Неточные совпадения
И этот один? неужели это он?» Каждый раз, как он говорил с Анной,
в глазах ее вспыхивал радостный
блеск, и улыбка счастья изгибала ее румяные губы.
— Здесь столько
блеска, что
глаза разбежались, — сказал он и пошел
в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
Левин надел большие сапоги и
в первый paз не шубу, а суконную поддевку, и пошел по хозяйству, шагая через ручьи, режущие
глаза своим
блеском на солнце, ступая то на ледок, то
в липкую грязь.
Правда, что тон ее был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней ходили, как пришитые, и пожирали ее
глазами два поклонника, один молодой, другой старик; но
в ней было что-то такое, что было выше того, что ее окружало, —
в ней был
блеск настоящей воды бриллианта среди стекол.
— Поздно, поздно, уж поздно, — прошептала она с улыбкой. Она долго лежала неподвижно с открытыми
глазами,
блеск которых, ей казалось, она сама
в темноте видела.
Насмешливый
блеск потух
в ее
глазах, но другая улыбка ― знания чего-то неизвестного ему и тихой грусти ― заменила ее прежнее выражение.
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я
в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему
блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
Всё
в ее лице: определенность ямочек щек и подбородка, склад губ, улыбка, которая как бы летала вокруг лица,
блеск глаз, грация и быстрота движений, полнота звуков голоса, даже манера, с которою она сердито-ласково ответила Весловскому, спрашивавшему у нее позволения сесть на ее коба, чтобы выучить его галопу с правой ноги, — всё было особенно привлекательно; и, казалось, она сама знала это и радовалась этому.
Серые глава адвоката старались не смеяться, но они прыгали от неудержимой радости, и Алексей Александрович видел, что тут была не одна радость человека, получающего выгодный заказ, — тут было торжество и восторг, был
блеск, похожий на тот зловещий
блеск, который он видал
в глазах жены.
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные
глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее
глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются
в ее зрачках. Я люблю эти
глаза без
блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется,
в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая
в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным
блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный
глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Вошедши
в зал, Чичиков должен был на минуту зажмурить
глаза, потому что
блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный.
Бешеную негу и упоенье он видел
в битве: что-то пиршественное зрелось ему
в те минуты, когда разгорится у человека голова,
в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется, как пьяный,
в свисте пуль
в сабельном
блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Понемногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а
в его думающих
глазах отразился
блеск, как у человека, смотрящего на огонь.
Дмитрий Самгин стукнул ложкой по краю стола и открыл рот, но ничего не сказал, только чмокнул губами, а Кутузов, ухмыляясь, начал что-то шептать
в ухо Спивак. Она была
в светло-голубом, без глупых пузырей на плечах, и это гладкое, лишенное украшений платье, гладко причесанные каштановые волосы усиливали серьезность ее лица и неласковый
блеск спокойных
глаз. Клим заметил, что Туробоев криво усмехнулся, когда она утвердительно кивнула Кутузову.
Самгин отступил на шаг и увидал острую лисью мордочку Дуняши, ее неуловимые, подкрашенные
глаза,
блеск мелких зубов; она стояла пред ним, опустив руки, держа их так, точно готовилась взмахнуть ими, обнять. Самгин поторопился поцеловать руку ее, она его чмокнула
в лоб, смешно промычав...
Глаза ее щурились и мигали от колючего
блеска снежных искр. Тихо, суховато покашливая, она говорила с жадностью долго молчавшей, как будто ее только что выпустили из одиночного заключения
в тюрьме. Клим отвечал ей тоном человека, который уверен, что не услышит ничего оригинального, но слушал очень внимательно. Переходя с одной темы на другую, она спросила...
Магазин Марины был наполнен
блеском еще более ослепительным, как будто всю церковную утварь усердно вычистили мелом. Особенно резал
глаза Христос, щедро и весело освещенный солнцем, позолоченный, кокетливо распятый на кресте черного мрамора. Марина продавала старику
в полушубке золотые нательные крестики, он задумчиво пересыпал их из горсти
в горсть, а она говорила ему ласково и внушительно...
Самгин увидел, что пухлое, почти бесформенное лицо Бердникова вдруг крепко оформилось, стало как будто меньше, угловато, да скулах выступили желваки, заострился нос, подбородок приподнялся вверх, губы плотно сжались, исчезли, а
в глазах явился какой-то медно-зеленый
блеск. Правая рука его, опущенная через ручку кресла, густо налилась кровью.
