Неточные совпадения
В каждом человеке живут два человека: один слепой, телесный, а другой зрячий, духовный. Один — слепой человек —
ест,
пьет, работает, отдыхает, плодится и делает всё это, как заведенные часы. Другой — зрячий, духовный человек — сам ничего не делает, а только одобряет или не одобряет то, что делает слепой,
животный человек.
Мы удивляемся на то, что
были, да и теперь
есть, люди, которые убивают людей, чтобы
есть их мясо. Но придет время, и наши внуки
будут удивляться тому, что их деды убивали каждый день миллионы
животных для того, чтобы съедать их, хотя можно
было вкусно и здорово, без убийства, питаться плодами земными.
То, что во всех нас, людях,
есть одно и то же, мы все живо чувствуем; то, что это одно и то же
есть и в
животных, мы уже не так живо чувствуем. Еще менее чувствуем это в насекомых. Но стоит вдуматься в жизнь и этих мелких тварей, и почувствуешь, что то же самое живет и в них.
Чем сострадательнее мы
будем ко всем
животным, тем лучше
будет для души нашей.
Человеку, пока он живет
животной жизнью, кажется, что если он отделен от других людей, то это так и надо и не может
быть иначе. Но как только человек начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.
Представить себе, что люди живут одной
животной жизнью, не борются со своими страстями, — какая бы
была ужасная жизнь, какая бы
была ненависть всех против всех людей, какое бы
было распутство, какая жестокость! Только то, что люди знают свои слабости и страсти и борются с своими грехами, соблазнами и суевериями, делает то, что люди могут жить вместе.
Человек же сознает в себе в одно и то же время и
животное и бога, и потому не может
быть безгрешным. Мы называем безгрешными детей, это — неверно. Ребенок не безгрешен. В нем меньше грехов, чем во взрослом, но уже
есть грехи тела. Также не безгрешен человек самой святой жизни. В святом меньше грехов, но грехи
есть — без грехов нет жизни.
Людям надо бы учиться у
животных тому, как надо обходиться с своим телом. Как только у
животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он придумывает всё разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему не лучше, а только хуже живется.
Еще с самых древних времен мудрецы учили тому, что не надо
есть мяса
животных, а питаться растениями, но мудрецам не верили, и все
ели мясо. Но в наше время с каждым годом находится всё больше и больше людей, которые считают грехом
есть мясо и не
едят его.
Мы удивляемся на то, что
были люди, которые
ели мясо убитых людей, и что
есть еще и теперь такие в Африке. Но подходит время, когда
будут так же удивляться на то, как могли люди убивать
животных и
есть их.
Сострадание к
животным так тесно связано с добротою характера, что можно с уверенностью утверждать, что кто жесток с
животными, не может
быть добрым человеком.
Называют одним и тем же словом любовь духовную — любовь к богу и ближнему, и любовь плотскую мужчины к женщине или женщины к мужчине. Это большая ошибка. Нет ничего общего между этими двумя чувствами. Первое — духовная любовь к богу и ближнему —
есть голос бога, второе — половая любовь между мужчиной и женщиной — голос
животного.
Человеку, как
животному, нужно бороться с другими существами и плодиться, чтобы увеличить свою породу; но как разумному, любящему существу, ему нужно не бороться с другими существами, а любить всех, и не плодиться, чтобы увеличить свою породу, а
быть целомудренным. Из соединения этих двух противных стремлений: стремления к борьбе и к половой похоти и стремления к любви и целомудрию, и слагается жизнь человека такою, какою она должна
быть.
Главное средство борьбы с похотью — это сознание человеком своей духовности. Стоит человеку вспомнить, кто он, для того, чтобы половая страсть представилась ему тем, что она и
есть: унизительным
животным свойством.
Как в пище приходится людям в воздержании учиться у
животных —
есть только, когда голоден, и не переедать, когда сыт, так приходится людям и в половом общении учиться у
животных: так же, как
животные, воздерживаться до полной зрелости, приступать к общению только тогда, когда неудержимо влечешься к нему, и воздерживаться от полового общения, как только появился зародыш.
Во всей
животной жизни, и особенно в рождении детей, человеку надо
быть выше скота, а никак уже не ниже его. Люди же именно в этом самом большею частью ниже
животного.
Животные сходятся самец с самкой только тогда, когда от них может
быть плод. Люди же, мужчина с женщиной, сходятся ради удовольствия, не думая о том,
будут или не
будут от этого дети.
Человеку, как всякому
животному, нужно трудиться, работать руками и ногами. Человек может заставить других людей делать то, что ему нужно, но ему все-таки нужно
будет на что-нибудь тратить свои телесные силы. Если он не
будет работать нужное, разумное, он
будет работать ненужное и глупое. Так это и происходит среди богатых классов.
Жизнь людей богатых, свободных от необходимого для жизни труда, не может не
быть безумна. Люди, не работая, то
есть не исполняя один из законов жизни всех людей, не могут не шалеть. С ними делается то же, что с перекормленными домашними
животными: лошадьми, собаками, свиньями. Они прыгают, дерутся, носятся с места на место, сами не зная зачем.
А между тем такие богатые, либеральные, гуманные люди, очень чувствительные к страданиям не только людей, но и
животных, не переставая пользуются таким трудом, стараются всё больше и больше богатеть, то
есть пользоваться всё больше и больше таким трудом, и, пользуясь им, остаются совершенно спокойными.
Пройдя еще далее, Франциск опять позвал Льва и сказал: «И еще запиши, брат Лев, овечка божия, что если бы мы научились говорить на языках ангельских, если бы узнали течение звезд и если бы нам открылись все клады земли и мы познали бы все тайны жизни птиц, рыб, всех
животных, людей, деревьев, камней и вод, — запиши, что и это не
было бы радостью совершенной».
