Неточные совпадения
Таким образом, и Браутон должен был заключить то
же самое,
что Лаперуз.
[То обстоятельство,
что трое серьезных исследователей, точно сговорившись, повторили одну и ту
же ошибку, говорит уже само за себя.
Конечно, я знал,
что он не прав, но всё
же от слов его становилось мне жутко, и я боялся,
что и на Сахалине, пожалуй, я встречу точно такой
же взгляд.
За обедом
же была рассказана такая легенда: когда русские заняли остров и затем стали обижать гиляков, то гиляцкий шаман проклял Сахалин и предсказал,
что из него не выйдет никакого толку.
Доктор рассказал мне,
что незадолго до моего приезда, во время медицинского осмотра скота на морской пристани, у него произошло крупное недоразумение с начальником острова и
что будто бы даже в конце концов генерал замахнулся на него палкой; на другой
же день он был уволен по прошению, которого не подавал.
Движение на улицах здесь гораздо значительнее,
чем в наших уездных городах, и это легко объяснить приготовлениями к встрече начальника края, главным
же образом — преобладанием в здешнем населении рабочего возраста, который большую часть дня проводит вне дома.
К тому
же здесь на небольшом пространстве сгруппированы: тюрьма более
чем на тысячу и военные казармы на 500 человек.
В обоих северных округах на одном участке сидят по два и даже по три владельца, и так — больше,
чем в половине хозяйств; поселенец садится на участок, строит дом и обзаводится хозяйством, а через два-три года ему сажают совладельца или
же один участок дают сразу двум поселенцам.
Обыкновенно вопрос предлагают в такой форме: «Знаешь ли грамоте?» — я
же спрашивал так: «Умеешь ли читать?» — и это во многих случаях спасало меня от неверных ответов, потому
что крестьяне, не пишущие и умеющие разбирать только по-печатному, называют себя неграмотными.
Бывает и так,
что, кроме хозяина, застаешь в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут
же в темном я тесном углу его жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой; это недавно прибывшая из России семья.
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут
же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут
же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так
что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от
чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
Надо или признать общие камеры уже отжившими и заменить их жилищами иного типа,
что уже отчасти и делается, так как многие каторжные живут не в тюрьме, а в избах, или
же мириться с нечистотой как с неизбежным, необходимым злом, и измерения испорченного воздуха кубическими саженями предоставить тем, кто в гигиене видит одну только пустую формальность.
Днем маяк, если посмотреть на него снизу, — скромный белый домик с мачтой и с фонарем, ночью
же он ярко светит в потемках, и кажется тогда,
что каторга глядит на мир своим красным глазом.
Замечательно,
что человек пишет и вырезывает на скамье разные мерзости, хотя в то
же время чувствует себя потерянным, брошенным, глубоко несчастным.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту
же самую «историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают,
что в былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче,
что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Владивостокский городской голова как-то сказал мне,
что у них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью «нет никакого климата», про Сахалин
же говорят,
что климата здесь нет, а есть дурная погода, и
что этот остров — самое ненастное место в России.
В настоящее время все хозяева получают арестантский паек, но
чем они будут питаться впоследствии, пока неизвестно; на хлебопашество
же, во всяком случае, надежды плохие.
На такой почве, по-видимому, без вреда для себя могут уживаться только растения с крепкими, глубоко сидящими корнями, как, например, лопухи, а из культурных только корнеплоды, брюква и картофель, для которых к тому
же почва обрабатывается лучше и глубже,
чем для злаков.
На «Байкале» мне рассказывали,
что один пассажир, человек уже пожилой и чиновный, когда пароход остановился на дуйском рейде, долго всматривался в берег и наконец спросил: — Скажите, пожалуйста, где
же тут на берегу столб, на котором вешают каторжников и потом бросают их в воду?
Общество всегда возмущалось тюремными порядками и в то
же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик в тюрьме или на каторге будет жить лучше,
чем дома».
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том,
что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том,
что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама
же осудила.
Здесь, в Ускове, та
же картина,
что и в Красном Яре.
Постоянная заботливость г. Ливина о людях и в то
же время розги, упоение телесными наказаниями, жестокость, как хотите, сочетание ни с
чем несообразное и необъяснимое.
Свои настоящие годы он скрывает, говорит,
что ему только 61, на самом
же деле ему больше 70.
Поделки из кремня, которого нет на Сахалине, они получали, очевидно, от соседей, с материка и ближайших островов; очень может быть,
что во время их передвижений собака играла ту
же роль,
что и теперь, то есть была езжалой.
Шишков говорит,
что «Хвостов соединял в душе своей две противности: кротость агнца и пылкость льва», Давыдов
же, по его словам, «нравом вспыльчивее и горячее Хвостова, но уступал ему в твердости и мужестве».
Туземцы говорили ему,
что последний из русских, Василий, умер недавно,
что русские были хорошие люди, вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы и одевались так
же, как и они, но волосы стригли.
Понятно,
что страшна не сама оспа, а слабая способность сопротивления, и если в колонию будет завезен сыпной тиф или дифтерит и проникнет в гиляцкие юрты, то получится тот
же эффект,
что и от оспы.
Прямых наблюдений над болезненностью гиляков у нас нет, но о ней можно составить себе некоторое понятие по наличности болезнетворных причин, как неопрятность, неумеренное употребление алкоголя, давнее общение с китайцами и японцами, [Наши приамурские инородцы и камчадалы получили сифилис от китайцев и японцев, русские
же тут ни при
чем.
