Неточные совпадения
Вот каким грезам предавался твой почти сорокалетний друг, сидя, одинокий,
в своем одиноком домишке! Что, если бы кто подсмотрел меня? Ну, так что ж? Я бы нисколько не устыдился. Стыдиться — это тоже признак молодости; а я,
знаешь ли, почему стал замечать, что стараюсь? Вот почему. Я теперь стараюсь преувеличивать перед самим собою свои веселые ощущения и укрощать грустные, а
в дни молодости я поступал совершенно наоборот. Бывало, носишься с своей грустью, как с кладом, и совестишься веселого порыва…
—
Знаете ли что, Вера Николаевна, — промолвил я, — велите к моему приезду принести сюда стол и несколько стульев. Здесь
в самом деле чудесно. Я вам здесь прочту… Гётева «Фауста»… вот какую вещь я вам прочту.
Ну, а теперь что ты думаешь обо всех «сих происшествиях»? Небось, — что она произвела на меня сильное впечатление, что я готов влюбиться и т. д.? Пустяки, брат! Пора и честь
знать. Довольно подурачился; полно! Не
в мои годы начинать жизнь сызнова. Притом же мне и прежде не такие женщины нравились… Впрочем, какие женщины мне нравились!!
Я действительно заметил перемену
в ее лице, но, не
знаю почему, отвечал...
С самого раннего детства Вера не
знала, что такое ложь: она привыкла к правде, она дышит ею, а потому и
в поэзии одна правда кажется ей естественной; она тотчас, без труда и напряжения,
узнает её, как знакомое лицо… великое преимущество и счастие!
Я начал было толковать ей, что это «что-то» мы называем рефлексией; но она не поняла слова рефлексия
в немецком смысле: она только
знает одну французскую «réflexion» и привыкла почитать ее полезной.
Ну, однако, довольно; а то ты бог
знает что подумаешь. До следующего раза… Что-то напишу я
в следующий раз? Прощай! Кстати, она никогда не скажет: прощайте, а всегда: ну, прощайте. Мне это ужасно нравится.
Я не
знаю, зачем я рассказал тебе эту прогулку, — потому разве, что она осталась
в моей памяти как одно из самых светлых событий прошедших дней, хотя
в сущности какое же это событие? Мне было так отрадно и безмолвно весело, и слезы, слезы легкие и счастливые, так и просились из глаз.
Вот что мне представлялось: ночь, луна, свет от луны белый и нежный, запах… ты думаешь, лимона? нет, ванили, запах кактуса, широкая водная гладь, плоский остров, заросший оливами; на острове, у самого берега, небольшой мраморный дом, с раскрытыми окнами; слышится музыка, бог
знает откуда;
в доме деревья с темными листьями и свет полузавешенной лампы; из одного окна перекинулась тяжелая бархатная мантия с золотой бахромой и лежит одним концом на воде; а облокотясь на мантию, рядом сидят он и она и глядят вдаль туда, где виднеется Венеция.
Да, повторяю: ни она сама, ни другой кто на свете не
знает еще всего, что таится
в ней…
Помнишь ты мое последнее письмо — то письмо,
в котором я вздумал было рассеять твои опасения и отсоветовал тебе выезжать из Петербурга? Ты заподозрил его принужденную развязность, ты не поверил нашему скорому свиданию: ты был прав. Накануне того дня, когда я написал к тебе, я
узнал, что я любим.
— Я должна переговорить с вами, — промолвила она, — приходите сегодня вечером после чаю
в наш домик…
знаете, где вы читали «Фауста».
После чаю, когда я уже начинал думать о том, как бы незаметно выскользнуть из дома, она сама вдруг объявила, что хочет идти гулять, и предложила мне проводить ее. Я встал, взял шляпу и побрел за ней. Я не смел заговорить, я едва дышал, я ждал ее первого слова, ждал объяснений; но она молчала. Молча дошли мы до китайского домика, молча вошли
в него, и тут — я до сих пор не
знаю, не могу понять, как это сделалось — мы внезапно очутились
в объятиях друг друга.
— Не понимаю. Вчера ввечеру пошла было
в сад и вдруг вернулась вне себя, перепуганная. Горничная за мной прибежала. Я прихожу, спрашиваю жену: что с тобой? Она ничего не отвечает и тут же слегла; ночью открылся бред.
В бреду бог
знает что говорила, вас поминала. Горничная мне сказала удивительную вещь: будто бы Верочке
в саду ее мать покойница привиделась, будто бы ей показалось, что она идет к ней навстречу, с раскрытыми руками.
Как это случилось, как растолковать это непонятное вмешательство мертвого
в дела живых, я не
знаю и никогда
знать не буду; но ты согласись, что не припадок прихотливой хандры, как ты выражаешься, заставил меня удалиться от общества.
Вдохновляясь вашей лучшей красотой, вашей неодолимой силой — женской любовью, — я слабой рукой писал женщину, с надеждой, что вы
узнаете в ней хоть бледное отражение — не одних ваших взглядов, улыбок, красоты форм, грации, но и вашей души, ума, сердца — всей прелести ваших лучших сил!
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги мои, если изволите
знать, положены
в приказ общественного призрения.
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете
в нашей просьбе, то уж не
знаем, как и быть: просто хоть
в петлю полезай.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только,
знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.