Дождя уже не было слышно. Петр Михайлыч ел землянику, а Власич и Зина смотрели на него молча. Приближалось время ненужного, но неизбежного разговора, и все трое уже чувствовали его тяжесть. У Петра Михайлыча глаза опять наполнились слезами; он отодвинул от себя тарелку и сказал, что ему пора уже ехать домой, а то будет поздно и, пожалуй, опять пойдет дождь. Настала минута, когда Зина из приличия должна
была заговорить о домашних и о своей новой жизни.
Неточные совпадения
— Так-то, брат, —
заговорил Власич после некоторого молчания, потирая руки и улыбаясь. — Я давеча назвал нашу жизнь счастьем, но это подчиняясь, так сказать, литературным требованиям. В сущности же ощущения счастья еще не
было. Зина всё время думала о тебе, о матери и мучилась; глядя на нее, и я мучился. Она натура свободная, смелая, но без привычки, знаешь, тяжело, да и молода к тому же. Прислуга называет ее барышней; кажется, пустяк, но это ее волнует. Так-то, брат.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией,
будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
Но в этот раз у него было особое, прехлопотливое дело, и он предчувствовал, как трудно ему
будет заговорить о нем, а между тем он очень торопился: было у него еще другое неотложное дело в это же утро в другом месте, и надо было спешить.
Гладстон заговаривал целые парламенты, университеты, корпорации, депутации, мудрено ли
было заговорить Гарибальди, к тому же он речь вел на итальянском языке, и хорошо сделал, потому что вчетвером говорил без свидетелей.
Когда же, особенно в таких щекотливых случаях, непременно надо
было заговорить, то начинала разговор с необыкновенным высокомерием и как будто с каким-то вызовом.
Неточные совпадения
— Может
быть, для тебя нет. Но для других оно
есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и
заговорил.
Перебирая предметы разговора такие, какие
были бы приятны Сергею Ивановичу и отвлекли бы его от разговора о Сербской войне и Славянского вопроса, о котором он намекал упоминанием о занятиях в Москве, Левин
заговорил о книге Сергея Ивановича.
Но прошла неделя, другая, третья, и в обществе не
было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости,
заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим,
было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не
было ни слова о книге.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему
было досадно, что она
заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче
будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, —
заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу
быть, может
быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело от этого.