Неточные совпадения
Бобчинский (перебивая).Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай
бог вам всякого
богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает рукою), чтоб можно было на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю
Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от
богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
«
Бог дурака, поваля, кормит!» — приводила она и пословицу в подкрепление, — найдет дуру с
богатством!
Так, когда Нехлюдов думал, читал, говорил о
Боге, о правде, о
богатстве, о бедности, — все окружающие его считали это неуместным и отчасти смешным, и мать и тетка его с добродушной иронией называли его notre cher philosophe; [наш дорогой философ;] когда же он читал романы, рассказывал скабрезные анекдоты, ездил во французский театр на смешные водевили и весело пересказывал их, — все хвалили и поощряли его.
Был муж в земле Уц, правдивый и благочестивый, и было у него столько-то
богатства, столько-то верблюдов, столько овец и ослов, и дети его веселились, и любил он их очень, и молил за них
Бога: может, согрешили они, веселясь.
И сколько тайн разрешенных и откровенных: восстановляет
Бог снова Иова, дает ему вновь
богатство, проходят опять многие годы, и вот у него уже новые дети, другие, и любит он их — Господи: «Да как мог бы он, казалось, возлюбить этих новых, когда тех прежних нет, когда тех лишился?
Именно, если нас, например, обуяет некоторая, так сказать, художественная игра, потребность художественного творчества, так сказать, создания романа, особенно при
богатстве психологических даров, которыми
Бог оделил наши способности.
И предал
Бог своего праведника, столь им любимого, диаволу, и поразил диавол детей его, и скот его, и разметал
богатство его, все вдруг, как Божиим громом, и разодрал Иов одежды свои, и бросился на землю, и возопил: «Наг вышел из чрева матери, наг и возвращусь в землю,
Бог дал,
Бог и взял.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что
богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради
бога, не отставайте.
Древний змий соблазнял людей тем, что они будут как
боги, если пойдут за ним; он соблазнял людей высокой целью, имевшей обличие добра, — знанием и свободой,
богатством и счастьем, соблазнял через женственное начало мира — праматерь Еву.
День был тихий и ясный. На палубе жарко, в каютах душно; в воде +18°. Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы дыма слились в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут леса. Очевидно, зеленое
богатство принадлежит здесь одному только
богу.
Тут просто действует провидение, и я только должен благодарить
бога и добрую женщину. Теперь подготовляю, что нужно для дороги, и с полной уверенностью провожу Аннушку. Может быть,
бог даст, и сам когда-нибудь ее увижу за Уралом… Жаль, что я не могу тебе послать теперь письма Дороховой, — впрочем, если Мария Николаевна поедет с Аннушкой, то я тебе с нею их перешлю, но только с тем непременным условием, чтобы ты мне их возвратил. Это мое
богатство. Не знаю, за что эта добрая женщина с такою дружбою ко мне…
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за
богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится
богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Магдалина, со всеми нашими матушками нижайше кланяюсь, спаси вас
бог, а паче всего приумножь нетленные
богатства души вашей…
Он казался мне бессмертным, — трудно было представить, что он может постареть, измениться. Ему нравилось рассказывать истории о купцах, о разбойниках, о фальшивомонетчиках, которые становились знаменитыми людьми; я уже много слышал таких историй от деда, и дед рассказывал лучше начетчика. Но смысл рассказов был одинаков:
богатство всегда добывалось грехом против людей и
бога. Петр Васильев людей не жалел, а о
боге говорил с теплым чувством, вздыхая и пряча глаза.
Знаю, что многие из этих людей будут с самоуверенностью доказывать, что они считают свое положение не только законным, но необходимым, будут в защиту свою говорить, что власти от
бога, что государственные должности необходимы для блага человечества, что
богатство не противно христианству, что богатому юноше сказано отдать имение, только если он хочет быть совершен, что существующее теперь распределение
богатств и торговля такими и должны быть и выгодны для всех и т. п.
Убедили дядю и в том, что Фома ниспослан ему самим
Богом для спасения души его и для усмирения его необузданных страстей, что он горд, тщеславится своим
богатством и способен попрекнуть Фому Фомича куском хлеба.
При этом случае кстати объяснить, что древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки, и, хотя у него было 180 душ крестьян, но производя свой род,
бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого
богатства и чинов.