Вдоль решетки Таврического сада шла группа людей, десятка два,
в центре, под конвоем трех солдат, шагали двое: один без шапки, высокий, высоколобый, лысый, с широкой бородой медного
блеска, борода встрепана, широкое лицо измазано кровью,
глаза полуприкрыты, шел он, согнув шею, а рядом с ним прихрамывал, качался тоже очень рослый,
в шапке, надвинутой на брови,
в черном полушубке и валенках.
Все, что он слышал, было совершенно незначительно
в сравнении с тем, что он видел. Цену слов он знал и не мог ценить ее слова выше других, но
в памяти его глубоко отчеканилось ее жутковатое лицо и горячий, страстный
блеск золотистых
глаз.
Бледность лица выгодно подчеркивала горячий
блеск его
глаз, тень на верхней губе стала гуще, заметней, и вообще Макаров
в эти несколько дней неестественно возмужал.
Клим улыбнулся, внимательно следя за мягким
блеском бархатных
глаз; было
в этих
глазах нечто испытующее, а
в тоне Прейса он слышал и раньше знакомое ему сознание превосходства учителя над учеником. Вспомнились слова какого-то антисемита из «Нового времени»: «Аристократизм древней расы выродился у евреев
в хамство».
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком
в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд стоял, закрыв
глаза, ослепленный удивительно ярким
блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая
в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
«
В нем есть что-то театральное», — подумал Самгин, пытаясь освободиться от угнетающего чувства. Оно возросло, когда Дьякон, медленно повернув голову, взглянул на Алексея, подошедшего к нему, — оплывшая кожа безобразно обнажила
глаза Дьякона, оттянув и выворотив веки, показывая красное мясо, зрачки расплылись, и мутный
блеск их был явно безумен.
И, когда она взмахивала длинными ресницами, Клим видел
в темных
глазах ее обжигающий, неприятный
блеск.
— Ну — что ж? Значит, вы — анархист, — пренебрежительно сказал его оппонент, Алексей Гогин; такой же щеголь, каким был восемь лет тому назад, он сохранил веселый
блеск быстрых
глаз, но теперь
в блеске этом было нечто надменное, ироническое, его красивый мягкий голос звучал самодовольно, решительно. Гогин заметно пополнел, и красиво прихмуренные брови делали холеное лицо его как-то особенно значительным.
Самгину очень не нравился пристальный взгляд прозрачно-голубых
глаз, —
блеск взгляда напоминал синеватый огонь раскаленных углей,
в бороде человека шевелилась неприятная подстерегающая улыбка.
Она уже не шептала, голос ее звучал довольно громко и был насыщен гневным пафосом. Лицо ее жестоко исказилось, напомнив Климу колдунью с картинки из сказок Андерсена. Сухой
блеск глаз горячо щекотал его лицо, ему показалось, что
в ее взгляде горит чувство злое и мстительное. Он опустил голову, ожидая, что это странное существо
в следующую минуту закричит отчаянным криком безумной докторши Сомовой...
Он сильно изменился
в сравнении с тем, каким Самгин встретил его здесь
в Петрограде: лицо у него как бы обтаяло, высохло, покрылось серой паутиной мелких морщин. Можно было думать, что у него повреждена шея, — голову он держал наклоня и повернув к левому плечу, точно прислушивался к чему-то, как встревоженная птица. Но острый
блеск глаз и задорный, резкий голос напомнил Самгину Тагильского товарищем прокурора, которому поручено какое-то особенное расследование темного дела по убийству Марины Зотовой.
Он сильно разбух, щеки оплыли, под
глазами вздулись мешки, но
глаза стали еще острее, злей, а борода выцвела,
в ней явился свинцовый
блеск.
Из Петербурга Варвара приехала заметно похорошев; под
глазами, оттеняя их зеленоватый
блеск, явились интересные пятна; волосы она заплела
в две косы и уложила их плоскими спиралями на уши, на виски, это сделало лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие платья без талии, и, глядя на них, Самгин подумал, что такую одежду очень легко сбросить с тела. Привезла она и новый для нее взгляд на литературу.
Она стала молчаливее и говорила уже не так жарко, не так цветисто, как раньше. Ее нежность стала приторной,
в обожающем взгляде явилось что-то блаженненькое. Взгляд этот будил
в Климе желание погасить его полуумный
блеск насмешливым словом. Но он не мог поймать минуту, удобную для этого; каждый раз, когда ему хотелось сказать девушке неласковое или острое слово,
глаза Нехаевой, тотчас изменяя выражение, смотрели на него вопросительно, пытливо.