Кононович приказал нанимать гиляков в надзиратели; в одном из его приказов сказано,
что это делается ввиду крайней необходимости в людях, хорошо знакомых с местностью, и для облегчения сношений местного начальства с инородцами; на словах
же он сообщил мне,
что это нововведение имеет целью также и обрусение.
Западный
же берег много счастливее; здесь влияние холодного течения смягчается теплым японским течением, известным под названием Куро-Сиво; не подлежит сомнению,
что чем южнее, тем теплее, и на южной части западного берега наблюдается сравнительно богатая флора, но все-таки, увы, до Франции или Японии далеко.
Первые попытки были не совсем удачны: русские мало были знакомы с чисто техническою стороной дела; теперь
же они попривыкли, и хотя Демби не так доволен ими, как китайцами, но все-таки уже можно серьезно рассчитывать,
что со временем будут находить себе здесь кусок хлеба сотни поселенцев.
Лежит он в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна его главная улица, и кажется издали,
что мостовая и два ряда домов круто спускаются вниз по берегу; но это только в перспективе, на самом
же деле подъем не так крут.
Вообще
же в Корсаковском посту, если говорить о всех его четырех улицах, старых построек больше,
чем новых, и не редкость дома, построенные 20–30 лет назад.
Между тем на той
же Аниве, но только немного восточнее Корсаковского поста, в Муравьевском, температура уже значительно ниже и скорее подходит к дуйской,
чем к корсаковской.
Ударили тревогу, из всех мастерских тотчас
же повыскакивали каторжные без шапок, без верхнего платья, — одним словом, кто в
чем был, — в одну минуту впряглись и с громом покатили по главной улице к морю.
Как ни кажется просторно вокруг селения, а всё
же на каждого хозяина приходится только 1/4 дес. пахотной земли и меньше
чем 1/2 дес. покосной; значит, добыть больше негде или очень трудно.
Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его в землю, на суде
же говорила,
что ребенка она не убила, а закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20 лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
Главною причиной такого благосостояния следует признать, вероятно, климат и почвенные условия, но я думаю также,
что если пригласить сюда чиновников из Александровска или Дуэ и попросить их распорядиться, то через год
же во всех трех Падях будет не 26, а 300 хозяев, не считая совладельцев, и все они окажутся «домонерачители и самовольные» и будут сидеть без куска хлеба.
Сами жители выглядят моложе, здоровее и бодрее своих северных товарищей, и это так
же, как и сравнительное благосостояние округа, быть может, объясняется тем,
что главный контингент ссыльных, живущих на юге, составляют краткосрочные, то есть люди по преимуществу молодые и в меньшей степени изнуренные каторгой.
Это был богатырского сложения человек, еще молодой и красивый, характера кроткого и сосредоточенного, — всё, бывало, молчит и о чем-то думает, — и с первого
же времени хозяева стали доверять ему, и когда уезжали из дому, то знали,
что Вукол и денег не вытащит из комода, и спирта в кладовой не выпьет.
Симеон Казанский, или, попросту, поп Семен, на собаках в Найбучи «постить» солдат, на обратном пути его захватила сумасшедшая вьюга, и он сильно захворал (другие
же говорят,
что он возвращался из Александровска).
Поселенцы довольны, потому
что раньше платили по 15 коп. с пуда или
же мололи дома на ручных мельницах собственного изделия, с ильмовыми жерновами.
Собственно для ссыльной колонии неудавшийся опыт пока может быть поучителен в двух отношениях: во-первых, вольные поселенцы сельским хозяйством занимались недолго и в последние десять лет до переезда на материк промышляли только рыбною ловлей и охотой; и в настоящее время Хомутов, несмотря на свой преклонный возраст, находит для себя более подходящим и выгодным ловить осетров и стрелять соболей,
чем сеять пшеницу и сажать капусту; во-вторых, удержать на юге Сахалина свободного человека, когда ему изо дня в день толкуют,
что только в двух днях пути от Корсаковска находится теплый и богатый Южно-Уссурийский край, — удержать свободного человека, если, к тому
же, он здоров и полон жизни, невозможно.
В настоящее время наиболее вероятными представляются два мнения: одно,
что айно принадлежат к особой расе, населявшей некогда все восточноазиатские острова, другое
же, принадлежащее нашему Шренку,
что это народ палеоазиатский, издавна вытесненный монгольскими племенами с материка Азии на его островную окраину, и
что путь этого народа из Азии на острова лежал через Корею.
Известно,
что южная треть Сахалина принадлежит безусловно России лишь с 1875 года, раньше
же ее относили к японским владениям.
Вообще во всей этой сахалинской истории японцы, люди ловкие, подвижные и хитрые, вели себя как-то нерешительно и вяло,
что можно объяснить только тем,
что у них было так
же мало уверенности в своем праве, как и у русских.
Они ограничивались только тем,
что распускали среди айно сплетни про русских и хвастали,
что они перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост, как в скорости в той
же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми: посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу.
Из нее видно,
что осужденный, положим, на 17 1/2 лет проводит на каторге в действительности 15 лет и 3 месяца, если
же он попал под манифест, то только 10 лет 4 месяца; осужденный на 6 лет освобождается через 5 лет и 2 мес., а в случае манифеста через 3 года и 6 мес.]
Каторжане, состоящие при хозяйствах в качестве работников, делают то
же,
что наши деревенские работники.