Неточные совпадения
— Спасибо, Аркаша, — глухо
заговорил Николай Петрович, и пальцы его опять заходили по бровям и по лбу. — Твои предположения действительно справедливы. Конечно, если б эта девушка не стоила… Это не легкомысленная прихоть. Мне нелегко говорить с тобой об этом; но ты понимаешь, что ей трудно
было прийти сюда при тебе, особенно в первый день твоего приезда.
Одинцова произнесла весь этот маленький спич [Спич (англ.) — речь, обычно застольная, по поводу какого-либо торжества.] с особенною отчетливостью, словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что мать ее знавала Аркадиеву мать и
была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром
заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся рассматривать альбомы. «Какой я смирненький стал», — думал он про себя.
У старушки от радости, от вина, от сигарочного дыма совсем закружилась голова; муж
заговорил было с ней и махнул рукою.
— Та осина, —
заговорил Базаров, — напоминает мне мое детство; она растет на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время
был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что
был ребенком. Ну, теперь я взрослый, талисман не действует.
— Катерина Сергеевна, —
заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как я имею счастье жить в одном доме с вами, я обо многом с вами беседовал, а между тем
есть один очень важный для меня… вопрос, до которого я еще не касался. Вы заметили вчера, что меня здесь переделали, — прибавил он, и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно, я во многом изменился, и это вы знаете лучше всякого другого, — вы, которой я, в сущности, и обязан этою переменой.
— Я полагаю, —
заговорил он снова уже более взволнованным голосом, а зяблик над ним в листве березы беззаботно распевал свою песенку, — я полагаю, что обязанности всякого честного человека
быть вполне откровенным с теми… с теми людьми, которые… словом, с близкими ему людьми, а потому я… я намерен.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией,
будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
Но в этот раз у него было особое, прехлопотливое дело, и он предчувствовал, как трудно ему
будет заговорить о нем, а между тем он очень торопился: было у него еще другое неотложное дело в это же утро в другом месте, и надо было спешить.
Гладстон заговаривал целые парламенты, университеты, корпорации, депутации, мудрено ли
было заговорить Гарибальди, к тому же он речь вел на итальянском языке, и хорошо сделал, потому что вчетвером говорил без свидетелей.
Когда же, особенно в таких щекотливых случаях, непременно надо
было заговорить, то начинала разговор с необыкновенным высокомерием и как будто с каким-то вызовом.
Неточные совпадения
— Может
быть, для тебя нет. Но для других оно
есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и
заговорил.
Перебирая предметы разговора такие, какие
были бы приятны Сергею Ивановичу и отвлекли бы его от разговора о Сербской войне и Славянского вопроса, о котором он намекал упоминанием о занятиях в Москве, Левин
заговорил о книге Сергея Ивановича.
Но прошла неделя, другая, третья, и в обществе не
было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости,
заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим,
было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не
было ни слова о книге.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему
было досадно, что она
заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче
будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, —
заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу
быть, может
быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело от этого.