Варвара подавленно замолчала тотчас же, как только отъехали от станции Коби. Она сидела, спрятав голову
в плечи, лицо ее, вытянувшись, стало более острым. Она как будто постарела, думает о страшном, и с таким напряжением, с каким вспоминают давно забытое, но такое, что необходимо сейчас же вспомнить. Клим ловил ее взгляд и видел
в потемневших
глазах сосредоточенный, сердитый
блеск, а было бы естественней видеть испуг или изумление.
Он задрожит от гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого огня светится
в ее
глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит
в речи, как мысль эта вошла
в ее сознание и понимание, переработалась у ней
в уме и выглядывает из ее слов, не сухая и суровая, а с
блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного опускалась, как жемчужина, на светлое дно ее жизни.
Встает он
в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски,
в глазах блеск, что-то вроде отваги или, по крайней мере, самоуверенности. Халата не видать на нем: Тарантьев увез его с собой к куме с прочими вещами.
Его клонило к неге и мечтам; он обращал
глаза к небу, искал своего любимого светила, но оно было на самом зените и только обливало ослепительным
блеском известковую стену дома, за который закатывалось по вечерам
в виду Обломова. «Нет, прежде дело, — строго подумал он, — а потом…»
Она показалась Обломову
в блеске,
в сиянии, когда говорила это.
Глаза у ней сияли таким торжеством любви, сознанием своей силы; на щеках рдели два розовые пятна. И он, он был причиной этого! Движением своего честного сердца он бросил ей
в душу этот огонь, эту игру, этот
блеск.
Он не поверил и отправился сам. Ольга была свежа, как цветок:
в глазах блеск, бодрость, на щеках рдеют два розовые пятна; голос так звучен! Но она вдруг смутилась, чуть не вскрикнула, когда Обломов подошел к ней, и вся вспыхнула, когда он спросил: «Как она себя чувствует после вчерашнего?»
Часто погружались они
в безмолвное удивление перед вечно новой и блещущей красотой природы. Их чуткие души не могли привыкнуть к этой красоте: земля, небо, море — все будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними
глазами и одной душой на этот творческий
блеск и без слов понимали друг друга.
Все прочее вылетело опять из головы: бабушкины гости, Марк, Леонтий, окружающая идиллия — пропали из
глаз. Одна Вера стояла на пьедестале, освещаемая
блеском солнца и сияющая
в мраморном равнодушии, повелительным жестом запрещающая ему приближаться, и он закрывал
глаза перед ней, клонил голову и мысленно говорил...
Она была бледнее прежнего,
в глазах ее было меньше
блеска,
в движениях меньше живости. Все это могло быть следствием болезни, скоро захваченной горячки; так все и полагали вокруг. При всех она держала себя обыкновенно, шила, порола, толковала со швеями, писала реестры, счеты, исполняла поручения бабушки. И никто ничего не замечал.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое,
глаза блуждали, сверкая злым
блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали
в беспорядке на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях,
глаза и рот. На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
Он готовит их к опыту по каким-то намекам, непонятным для наивных натур, но явным для открытых, острых
глаз, которые способны, при
блеске молнии, разрезавшей тучи, схватить весь рисунок освещенной местности и удержать
в памяти.
А она, с
блеском на рыжеватой маковке и бровях, с огнистым румянцем, ярко проступавшим сквозь веснушки, смотрела ему прямо
в лицо лучистыми, горячими
глазами, с беспечной радостью, отважной решимостью и затаенным смехом.
— Что я могу сделать, Вера? — говорил он тихо, вглядываясь
в ее исхудавшее лицо и больной
блеск глаз. — Скажи мне, я готов умереть…
Вы удивительно успели постареть и подурнеть
в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся: какие у вас были удивительные волосы, почти совсем черные, с глянцевитым
блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки — иначе не умею выразиться; лицо матово-бледное, не такое болезненно бледное, как теперь, а вот как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел честь давеча видеть; горящие и темные
глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.
Слышишь и какие-то, будто посторонние, примешивающиеся тут же голоса, или мелькнет
в глаза мгновенный
блеск не то отдаленного пушечного выстрела, не то блуждающего по горам огонька: или это только так, призраки, являющиеся
в те мгновения, когда
в организме есть ослабление, расстроенность…
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг
в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных
в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед
глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без
блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Все лицо его было невелико, худо,
в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким
блеском блестевшие
глаза; они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, — на его языке по крайней мере, — не было слов.