В амбаре, несмотря на сложность дела и на громадный оборот, бухгалтера не было, и из книг, которые вел конторщик, ничего нельзя
было понять. Каждый день приходили в амбар комиссионеры, немцы и англичане, с которыми приказчики говорили о политике и религии; приходил спившийся дворянин, больной жалкий человек, который переводил в конторе иностранную корреспонденцию; приказчики называли его фитюлькой и поили его чаем с солью. И в общем вся эта торговля представлялась Лаптеву каким-то большим чудачеством.
Неточные совпадения
— Но я не тороплюсь с ночлежным домом, — продолжал он уже с раздражением и досадой, обращаясь к доктору, который глядел на него как-то тускло и с недоумением, очевидно не
понимая, зачем это ему понадобилось поднимать разговор о медицине и гигиене. — И, должно
быть, не скоро еще я воспользуюсь нашею сметой. Я боюсь, что наш ночлежный дом попадет в руки наших московских святош и барынь-филантропок, которые губят всякое начинание.
Но Нина Федоровна не
понимала, и выражение у нее
было такое, как будто она мысленно решала какую-то очень трудную задачу. И эта непонятливость в денежных делах всякий раз беспокоила и смущала Лаптева. Он подозревал, кроме того, что у нее лично
есть долги, о которых она стесняется сказать ему и которые заставляют ее страдать.
Лаптев
понял, что это значит, и настроение у него переменилось сразу, резко, как будто в душе внезапно погас свет. Испытывая стыд, унижение человека, которым пренебрегли, который не нравится, противен,
быть может, гадок, от которого бегут, он вышел из дому.
— Что ж, я очень рад, — сказал он и пожал плечами. — От души тебя поздравляю. Теперь представляется тебе прекрасный случай расстаться со мной, к великому твоему удовольствию. И я вполне тебя
понимаю. Жить у старика-отца, человека больного, полоумного, в твои годы, должно
быть, очень тяжело. Я тебя прекрасно
понимаю. И если бы я околел поскорей, и если бы меня черти взяли, то все
были бы рады. От души поздравляю.
И удивительнее всего
было то, что его отлично
понимали остальные приказчики и покупатели. Звали его Иван Васильевич Початкин, и родом он
был из Каширы. Теперь, поздравляя Лаптева, он выразился так...
Выйдя из Благородного Собрания, наняли извозчика на Остоженку, в Савеловский переулок, где жила Рассудина. Лаптев всю дорогу думал о ней. В самом деле, он
был ей многим обязан. Познакомился он с нею у своего друга Ярцева, которому она преподавала теорию музыки. Она полюбила его сильно, совершенно бескорыстно и, сойдясь с ним, продолжала ходить на уроки и трудиться по-прежнему до изнеможения. Благодаря ей он стал
понимать и любить музыку, к которой раньше
был почти равнодушен.
— Ни в чем я не уверен, — сказал с тоской Лаптев. — Ни в чем. Я ничего не
понимаю. Ради бога, Полина, не
будем говорить об этом.
Когда приехали домой, Нина Федоровна сидела обложенная подушками, со свечой в руке. Лицо потемнело, и глаза
были уже закрыты. В спальне стояли, столпившись у двери, няня, кухарка, горничная, мужик Прокофий и еще какие-то незнакомые простые люди. Няня что-то приказывала шепотом, и ее не
понимали. В глубине комнаты у окна стояла Лида, бледная, заспанная, и сурово глядела оттуда на мать.
У Яра он прошелся около столов, послушал в зале куплетиста; на случай встречи со своими у него не
было ни одной готовой фразы, и он заранее
был уверен, что при встрече с женой он только улыбнется жалко и неумно, и все
поймут, какое чувство заставило его при-ехать сюда.
— «Мой друг, мой нежный друг», —
пел Ярцев. — Нет, господа, хоть зарежьте, — сказал он и встряхнул головой, — не
понимаю, почему вы против любви! Если б я не
был занят пятнадцать часов в сутки, то непременно бы влюбился.
Тон, каким это
было сказано, и равнодушные глаза Рассудиной окончательно смутили его. У нее уже не
было никаких чувств к нему, кроме желания, чтобы он поскорее ушел, — и как это не
было похоже на прежнюю любовь! Он вышел, не пожав ей руки, и казалось ему, что она окликнет его и позовет назад, но послышались опять гаммы, и он, медленно спускаясь по лестнице,
понял, что он уже чужой для нее.
Он пошел в гостиную и как ни в чем не бывало
пел романсы, а Лаптев сидел у себя в кабинете, закрывши глаза, старался
понять, почему Рассудина сошлась с Ярцевым. А потом он все грустил, что нет прочных, постоянных привязанностей, и ему
было досадно, что Полина Николаевна сошлась с Ярцевым, и досадно на себя, что чувство его к жене
было уже совсем не то, что раньше.
Очевидно, фельетонист понял всю книгу так, как невозможно
было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не читали книги (а очевидно, почти никто не читал ее), совершенно было ясно, что вся книга была не что иное, как набор высокопарных слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги был человек совершенно невежественный. И всё это было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и было ужасно.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не
понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление
было…
понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару… Ну, ступай с богом!
А если и действительно // Свой долг мы ложно
поняли // И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так надо
было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Правдин. Удовольствие, которым государи наслаждаются, владея свободными душами, должно
быть столь велико, что я не
понимаю, какие побуждения могли бы отвлекать…
Один только раз он выражается так:"Много
было от него порчи женам и девам глуповским", и этим как будто дает
понять, что, и по его мнению, все-таки
было бы лучше, если б порчи не
было.