Неточные совпадения
30) Для человека, понимающего свою жизнь так,
как она
только и может
быть понимаема, всё большим и большим соединением своей души со всем живым любовью и сознанием своей божественности — с богом, достигаемым
только усилием в настоящем, не может
быть вопроса о том, что
будет с его душою после смерти тела. Душа не
была и не
будет, а всегда естьв настоящем. О том же,
как будет сознавать себя душа после смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему.
Не нужно же знать человеку того, что
будет с его душою, потому, что если он понимает жизнь свою,
как она и должна
быть понимаема,
как непрестанное всё большее и большее соединение своей души с душами других существ и богом, то жизнь его не может
быть ничем иным,
как только тем самым, к чему он стремится, т. е. ничем не нарушимым благом.
Другой наемщик тоже звал к своему хозяину, но ничего не говорил про то,
как хозяин его
будет награждать рабочего, даже не мог сказать,
как и где
будут жить рабочие и тяжела или легка работа, а
только сказал, что хозяин добрый, никого не наказывает и сам живет с рабочими.
Что, если бы он,
как другие, сказал: никто не может вернее Моисея объяснить закон бога, он бы
был ничто, и дух божий покинул бы его душу. Но он общался не с людьми, а с богом, слушался его голоса, а не своего страха перед людьми. Он не побоялся ни церкви, ни государства и не смутился, хотя Пилат и Ирод подружились
только затем, чтобы распять его.
Да, бог так же близок к нам,
как он близок
был тогда ко Христу, и так же готов открыть истину каждому из нас, кто
только захочет всей своей жизнью служить ему.
Если человек думает, что всё, что он видит вокруг себя, весь бесконечный мир, точно таков,
каким он его видит, то он очень ошибается. Всё телесное человек знает
только потому, что у него такое, а не иное зрение, слух, осязание.
Будь эти чувства другие, — и весь мир
был бы другой. Так что мы не знаем и не можем знать, каков тот телесный мир, в котором мы живем. Одно, что мы верно и вполне знаем, это нашу душу.
А если подумать еще о том, что о каждом из нас и помина не
было, когда за сто, за тысячи, за много тысяч лет жили на земле такие же люди,
как и я, так же рожались, росли, старелись и умирали, что от миллионов миллионов людей, таких же,
как я теперь, не
только костей, но и праха от костей не осталось, и что после меня
будут жить такие же,
как я, миллионы миллионов людей, из моего праха вырастет трава и траву
поедят овцы, а овец съедят люди, и от меня никакой ни пылинки, ни памяти не останется!
В каждом человеке живут два человека: один слепой, телесный, а другой зрячий, духовный. Один — слепой человек —
ест,
пьет, работает, отдыхает, плодится и делает всё это,
как заведенные часы. Другой — зрячий, духовный человек — сам ничего не делает, а
только одобряет или не одобряет то, что делает слепой, животный человек.
Человек может всякую минуту спросить себя, что я такое и что я сейчас делаю, думаю, чувствую, и может ответить себе: сейчас я делаю, думаю, чувствую то-то и то-то. Но если человек спросит себя: что же такое то, что во мне сознает то, что я делаю, думаю, чувствую? — то он ничего не может ответить другого,
как только то, что это сознание себя. Вот это-то сознание себя и
есть то, что мы называем душою.
Нет такого дурного дела, за которое
был бы наказан
только тот, кто его сделал. Мы не можем так уединиться, чтобы то зло, которое
есть в нас, не переходило на других людей. Наши дела, и добрые и злые,
как и наши дети: живут и действуют уже не по нашей воле, а сами по себе.
Но
как только человек подумает об этом поглубже или узнает о том, что думали об этом мудрые люди мира, он узнает, что это что-то, от чего люди чувствуют себя отделенными, не
есть тот вещественный мир, который тянется во все стороны без конца по месту, а также и без конца по времени, а
есть что-то другое.
Есть в Америке от рождения слепая, глухая и немая девочка. Ее выучили ощупью читать и писать. Когда учительница ее объяснила ей, что
есть бог, девочка сказала, что она всегда знала, но
только не знала,
как это называется.
