромное большинство людей, которые в известный период жизни, а иногда во всю свою жизнь, жили и живут одной
животной жизнью, не только не понимая тех определений, которые служат разрешением противоречия человеческой жизни, но не видя даже и того противоречия ее, которое они разрешают.
Другие, непризнающие возможности никакой другой жизни, кроме видимой, отрицают всякие чудеса и всё сверхъестественное и смело утверждают, что жизнь человека
есть не что иное, как его
животное существование от рождения и до смерти. Это учение книжников, — людей, учащих тому, что в жизни человека, как
животного, и нет ничего неразумного.
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а
суть только остатки грубых обычаев невежества, и что движение вперед человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о жизни, выходящих за пределы
животного существования человека.
Книжники, не понимая того противоречия, которое составляет начало разумной жизни, смело утверждают, что так как они его не видят, то противоречия и нет никакого, и что жизнь человека
есть только его
животное существование.
Жизнь и
есть то, что происходит в теле человека, так же как и
животного, в промежуток времени между рождением и смертью.
Что может
быть яснее?» Так смотрели и всегда смотрят на жизнь самые грубые, невежественные люди, едва выходящие из
животного состояния.
Наблюдения так сложны, так многообразны, так запутанны, так много времени и усилия тратится на них, что люди понемногу забывают о первоначальной ошибке признания части предмета за весь предмет и под конец вполне убеждаются, что изучение видимых свойств вещества, растений и
животных и
есть изучение самой жизни, той жизни, которая, познается человеком только в его сознании.
Если родители его в нужде, он узнает от них, что цель жизни — приобретение побольше хлеба и денег и как можно меньше работы, для того, чтобы
животной личности
было как можно лучше. Если он родился в роскоши, он узнает, что цель жизни — богатство и почести, чтобы как можно приятнее и веселее проводить время.
«Все учения о другой какой-то жизни, чем та, какую мы видим в
животной,
есть плод невежества, говорят книжники.
Жизнь миров, земли, человека,
животного, растения имеет свои законы, и мы изучаем их, мы исследуем происхождение миров и человека,
животных и растений, и всего вещества; мы исследуем и то, что ожидает миры, как остынет солнце и т. п., и что
было и
будет с человеком и со всяким
животным и растением.
Ложное учение утвердило его в мысли, что жизнь его
есть период времени от рождения до смерти; и, глядя на видимую жизнь
животных, он смешал представление о видимой жизни с своим сознанием и совершенно уверился в том, что эта видимая им жизнь и
есть его жизнь.
Человек жил как
животное во время ребячества и ничего не знал о жизни. Если бы человек прожил десять месяцев, он бы ничего не знал ни о своей, ни о какой бы то ни
было жизни; так же мало знал бы о жизни, как и тогда, когда бы он умер в утробе матери. И не только младенец, но и неразумный взрослый, и совершенный идиот не могут знать про то, что они живут и живут другие существа. И потому они и не имеют человеческой жизни.
Но как
животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим законом не низший закон вещества, а закон своей личности и, исполняя его, пользоваться законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и человеку стоит признать свою жизнь не в низшем законе личности, а в высшем законе, включающем первый закон, — в законе, открытом ему в его разумном сознании, — и уничтожится противоречие, и личность
будет свободно подчиняться разумному сознанию и
будет служить ему.
Точно так же и в человеке с проснувшимся разумным сознанием нет никакого противоречия, а
есть только рождение нового существа, нового отношения разумного сознания к
животному.
Всё, что мы знаем о мире,
есть только видимое нами, вне нас совершающееся в небесных телах, в
животных, в растениях, во всем мире, подчинение разуму.
Но закон нашей жизни — подчинение нашего
животного тела разуму —
есть тот закон, который мы нигде не видим, не можем видеть, потому что он не совершился еще, но совершается нами в нашей жизни.
Не понимая того, что благо и жизнь наша состоят в подчинении своей
животной личности закону разума, и принимая благо и существование своей
животной личности за всю нашу жизнь, и отказываясь от предназначенной нам работы жизни, мы лишаем себя истинного нашего блага и истинной нашей жизни и на место ее подставляем то видимое нам существование нашей
животной деятельности, которое совершается независимо от нас и потому не может
быть нашей жизнью.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей
животной личности совершающийся, закон и
есть закон нашей жизни,
есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение
животной личности разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение существования людей, независимо от блага жизни.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна
быть подчинена
животная личность человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления мира, ложное познание направляет свои усилия на изучение только блага и существования
животной личности человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой
животной личности человека закону разума, для достижения блага истинной жизни.
