Неточные совпадения
«Нет, те
люди не так сделаны; настоящий властелин,кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает
армию в Египте, тратит полмиллиона
людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, — а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких
людях, видно, не тело, а бронза!»
Говорят вон, в Севастополе, сейчас после Альмы, [После поражения русской
армии в сражении на реке Альме 8 сентября 1854 г. во время Крымской войны (1853–1856).] умные-то
люди уж как боялись, что вот-вот атакует неприятель открытою силой и сразу возьмет Севастополь; а как увидели, что неприятель правильную осаду предпочел и первую параллель открывает, так куды, говорят, обрадовались и успокоились умные-то люди-с: по крайности на два месяца, значит, дело затянулось, потому когда-то правильной-то осадой возьмут!
— Вот — сорок две тысячи в банке имею. Семнадцать выиграл в карты, девять — спекульнул кожей на ремни в
армию, четырнадцать накопил по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает. Газета — будет. Душу продам дьяволу, а газета будет. Ерухимович — фельетонист. Он всех Дорошевичей в гроб уложит.
Человек густого яда. Газета — будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
— Штыком! Чтоб получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы, на фронте, не щадим себя, а вы, в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом
армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду
людей в атаку, я помню, что могу получить пулю в затылок или штык в спину. Понимаете?
Все это
люди, которые верят в необходимость социальной революции, проповедуют ее на фабриках, вызывают политические стачки, проповедуют в
армии, мечтают о гражданской войне.
С тех пор в продолжение трех лет Нехлюдов не видался с Катюшей. И увидался он с нею только тогда, когда, только что произведенный в офицеры, по дороге в
армию, заехал к тетушкам уже совершенно другим
человеком, чем тот, который прожил у них лето три года тому назад.
Подъезжая еще к Ирбиту, Привалов уже чувствовал, что ярмарка висит в самом воздухе. Дорога была избита до того, что экипаж нырял из ухаба в ухаб, точно в сильнейшую морскую качку. Нервные
люди получали от такой езды морскую болезнь. Глядя на бесконечные вереницы встречных и попутных обозов, на широкие купеческие фуры, на эту точно нарочно изрытую дорогу, можно было подумать, что здесь только что прошла какая-то многотысячная
армия с бесконечным обозом.
Целые
армии пехоты разгонялись, как стада овец, несколькими сотнями всадников; до той поры, когда явились на континент английские пехотинцы из гордых, самостоятельных мелких землевладельцев, у которых не было этой боязни, которые привыкли никому не уступать без боя; как только пришли во Францию эти
люди, у которых не было предубеждения, что они должны бежать перед конницею, — конница, даже далеко превосходившая их числом, была разбиваема ими при каждой встрече; знаешь, знаменитые поражения французских конных
армий малочисленными английскими пехотинцами и при Кресси, и при Пуатье, и при Азенкуре.
С тех пор он с горстью
людей победил
армию, освободил целую страну и был отпущен из нее, как отпускают ямщика, когда он довез до станции.
Люди занимаются делом, обсуждают новый закон о книгопечатании, предпринимают реорганизацию
армий и флотов, а к ним лезут с протестами против бесповоротного удара судьбы!
Мы все здесь, то есть вся воинствующая бюрократическая
армия, мы все — молодые
люди и все урожденные консерваторы.
Я удивляюсь даже, что Деруновы до такой степени скромны и сдержанны. Имей я их взгляды на бунты и те удобства, которыми они пользуются для проведения этих взглядов, я всякого бы
человека, который мне нагрубил или просто не понравился, со свету бы сжил. Писал бы да пописывал:"И при сем, якобы
армий совсем не нужно, говорил!"И наверное получил бы удовлетворение…
«Современная Европа держит под ружьем активную
армию в 9 миллионов
людей, — пишет Энрико Ферри, — да еще 15 миллионов
армии запасной, расходуя на это 4 миллиарда франков в год.
Указав те же цифры 9 миллионов с чем-то действительной
армии и 17 миллионов запасной и огромные расходы правительств на содержание этих
армий и вооружений, он говорит: «Цифры эти представляют только малую часть действительной стоимости, потому что, кроме этих известных расходов военного бюджета народов, мы должны принять в соображение еще громадные потери общества вследствие извлечения из него такого огромного количества самых сильных
людей, потерянных для промышленности и всякого труда, и еще те огромные проценты сумм, затраченных на военные приготовления и ничего не приносящих.
Пускаются в дело все искусства от архитектуры до поэзии для воздействия на души
людей и для одурения их, и воздействие это происходит неперестающее. Особенно очевидна эта необходимость гипнотизирующего воздействия на
людей для приведения их в состояние одурения на деятельности
армии спасения, употребляющей новые, не привычные нам приемы труб, барабанов, песней, знамен, нарядов, шествий, плясок, слез и драматических приемов.
— Ну, вот! Не то же ли я говорил? — вскричал дядя, чрезвычайно обрадовавшись. — Один только
человек во всей
армии благоразумный нашелся, да и тот какой-то каплан! Это кто ж такой, Сергей: капитан ихний, что ли?