Несчастны вы, мирские люди! Горести и тревоги у вас над головой и под ногами, и направо и налево, и сами вы для самих себя загадки. И такими загадками останетесь вы навсегда, если не сделаетесь радостными и любовными,
как дети.
Только тогда вы познаете меня, — и, познав меня, познаете себя, и тогда
только будете управлять собою.
Какие бы ни
были на свете веры, истинная вера
только та одна, что бог — любовь. А от любви не может
быть ничего, кроме добра.
Человеку, пока он живет животной жизнью, кажется, что если он отделен от других людей, то это так и надо и не может
быть иначе. Но
как только человек начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей
только любовь.
Если ты понял, что главное дело в жизни — любовь, то, сойдясь с человеком, ты
будешь думать не о том, чем может
быть полезен тебе этот человек, а о том,
как и чем ты можешь
быть полезен ему. Делай
только так, и ты во всем
будешь успевать больше, чем если бы ты заботился о себе.
Какой он ни
есть, он не может переделать себя. Что же ему больше делать,
как только бороться с нами,
как с смертельным врагом, если мы выказываем к нему вражду. Ведь в самом деле: мы хотим
быть с ним добры, если он перестанет
быть таким,
какой он
есть. А этого он не может. И потому надо
быть добрым со всяким человеком, каков бы он ни
был, и не требовать от него того, чего он не может сделать: не требовать от человека того, чтобы он перестал
быть собой.
Все люди
только одного хотят и об одном хлопочут: о том, чтобы жить хорошо. И потому с самых старинных времен всегда и везде святые и мудрые люди думали и поучали людей о том,
как им надо жить, чтобы жизнь их
была не дурная, а хорошая. И все эти мудрые и святые люди в разных местах и в разное время учили людей одному и тому же учению.
Если два человека идут из Москвы в Киев, то
как бы далеко они ни
были друг от друга, — пускай один подходит к Киеву, а другой
только вышел из Москвы, — они всё же идут в одно место и рано или поздно сойдутся. Но
как бы близко ни
были люди, но если один идет в Киев, а другой в Москву, они всегда
будут врозь.
Он говорил: воспитывают людей так, что они дороже всего считают богатство, славу, и они заботятся
только о том, чтобы добыть
как можно больше славы, богатства, а надо воспитывать их так, чтобы они выше всего считали любовь и в жизни своей заботились бы о том, чтобы приучить себя к любви к людям, и они все силы свои
будут полагать на то, чтобы выучиться любить.
Если бы все люди соединились в одно, то не
было бы того, что мы понимаем
как свою особенную от других жизнь, потому что жизнь наша
есть только всё большее и большее соединение разъединенного. В этом, всё большем и большем, соединении разъединенного — и истинная жизнь и одно истинное благо жизни людей.
Когда тебе тяжело, когда ты боишься людей, когда жизнь твоя запуталась, скажи себе: давай перестану заботиться о том, что со мною
будет,
буду любить всех тех, с кем схожусь, и больше ничего, а там
будь что
будет.
Только попробуй жить так, и увидишь,
как вдруг всё распутается, и тебе нечего
будет ни бояться, ни желать.
По учению евангельскому,
есть только две заповеди любви. Когда «законник, искушая его, спросил, говоря: Учитель!
какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия
есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего,
как самого себя» (Мф. XXII, 35—39).
Представить себе, что люди живут одной животной жизнью, не борются со своими страстями, —
какая бы
была ужасная жизнь,
какая бы
была ненависть всех против всех людей,
какое бы
было распутство,
какая жестокость!
Только то, что люди знают свои слабости и страсти и борются с своими грехами, соблазнами и суевериями, делает то, что люди могут жить вместе.
Нельзя заставить себя любить. Но то, что ты не любишь, не значит то, что в тебе нет любви, а
только то, что в тебе
есть что-то такое, что мешает любви.