Ложное познание, не имея в виду этого главного предмета знания, направляет свои силы на изучение
животного существования прошедших и современных людей и на изучение условий существования человека вообще, как
животного. Ему представляется, что из этих изучений может
быть найдено и руководство для блага жизни человеческой.
И потому, сколько бы ни изучали люди того, как существовали люди, как
животные, они никогда не узнают о существовании человека ничего такого, чего само собой не происходило бы в людях и без этого знания; и никогда, сколько бы они ни изучали
животного существования человека, не узнают они того закона, которому для блага его жизни должно
быть подчинено это
животное существование человека.
Другой разряд особенно распространенных в наше время рассуждений, при которых уже совершенно теряется из вида единственный предмет познания, такой: рассматривая человека, как предмет наблюдения, мы видим, говорят ученые, что он так же питается, ростет, плодится, стареется и умирает, как и всякое
животное: но некоторые явления — психические (так они называют их) — мешают точности наблюдений, представляют слишком большую сложность, и потому, чтобы лучше понять человека,
будем рассматривать его жизнь сперва в более простых проявлениях, подобных тем, которые мы видим в лишенных этой психической деятельности
животных и растениях.
Для этого мы
будем рассматривать жизнь
животных и растений вообще.
Соображение же о том, что в человеке
есть нечто такое, чего мы не видим ни в
животных, ни в растениях, ни в мертвом веществе, и что это-то нечто и
есть единственный предмет познания, без которого бесполезно всякое другое, не смущает их.
Чтобы понять жизнь человека, т. е. тот закон, которому для блага человека должна
быть подчинена его
животная личность, люди рассматривают: или историческое существование, но не жизнь человека, или несознаваемое человеком, но только видимое ему подчинение и
животного, и растения, и вещества разным законам, т. е. делают то же, что бы делали люди, изучающие положение неизвестных им предметов для того, чтобы найдти ту неизвестную цель, которой им нужно следовать.
Совершенно справедливо то, что знание видимого нам проявления существования людей в истории может
быть поучительно для нас; что точно так же может
быть поучительно для нас и изучение законов
животной личности человека и других
животных, и поучительно изучение тех законов, которым подчиняется само вещество.
Изучение всего этого важно для человека, показывая ему, как в отражении, то, что необходимо совершается в его жизни; но очевидно, что знание того, что уже совершается и видимо нами, как бы оно ни
было полно, не может дать нам главного знания, которое нужно нам, — знания того закона, которому должна для нашего блага
быть подчинена наша
животная личность.
Знание совершающихся законов поучительно для нас, но только тогда, когда мы признаем тот закон разума, которому должна
быть подчинена наша
животная личность, а не тогда, когда этот закон вовсе не признается.
При предположении же о том, что жизнь человека
есть только его
животное существование, и что благо, указываемое разумным сознанием, невозможно, и что закон разума
есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от человека его единственный предмет познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Такому человеку представляется, что благо вообще и его благо
есть самый непознаваемый для него предмет. Почти столь же непознаваемым предметом представляется ему его разум, его разумное сознание; несколько более познаваемым предметом представляется ему он сам как
животное; еще более познаваемыми предметами представляются ему животныя и растения, и наиболее познаваемым представляется ему мертвое, бесконечно-распространенное вещество.
Это свое
животное, стремящееся к благу и подчиненное закону разума, человек знает совершенно особенно от знания всего того, что не
есть его личность.
Он действительно знает себя в этом
животном, и знает себя не потому, что он
есть нечто пространственное и временное (напротив: себя, как временное и пространственное проявление, он никогда познать не может), а потому, что он
есть нечто, долженствующее для своего блага
быть подчиненным закону разума.
Существа эти
были бы совершенно непонятны для него, если бы он не имел знания о человеке вообще; но имея это знание и отвлекая от понятия человека его разумное сознание, он получает и о
животных некоторое представление, но представление это еще менее для него похоже на знание, чем его представление о людях вообще.
Что может
быть понятнее слов: собаке больно; теленок ласков — он меня любит; птица радуется, лошадь боится, добрый человек, злое
животное?
Следующее по достоверности знание
есть знание нашей
животной личности, стремящейся к благу и подчиненной закону разума.
Следующее за этим по достоверности знание
есть знание таких же
животных личностей, как и мы, в которых мы узнаем общее с нами стремление к благу и общее с нами разумное сознание.