Человек же, имея разум, не может не видеть того, что зло только увеличивает зло, и потому должен бы удерживаться от воздаяния злом за зло, но часто
животная природа человека берет верх над разумной природой, и человек тот самый разум, который должен бы
был удержать его от воздаяния злом за зло, употребляет на оправдания совершаемого им зла, называя это зло возмездием, наказанием.
То, что делает
животное, то, что делает ребенок, дурачок и иногда человек взрослый под влиянием боли и раздражения, то
есть огрызается и хочет сделать больно тому, кто ему сделал больно, это признается законным правом людей, называющих себя правителями. Разумный человек не может не понимать того, что всякое зло уничтожается противным ему добром, как огонь водой, и вдруг делает прямо противоположное тому, что говорит ему разум. И закон, будто бы произведение мудрости людей [?], говорит ему, что так и надо.
Надо знать и помнить, что желание наказывать
есть желание мести, не свойственное разумному существу — человеку. Желание это свойственно только
животной природе человека. И потому человеку надо стараться освобождаться от этого чувства, а никак не оправдывать его.
Уже много лет тому назад люди начали понимать несогласие наказания с высшими свойствами души человека и стали придумывать разные учения, посредством которых можно бы
было оправдать это низшее,
животное влечение.
Тщеславие
есть первое, самое грубое средство против
животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. Лечение одно: жить для души.
«
Есть травы на земле: мы их видим; с луны их
было бы не видно. На этих травах
есть нити, в этих нитях — маленькие
животные, но дальше этого ничего уже нет». Какая самонадеянность!
Вся истинная жизнь человеческая
есть не что иное, как постепенный переход от низшей,
животной природы к всё большему и большему сознанию жизни духовной.
Для того, чтобы жизнь
была не горем, а сплошною радостью, надо всегда
быть добрым со всеми, — и людьми и
животными. А чтобы
быть всегда добрым, надо приучать себя к этому. А чтобы приучить себя к этому, надо не пропускать ни одного своего недоброго поступка, не упрекнув себя за него.
Будешь делать так — и скоро привыкнешь
быть добрым со всеми людьми и
животными. А привыкнешь к доброте, и на сердце
будет всегда весело.
Человек отличается от
животных только тем, что у него
есть способность мысли. Одни люди увеличивают в себе эту способность, другие не заботятся об этом. Такие люди точно как будто хотят отказаться от того, что отличает их от скота.
Самоотречение не
есть отречение от себя, а только перенесение своего я из
животного существа в духовное. Отрекаться от себя не значит отрекаться от жизни. Напротив, отрекаться от жизни плотской значит усиливать свою истинную духовную жизнь.
Для
животного благо телесной жизни и вытекающее из этого продолжение рода
есть высшая цель жизни.
Была давно-давно на земле большая засуха: пересохли все реки, ручьи, колодцы, и засохли деревья, кусты и травы, и умирали от жажды люди и
животные.
Для того, чтобы понять, как необходимо отрекаться от плотской жизни для жизни духовной, стоит только представить себе, как ужасна, отвратительна
была бы жизнь человека, вся отданная одним телесным,
животным желаниям. Настоящая человеческая жизнь начинается только тогда, когда начинается отречение человека от животности.
Отречение от
животного блага ради духовного
есть последствие изменения сознания, то
есть человек, признававший себя прежде только
животным, начинает признавать себя духовным существом. Если это изменение сознания совершилось, то то, что представлялось прежде лишением, страданием, представляется уже не лишением и страданием, а только естественным предпочтением лучшего худшему.
Радость совершенная, говорил он, не в том, чтобы
быть восхваляемым людьми за свою добродетель, не в том, чтобы иметь дар исцеления больных, возвращения слуха глухим, зрения слепым, не в том, чтобы предвидеть и предсказывать будущее, не в том, чтобы постигать течение звезд и свойства всех растений и
животных, и не в том даже, чтобы привести всех людей к истинной вере.
Внешние препятствия не делают вреда человеку сильному духом, ибо вред
есть всё то, что обезображивает или ослабляет, — как бывает с
животными, которых препятствия или озлобляют, или ослабляют; человеку же, встречающему их с тою силою духа, которая ему дана, всякое препятствие только прибавляет нравственной красоты и силы.
Вспомни, что отличительное свойство разумного существа
есть свободное подчинение своей судьбе, а не постыдная борьба с нею, свойственная
животным.
Только когда он,
будучи человеком, спускается на степень
животного, только тогда для него становятся страшны страдания и смерть.
Смерть может
быть согласием и потому нравственным поступком.
Животное издыхает, человек отдает себя богу.
Первые подобны упрямым
животным, которых хозяин тащит веревкою за шею в тот приют, где
животное найдет и защиту и корм.
Животное напрасно мучает, душит себя, стараясь противиться хозяину. Оно
будет приведено туда, куда должны прийти все.
Вторые же подобны тому
животному, которое, поняв волю хозяина, идет свободно и радостно, куда его ведет хозяин, зная, что от исполнения воли хозяина ничего, кроме добра,
быть не может.
В положениях людей
есть соединение злого и доброго, но в стремлениях людей нет такого смешения: стремление бывает или злое — в исполнении воли своего
животного существа, или доброе — в исполнении воли бога. Отдайся человек первому стремлению, и он не может не
быть несчастен; отдайся второму, и для него не может
быть несчастья, — всё благо.
Мы не знаем и не можем знать, для чего мы живем. И потому нельзя бы
было нам знать, что нам делать и чего не делать, если бы у нас не
было желания блага. Это желание верно указывает нам, что нам делать, если только мы понимаем свою жизнь не как
животное, а как душу в теле. И это самое благо, какого желает наша душа, и дано нам в любви.