Как ни переворачивай и сколько ни тряси бутылку, если в ней засела пробка, ничего не выльется, пока не вынешь пробку. То же и с любовью. Душа твоя полна любовью, но любовь эта не может проявиться, потому что грехи твои не дают ей хода. Освободи душу от того, что засоряет ее, и ты полюбишь всех и даже того, кого называл врагом и ненавидел.
Сократ сам воздерживался от всего того, что
едят не для утоления голода, а для вкуса, и уговаривал своих учеников делать так же. Он говорил, что не
только для тела, но и для души большой вред от лишней еды или питья, и советовал выходить из-за стола, пока еще
есть хочется. Он напоминал своим ученикам сказку о мудром Улиссе:
как волшебница Цирцея не могла заколдовать Улисса оттого
только, что он не стал объедаться, а товарищей его,
как только они набросились на ее сладкие кушанья, всех обратила в свиней.
Людям надо бы учиться у животных тому,
как надо обходиться с своим телом.
Как только у животного
есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он придумывает всё разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему не лучше, а
только хуже живется.
Как первое правило мудрости в познании самого себя, потому что
только знающий себя может знать и других, так и первое правило милосердия в том, чтобы довольствоваться малым, потому что
только такой довольный малым может
быть милосердным к другим.
Один ученый сделал расчет, что если человечество
будет удваиваться каждые 50 лет,
как оно удваивается теперь, то через 7 000 лет от одной пары разведется людей столько, что если бы их тесно прижать плечо с плечом по всему земному шару, то поместится на всем земном шаре
только одна двадцать седьмая часть всех людей.
Борьба с половой похотью — самая трудная борьба, и нет положения и возраста, кроме первого детства и самой глубокой старости, когда человек
был бы свободен от нее. И потому взрослому и не старому еще человеку,
как мужчине, так и женщине, надо всегда
быть настороже против врага, выжидающего
только удобного случая нападения.
Как в пище приходится людям в воздержании учиться у животных —
есть только, когда голоден, и не переедать, когда сыт, так приходится людям и в половом общении учиться у животных: так же,
как животные, воздерживаться до полной зрелости, приступать к общению
только тогда, когда неудержимо влечешься к нему, и воздерживаться от полового общения,
как только появился зародыш.
Для людей, смотрящих на плотскую любовь
как на удовольствие, рождение детей потеряло свой смысл и, вместо того чтобы
быть целью и оправданием супружеских отношений, стало помехой для приятного продолжения удовольствий, и потому и вне брака и в браке стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения. Такие люди лишают себя не
только той единственной радости и искупления, которые даются детьми, но и человеческого достоинства и образа.
Богатому плохо живется и оттого, что он не может
быть спокоен, а всегда боится за свое богатство, и оттого, что чем больше богатства, тем больше забот и дел. А главное, оттого плохо живется богатому, что ему можно сходиться
только с немногими людьми, с такими же,
как он, богатыми. С остальными же, с бедными, ему нельзя сходиться. Если сойтись с бедными, слишком ясно виден его грех. И ему не может не
быть стыдно.
А для того, чтобы богатому любить не словом или языком, а делом и истиной, надо давать просящему,
как сказал Христос. А если давать просящему, то
как бы много имения ни
было у человека, он скоро перестанет
быть богат. А
как только перестанет
быть богат, так и случится с ним то самое, что Христос сказал богатому юноше, то
есть не
будет уже того, что мешало богатому юноше идти за ним.
Если рассердился на человека за то, что он сделал то, что ты считаешь дурным, постарайся узнать, зачем человек сделал то, что считаешь дурным. А
как только поймешь это, то сердиться на человека уже нельзя
будет, так же нельзя
будет,
как нельзя сердиться на то, что камень падает книзу, а не кверху.
Надо привыкать к тому, чтобы
быть недовольным другим человеком
только так же,
как бываешь недоволен собой. Собой бываешь недоволен
только так, что недоволен своим поступком, но не своей душой. Так же надо
быть и с другим человеком: осуждать его поступки, а его любить.
Ничто не дает такой уверенности для совершения дурных поступков,
как товарищество, то
есть то, чтобы нескольким людям, выделившись от всех остальных, соединяться
только между собою.