Следующее по достоверности знание
есть наше знание
животных, в которых мы видим личность, подобно нашей стремящуюся к благу, но уже чуть узнаем подобие нашего разумного сознания, и с которыми мы уже не можем общаться этим разумным сознанием.
Не из познаний законов вещества, как это думают, мы можем познавать закон организмов, и не из познания закона организмов мы можем познавать себя, как разумное сознание, но наоборот. Прежде всего мы можем и нам нужно познать самих себя, т. е. тот закон разума, которому для нашего блага должна
быть подчинена наша личность, и тогда только нам можно и нужно познать и закон своей
животной личности и подобных ей личностей, и, еще в большем отдалении от себя, законы вещества.
Нужно нам знать, и мы знаем только себя. Мир
животных — для нас уже отражение того, что мы знаем в себе. Мир вещественный уже
есть как бы отражение от отражения.
Только если б
были существа высшие, подчиняющие наше разумное сознание так же, как наше разумное сознание подчиняет себе нашу
животную личность, и как
животная личность (организм) подчиняет себе вещество, — эти высшие существа могли бы видеть нашу разумную жизнь так, как мы видим свое
животное существование и существование вещества.
Человеку полезно изучать и материал и орудие своей работы. Чем лучше он познает их, тем лучше он
будет в состоянии работать. Изучение этих включенных в его жизнь видов существования — своего
животного и вещества, составляющего
животное, показывает человеку, как бы в отражении, общий закон всего существующего — подчинение закону разума и тем утверждает его в необходимости подчинения своего
животного своему закону, но не может и не должен человек смешивать материал и орудие своей работы с самой своей работой.
Есть в известном совокуплении вещества подчинение высшему закону организма, — мы признаем в этом совокуплении вещества жизнь; нет, не начиналось или кончилось это подчинение, — и нет уже того, что отделяет это вещество от всего остального вещества, в котором действуют одни законы механические, химические, физические, — и мы не признаем в нем жизни
животного.
Как бы ни
были сильны и быстры движения человека в бреду, в сумасшествии или в агонии, в пьянстве, в порыве страсти даже, мы не признаем человека живым, не относимся к нему, как к живому человеку, и признаем в нем только возможность жизни. Но как бы слаб и неподвижен ни
был человек, — если мы видим, что
животная личность его подчинена разуму, то мы признаем его живым, и так и относимся к нему.
Движение в высоту предмета, движущегося вместе с тем и в плоскости,
будет точным подобием отношения истинной жизни человеческой к жизни
животной личности, или жизни истинной к жизни временной и пространственной. Движение предмета к верху не зависит и не может ни увеличиться, ни уменьшиться от его движения в плоскости. То же и с определением жизни человеческой. Жизнь истинная проявляется всегда в личности, но не зависит, не может ни увеличиться, ни уменьшиться от такого или другого существования личности.
Человек начинает жить истинной жизнью, т. е. поднимается на некоторую высоту над жизнью
животной, и с этой высоты видит призрачность своего
животного существования, неизбежно кончающегося смертью, видит, что существование его в плоскости обрывается со всех сторон пропастями, и, не признавая, что этот подъем в высоту и
есть сама жизнь, ужасается перед тем, что он увидал с высоты.
Жизнь
есть стремление к благу. Стремление к благу
есть жизнь. Так понимали, понимают и всегда
будут понимать жизнь все люди. И потому жизнь человека
есть стремление к человеческому благу, а стремление к человеческому благу и
есть жизнь человеческая. Толпа, люди не мыслящие, понимают благо человека в благе его
животной личности.
В том и другом случае заблуждение происходит от смешения личности, индивидуальности, как называет наука, с разумным сознанием. Разумное сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя разумное сознание. Личность
есть свойство
животного и человека, как
животного. Разумное сознание
есть свойство одного человека.
Животное может жить только для своего тела — ничто не мешает ему жить так; оно удовлетворяет своей личности и бессознательно служит своему роду и не знает того, что оно
есть личность; но разумный человек не может жить только для своего тела. Он не может жить так потому, что он знает, что он личность, а потому знает, что и другие существа — такие же личности, как и он, знает всё то, что должно происходить от отношений этих личностей.
Но разумное сознание всегда показывает человеку, что удовлетворение требований его
животной личности не может
быть его благом, а потому и его жизнью, и неудержимо влечет его к тому благу и потому к той жизни, которая свойственна ему и не умещается в его
животной личности.