Неточные совпадения
Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте… Он со мной все
как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то… Так оно как-то странно выходило. Хорь выражался иногда мудрено, должно быть из осторожности…
Вот вам образчик нашего разговора...
Но более всего страдают бабы
вот при
каком случае.
Вот-с проезжаем мы раз через нашу деревню, лет тому будет —
как бы вам сказать, не солгать, — лет пятнадцать.
Не знаю, чем я заслужил доверенность моего нового приятеля, — только он, ни с того ни с сего,
как говорится, «взял» да и рассказал мне довольно замечательный случай; а я
вот и довожу теперь его рассказ до сведения благосклонного читателя.
Вот, изволите видеть, дело было этак,
как бы вам сказать — не солгать, в Великий пост, в самую ростопель.
«
Вот, говорят, вчера была совершенно здорова и кушала с аппетитом; поутру сегодня жаловалась на голову, а к вечеру вдруг
вот в
каком положении…» Я опять-таки говорю: «Не извольте беспокоиться», — докторская, знаете, обязанность, — и приступил.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти; понимаю также и то, что не почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь,
как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь
вот что ее мучило,
вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
Больная,
как увидела мать, и говорит: «Ну,
вот, хорошо, что пришла… посмотри-ка на нас, мы друг друга любим, мы друг другу слово дали».
Ее,
как следует, одели, положили на стол —
вот в этой комнате.
— «Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А
вот выздоровел и жив до сих пор,
как изволите видеть.
— Нет, старого времени мне особенно хвалить не из чего.
Вот хоть бы, примером сказать, вы помещик теперь, такой же помещик,
как ваш покойный дедушка, а уж власти вам такой не будет! да и вы сами не такой человек. Нас и теперь другие господа притесняют; но без этого обойтись, видно, нельзя. Перемелется — авось мука будет. Нет, уж я теперь не увижу, чего в молодости насмотрелся.
Ведь
вот вы, может, знаете, — да
как вам своей земли не знать, — клин-то, что идет от Чеплыгина к Малинину?..
— Миловидка, Миловидка…
Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а
как умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Кричит: «Нет! меня вам не провести! нет, не на того наткнулись! планы сюда! землемера мне подайте, христопродавца подайте сюда!» — «Да
какое, наконец, ваше требование?» — «
Вот дурака нашли! эка! вы думаете: я вам так-таки сейчас мое требование и объявлю?.. нет, вы планы сюда подайте,
вот что!» А сам рукой стучит по планам.
И хотя бы один из молодых-то господ пример подал, показал:
вот, мол,
как надо распоряжаться!..
И мужики надеялись, думали: «Шалишь, брат! ужо тебя к ответу потянут, голубчика;
вот ты ужо напляшешься, жила ты этакой!..» А вместо того вышло —
как вам доложить? сам Господь не разберет, что такое вышло!
— Нет, уж
вот от этого увольте, — поспешно проговорил он, — право… и сказал бы вам… да что! (Овсяников рукой махнул.) Станемте лучше чай кушать… Мужики,
как есть мужики; а впрочем, правду сказать,
как же и быть-то нам?
Вот этот-то самый Лежёнь, или,
как теперь его называют, Франц Иваныч, и вошел при мне в комнату Овсяникова, с которым он состоял в дружественных отношениях…
Вот-с мы
как следует поохотились; наконец вздумалось нам отдохнуть-с.
— А вы не знаете?
Вот меня возьмут и нарядят; я так и хожу наряженный, или стою, или сижу,
как там придется. Говорят:
вот что говори, — я и говорю. Раз слепого представлял… Под каждую веку мне по горошине положили…
Как же!
— А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то
вот другого, такого же,
как я, старика — Андрея Пупыря — в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть… А Пупырь-то еще на милость надеялся: у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком; доложить обещался об нем барыне, напомнить.
Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику-то в ножки кланялся.
Вот мы остались и лежим все вместе, и зачал Авдюшка говорить, что, мол, ребята, ну,
как домовой придет?..
Слышим мы: ходит, доски под ним так и гнутся, так и трещат;
вот прошел он через наши головы; вода вдруг по колесу
как зашумит, зашумит; застучит, застучит колесо, завертится; но а заставки у дворца-то [«Дворцом» называется у нас место, по которому вода бежит на колесо.
Вот зовет она его, и такая сама вся светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка
какая или пескарь, а то
вот еще карась бывает такой белесоватый, серебряный…
Вот поглядел, поглядел на нее Гаврила, да и стал ее спрашивать: «Чего ты, лесное зелье, плачешь?» А русалка-то
как взговорит ему: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней».
— Да
вот поди ты! — сказал Костя. — И Гаврила баил, что голосок, мол, у ней такой тоненький, жалобный,
как у жабы.
— Да, понравился! — подхватил Ильюша. —
Как же! Защекотать она его хотела,
вот что она хотела. Это ихнее дело, этих русалок-то.