Никто,
как дети, не осуществляют в жизни истинное равенство. И
как преступны взрослые, нарушая в них это святое чувство, научая их тому, что
есть короли, богачи, знаменитости, к которым должно относиться с уважением, и
есть слуги, рабочие, нищие, к которым должно относиться
только с снисхождением! «И кто соблазнит единого из малых сих…»
Не верь тому, что равенство невозможно или что оно может
быть только в далеком будущем. Учись у детей. Оно сейчас может
быть для каждого человека и для этого не нужно никаких законов. Ты сам в своей жизни можешь установить равенство со всеми людьми, с которыми сходишься.
Только не оказывай особенного уважения тем, которые себя считают великими и высокими, а, главное, оказывай такое же,
как ко всем, уважение тем, которых считают маленькими и низкими.
Только тот, кто не верит в бога, может верить в то, что такие же люди,
как и он сам, могут устроить его жизнь так, чтобы она
была лучше.
Главный вред суеверия устроительства жизни других людей насилием в том, что
как только человек допустил возможность совершить насилие над одним человеком во имя блага многих, так нет пределов того зла, которое может
быть совершено во имя такого предположения. На таком же предположении основывались в прежние времена пытки, инквизиции, рабство, в в наше время суды, тюрьмы, казни, войны, от которых гибнут миллионы.
Заставлять силою людей переставать делать худое — всё равно что запрудить реку и радоваться, что река на время ниже плотины мелеет.
Как река, когда придет время, перельется через плотину и
будет течь всё так же, так и люди, делающие худое, не перестанут его делать, а
только выждут время.
Всякий по себе знает,
как трудно изменить свою жизнь и стать таким,
каким хотел бы
быть. Когда же дело идет о других, то кажется, что стоит
только приказать и припугнуть, и другие сделаются такими,
какими мы хотим, чтобы они
были.
Как только правительства или революционеры хотят оправдать такую деятельность разумными основаниями, тотчас же становится необходимым, чтобы не видна
была бессмысленность такой попытки, нагромождение хитрых и сложных выдумок.
Если бы мы
только не
были приучены с детства к тому, что можно злом платить за зло, насилием заставлять человека делать то, чего мы хотим, то мы бы
только удивлялись тому,
как могут люди,
как будто нарочно портя людей, приучать их к тому, что наказания и всякое насилие могут
быть на пользу. Мы наказываем ребенка, чтобы отучить его от делания дурного, но самым наказанием мы внушаем ребенку то, что наказание может
быть полезно и справедливо.
Всё родит себе подобное, и пока мы не противопоставим обидам и насилиям злодеев совсем противные им дела, а, напротив,
будем делать то же самое, что и они, то тем
будем только пробуждать, поощрять и воспитывать в них всё то зло, об искоренении которого мы
как будто хлопочем.
Говорят, что нельзя не воздавать злом за зло, потому что если не делать этого, то злые завладеют добрыми. Я думаю, что совсем напротив:
только тогда злые завладеют добрыми, когда люди
будут думать, что позволено воздавать злом за зло,
как это и
есть теперь во всех христианских народах. Злые теперь завладели добрыми именно потому, что всем внушено, что не
только позволено, но и полезно делать зло людям.
Мы не переставая стараемся украшать это воображаемое существо, а о настоящем, о том, что мы на самом деле, не заботимся. Если мы покойны душой, если мы верим, любим, мы стараемся
как можно скорее рассказать об этом, с тем чтобы эти добродетели
были не
только наши добродетели, но и воображаемого существа в мыслях других людей.
Только привыкни делать то, что требуют «все» — и не успеешь оглянуться,
как ты уже
будешь делать дурные дела и
будешь считать их хорошими.
Самое важное для тебя то,
как ты сам себя понимаешь, потому что от этого ты
будешь или счастлив, или несчастлив, а никак не от того,
как другие
будут понимать тебя. И потому не думай о суждении людском, а
только о том,
как тебе не ослабить, а усилить свою духовную жизнь.