Были долгие эпидемии, были долго повальные болезни от трупов гадов и
людей, и долго еще ходила
армия, но уже не снабженная газами, а саперными принадлежностями, керосинными цистернами и шлангами, очищая землю. Очистила, и все кончилось к весне 29-го года.
«Для исполнения полезных таких намерений мы паче всего старались о том, чтобы военный наш штат, яко подпору и ограду государства нашего, как возможно наилучше учредить, дабы
армии наши составлялись из
людей, знающих воинские дела и хранящих добрый порядок и дисциплин…» (см. Туманского, Записки, ч. II, стр. 186–190).
Я знал, что главным двигателем по части ташкентской цивилизации состоит некто Пьер Накатников, мой старый товарищ по школе. Он занимался организацией
армии цивилизаторов; он кликал клич и вербовал охочих
людей; он отправлял их целыми транспортами к месту назначения, распоряжался перевозочными средствами и т. д. и т. д.
Сорок тысяч — русских было растянуто на семьдесят верст; около ста тысяч турок стояло против них, и только осторожные действия нашего начальника, не рисковавшего
людьми, а довольствовавшегося отпором наступающего неприятеля, да вялость турецкого паши позволили нам исполнить нашу задачу: не дать туркам прорваться и отрезать нашу главную
армию от Дуная.
Во-вторых, наборы производились неправильно, внезапно, форсированно, так, что взятые вдруг рекруты принуждены были «не только в дальний путь идти, но п переменить воздух, так что, пришед в неукомплектованные полки, где, по нужде
людей, им выгод и отдыху дать не можно было, токмо число мертвых прииумножили, и
армия по-прежнему в некомплекте осталась».
И этого количества было еще недостаточно. «Колико наборы ни разорительны государству, — пишет Щербатов, — ибо, считая со всего числа душ, уже почти 23-й
человек в рекруты взят, а с числа работников смело положить можно 11-й или 10-й; а со всем тем
армия не удовольствована, ибо предводители оных беспрестанно жалуются на малое число
людей оныя».
Я не знаю, зачем эти поручики в
армии существуют? Всех бы их либо произвесть, либо чины снять, лишь бы истребить этот ненавистный для меня сорт
людей. Я не скажу ничего больше, но я их терпеть не могу!..
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной
армии отставной господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский — он записывал, а я, между тем, дабы показать ему, что я бывал между
людьми и знаю политику, начал ему рекомендоваться и просил его принять меня в свою аттенцию и, по дружбе, сказать чисто и откровенно, в какой город меня привезли?
По сторонам дороги вставал редкий болотный сосняк, изредка попадались островки березняков и смешанный лес; следы хищнической работы
человека попадались на каждом шагу, и на месте когда-то вековых вогульских лесов теперь едва сохранились жалкие остатки, точно арьергард разбитой
армии.
Со всеми возмутительными мерами побуждения кое-какие полукалеки, наконец, были забриты и началась новая мука с их устройством к делу. Вдруг сюрпризом начало обнаруживаться, что евреи воевать не могут. Здесь уже ваш Николай Семенович Мордвинов никакой помощи нам оказать не мог, а военные
люди струсили, как бы «не пошел портеж в
армии». Жидки же этого, разумеется, весьма хотели и пробовали привесть в действо хитрость несказанную.
Алексей. Кто сказал — ложь? Кто сказал — ложь? Я сейчас был в штабе. Я проверил все сведения. Я отвечаю за каждое мое слово!.. Итак, господа! Вот мы, нас двести
человек. А там — Петлюра. Да что я говорю — не там, а здесь! Друзья мои, его конница на окраинах города! У него двухсоттысячная
армия, а у нас — на месте мы, две-три пехотные дружины и три батареи. Понятно? Тут один из вас вынул револьвер по моему адресу. Он меня безумно напугал. Мальчишка!
Много лет тому назад Турченко подал в военное министерство докладную записку о том, что в случае оборонительной войны лесники благодаря прекрасному знанию местности могут очень пригодиться
армии как разведчики и как проводники партизанских отрядов, и потому предложил комплектовать местную стражу из
людей, окончивших специальные шестимесячные курсы.
Теперь посмотрите дальше, сколько у нас в
армии из офицеров
людей женатых, особенно вверх от капитанского чина…
Я поступил на службу прямо по выходе из корпуса в канцелярию главнокомандующего действующею
армиею генерал-фельдмаршала князя Паскевича. Это было в тридцать втором году, в январе месяце — значит, вскоре после покорения Варшавы, которая взята в августе тридцать первого года. Директором этой канцелярии был действительный статский советник Иван Фомич Самбурский, про которого и пойдет моя речь. Его позабыли, и история о нем умалчивает, а он был
человек замечательный и, по моему мнению, даже исторический.
Водит он
армии; в море судами
Правит; в артели сгоняет
людей,
Ходит за плугом, стоит за плечами
Каменотесцев, ткачей.