Говорили старики, что
вот, мол,
как только предвиденье небесное зачнется, так Тришка и придет.
— Примеч. авт.]; знаешь, оно еще все камышом заросло;
вот пошел я мимо этого бучила, братцы мои, и вдруг из того-то бучила
как застонет кто-то, да так жалостливо, жалостливо: у-у… у-у… у-у!
— Да, остережется. Всяко бывает: он
вот нагнется, станет черпать воду, а водяной его за руку схватит да потащит к себе. Станут потом говорить: упал, дескать, малый в воду… А
какое упал?.. Во-вон, в камыши полез, — прибавил он, прислушиваясь.
Легкий ветерок то просыпался, то утихал: подует вдруг прямо в лицо и
как будто разыграется, — все весело зашумит, закивает и задвижется кругом, грациозно закачаются гибкие концы папоротников, — обрадуешься ему… но
вот уж он опять замер, и все опять стихло.
— Софрон Яковлич за меня недоимку взнес, батюшка, — продолжал старик, —
вот пятый годочек пошел,
как взнес, а
как взнес — в кабалу меня и забрал, батюшка, да
вот и…
— Батюшка, Аркадий Павлыч, — с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, —
какой я грубиян?
Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего
вот сыночка… и того… (На желтых и сморщенных глазах старика сверкнула слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
— Немного? Он у одних хлыновских восемьдесят десятин нанимает, да у наших сто двадцать;
вот те и целых полтораста десятин. Да он не одной землей промышляет: и лошадьми промышляет, и скотом, и дегтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем… Умен, больно умен, и богат же, бестия! Да
вот чем плох — дерется. Зверь — не человек; сказано: собака, пес,
как есть пес.
«Во…
вот, — проговорил он вдруг и протянул руку, — вишь,
какую ночку выбрал».
Вячеслав Илларионович ужасный охотник до прекрасного пола и,
как только увидит у себя в уездном городе на бульваре хорошенькую особу, немедленно пустится за нею вслед, но тотчас же и захромает, —
вот что замечательное обстоятельство.
— Ну, хорошо, хорошо, ступай… Прекрасный человек, — продолжал Мардарий Аполлоныч, глядя ему вслед, — очень я им доволен; одно — молод еще. Всё проповеди держит, да
вот вина не пьет. Но вы-то
как, мой батюшка?.. Что вы,
как вы? Пойдемте-ка на балкон — вишь, вечер
какой славный.
— Никого… посмотри-ка,
как я
вот этого желтого…
Недавно купил я в городе жернова; ну, привез их домой, да
как стал их с телеги-то выкладывать, понатужился, знать, что ли, в череве-то у меня так екнуло, словно оборвалось что… да
вот с тех пор все и нездоровится.
— Помнишь Дашу? — прибавил он наконец, —
вот золотая была душа!
вот было сердце! и
как она меня любила!.. Что с ней теперь? Чай, иссохла, исчахла, бедняжка?
Ну,
вот в один,
как говорится, прекрасный день я и велел заложить себе дрожки тройкой, — в корню ходил у меня иноходец, азиятец необыкновенный, зато и назывался Лампурдос, — оделся получше и поехал к Матрениной барыне.
Вот вхожу я в переднюю, спрашиваю: «Дома?..» А мне высокий такой лакей говорит: «
Как об вас доложить прикажете?» Я говорю: «Доложи, братец, дескать, помещик Каратаев приехал о деле переговорить».
Вот приезжает и говорит: так и так, Петр Петрович, —
как же вы это так?..
—
Вот здесь, — говорил он, заботливо усаживая меня в кресла, — здесь вам будет хорошо. Человек, пива! нет, то есть шампанского! Ну, признаюсь, не ожидал, не ожидал… Давно ли? надолго ли?
Вот привел Бог,
как говорится, того…
— Нет-с, еще не служу, а думаю скоро определиться. Да что служба?.. Люди —
вот главное. С
какими я здесь людьми познакомился!..
— Цветы, — уныло отвечала Акулина. — Это я полевой рябинки нарвала, — продолжала она, несколько оживившись, — это для телят хорошо. А это
вот череда — против золотухи.
Вот поглядите-ка,
какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала.
Вот незабудки, а
вот маткина-душка… А
вот это я для вас, — прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, — хотите?
Вот-с, — продолжал он, между тем
как смущенный Кирила Селифаныч так неловко раскланивался,
как будто у него отваливался живот, — вот-с, рекомендую-с, превосходный дворянин.
— А
вот мой личный враг идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, — видите этого толстого человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что шапку сгреб в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается,
как волк?
—
Вот вы теперь смотрите на меня, — продолжал он, поправив свой колпак, — и, вероятно, самих себя спрашиваете:
как же это я не заметил его сегодня?
Но иногда, под влиянием благодатных обстоятельств, случайностей, которых я, впрочем, ни определить, ни предвидеть не в состоянии, робость моя исчезает совершенно,
как вот теперь, например.