Это была бы не борьба отряда в рядах большой
армии, это была бы борьба кучки
людей против всех окружающих, и по этому самому она была бы бессмысленна и бесплодна.
Государства Европы накопили долг в 130 миллиардов. Из этих 130 около 110 сделано в последние сто лет. Весь огромный долг этот сделан только для расходов на войне. Европейские государства держат в мирное время в войске более 4 миллионов
людей и могут довести это число до 19 миллионов в военное время. Две трети дохода всех государств идут на проценты с долга и на содержание
армий сухопутных и морских. Всё это сделано государствами. Не будь государств, ничего бы этого не было.
Нельзя допустить, чтобы
человек, истинный христианин, был членом общества, имеющего
армию и военные учреждения.
Люди эти — полиция и, главным образом,
армия.
«Уплата подушных окладов, имевших назначением содержание столь многочисленной
армии, со дня издания Манифеста, отменяется. Всем солдатам, возвращающимся из службы, также всем дворовым
людям, фабричным и мещанам повелеваем дать без всякого возмездия надел земли из казенных дач обширной Империи Нашей».
Двое часовых у ворот решетки — небольшого роста солдаты
армии его величества, состоящей из трехсот
человек, в светло-синих мундирах, с оголенными ногами, так как штаны доходили только до колен, и в штиблетах, похожие скорее на обезьян, взяли ружья на караул, когда все двинулись во двор.
«Нет, те
люди не так сделаны, — с завистью думает он. — Настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает
армию в Египте, тратит полмиллиона
людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, а стало быть, все разрешается. Нет, на этаких
людях, видно, не тело, а бронза!»
Несмотря на то, что их сверстники были уволены в запас
армии, несмотря на полную возможность уехать из Императорской гавани во Владивосток на пароходе, они, понимая, что уход даже одного
человека из отряда был бы очень чувствителен, добровольно остались до конца экспедиции.
В Семилетнюю войну он не отличался замечательными подвигами и, командуя левым крылом
армии в сражении при Кунерсдорфе, был вытеснен Фридрихом II из окопов, потерял свои пушки и множество
людей и бежал с остатками своего отряда.
— Вы этого не могли думать. Всем записавшимся в наш отряд я вчера вечером ясно сказал, что грабить мы не позволяем… Товарищи! — обратился он к своему отряду. — Наша красная рабоче-крестьянская
армия — не белогвардейский сброд, в ней нет места бандиту, мы боремся для всемирной революции, а не для того, чтоб набивать себе карманы приятными разными вещицами. Эти
люди вчера только вступили в ряды красной
армии и первым же их шагом было идти грабить. Больше опозорить красную
армию они не могли!
Между тем сегодня ночью три
человека, — два из них — вот они, третий скрылся, записавшись вчера вечером в Красную
Армию, ночью сделали налет на поселок, взыскали в свою пользу контрибуцию с гражданина Агапова, награбили у него золотых вещей, белья, даже женских рубашек.
Обе
армии, сотни тысяч
людей стоят друг против друга, не отступая, непрерывно посылают разрывные грохочущие снаряды; и каждую минуту живые
люди превращаются в трупы.
Раскаленный воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды
людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно, студенисто колыхались — точно не живые
люди это шли, а
армия бесплотных теней.
Появилась в «Вестнике Маньчжурских
Армий» телеграмма, отправленная главнокомандующим царю. В этой телеграмме Линевич заявлял, что
армия с огорчением слышит о начинающихся мирных переговорах и вся, как один
человек, горит желанием сразиться с врагом.
Мне много еще придется говорить о нем, теперь же отмечу только: главное руководство всем санитарным делом в нашей огромной
армии принадлежало бывшему губернатору, —
человеку, совершенно невежественному в медицине и на редкость нераспорядительному; инспектором госпиталей был бывший полицмейстер, — и что удивительного, если врачебные учреждения он инспектировал так же, как, вероятно, раньше «инспектировал» улицы и трактиры города Иркутска?
Армия на глазах трещала и разваливалась. Собственно говоря, никакой
армии уже не было, — было огромное скопище озлобленных
людей, не хотевших признавать над собою никакой власти.
Уважение к орденам в
армии сильно пало. В России, увидев обвешанного боевыми отличиями офицера,
люди могли почтительно поглядывать на него, как на героя. Здесь, при виде такого офицера, прежде всего каждому приходила мысль...
В том сложном, большом деле, которое творилось вокруг, всего настоятельнее требовалась живая эластичность организации, умение и желание приноровить данные формы ко всякому содержанию. Но огромное, властное бумажное чудовище опутывало своими сухими щупальцами всю
армию,
люди осторожными, робкими зигзагами ползали среди этих щупальцев и думали не о деле, а только о том, как бы не задеть щупальца.
Фридрих между тем не терял времени. Собрав разные части войск, откуда только было возможно, он выступил с 48 000
человек, рассчитывая опрокинуть 80 000
армию союзников в Одер.