— Мне опять то в голову приходит, отец Крискент, — говорила в раздумье Татьяна Власьевна, — если это
богатство действительно посылает
Бог, то неужели не нашлось людей лучше нас?.. Мало ли бедных, милостивцев, отшельников…
— Старухи-то еще что говорят, — прибавляла уж от себя словоохотливая Марфа Петровна, — легкое-то
богатство, говорят, по воде уплывет… Ей-богу, Татьяна Власьевна, не вру! Дивушку я далась, с чего это старухи такую оказию придумали!..
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало
богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском
богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
Но тогда не знал еще царь, что скоро пошлет ему
Бог такую нежную и пламенную, преданную и прекрасную любовь, которая одна дороже
богатства, славы и мудрости, которая дороже самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боится смерти.
—
Богу так угодно! Нас сосватала тетушка: она уговорила батюшку и матушку, насказавши им о бесчисленном
богатстве моего мужа.
Вспоминая теперь Ларионовы слова, кажется мне, что видел он
бога великим мастером прекраснейших вещей, и человека считал неумелым существом, заплутавшимся на путях земных, и жалел его, бесталанного наследника великих
богатств,
богом ему отказанных на сей земле.
Вера Филипповна. Да какое мое довольство! Мне для себя ничего не нужно; тем я довольна, что всякому бедному помочь могу; никому отказывать не приходится, всякий с чем-нибудь да уйдет от меня! Сколько богатства-то и доходу у Потапа Потапыча! Лично я из моря черпаю, ничего не убывает, тысячу-две истратишь, а три прибудет. Или уж это
бог посылает за добрые дела.
— Лев Павлович?.. Лев Павлович, как и все мужчины: он с самых первых пор или скучал, или даже смеялся над моими стремлениями. Он окружал меня
богатством, удовлетворял мои прихоти, впрочем, всегда с оговорками, и потому полагал, что уже все сделал, что я даже не должна сметь ничего желать более. Но,
бога ради, не спрашивайте меня: видьте во мне вашего друга… старуху, которая вам желает счастья… и больше ничего! Расскажите мне лучше что-нибудь про себя: когда вы думаете назначить свадьбу?
Анна. Тяжелы мне эти деньги, душа моя; меня теперь никакое
богатство не обрадует. Отвыкла я с ним и жить-то по-людски, убил и похоронил он меня заживо. Десять лет я сыта не была, так теперь за один день не поправишь.
Бог с ними и с деньгами! Мы с тобой их разделим. А греха-то, греха-то что! Я было погубила тебя совсем. С голоду да с холоду обезумела я, а ведь добра тебе желала. Меня-то б удавить надо за тебя. Нет ума у голодного, нет!
Мавра Тарасовна. Да, миленький, в богатстве-то живя, мы
Бога совсем забыли, нищей братии мало помогаем; а тут будет в заключении свой человек: все-таки вспомнишь к празднику, завезешь калачика, то, другое — на душе-то и легче.
Марина (стоит у сарая, плачет и удерживается). Я на свое житье, Никита, не жалюсь. Мое житье — дай
бог всякому. Я не жалюсь. Покаялась я тогда старику моему. Простил он меня. И не попрекает. Я на свою жизнь не обижаюсь. Старик смирный и желанный до меня; я его детей одеваю, обмываю. Он меня тоже жалеет. Что ж мне жалиться. Так, видно,
бог присудил. А твое житье что ж? В
богатстве ты…
Она была ласкова, разговорчива, весела, проста в обращении, поэтично верила в
бога, поэтично рассуждала о смерти, и в ее душевном складе было такое
богатство оттенков, что даже своим недостаткам она могла придавать какие-то особенные, милые свойства.
Расслоилась она, словно напоказ: Астахов со Скорняковым — первые люди, с ними рядом Лядов, брат стражника, — наша чёрная сотня, люди сытые, но обеспокоенные за
богатство своё: за свой горшок щей они хоть против
бога; за ними, сверху вниз идя, — степенное крестьянство, работяги и авосьники, ломают хребты над высосанной и неродимой землёй, и всё ещё говорят...
«Вот еще человек, — думал я, возвращаясь домой, — имеющий всё, чего только добиваются русские люди: чин,
богатство, знатность, — и этот человек перед боем, который
Бог один знает чем кончится, шутит с хорошенькой женщиной и обещает пить у нее чай на другой день, точно так же, как будто он встретился с нею на бале!»
Нажили
богатства, возгордились, забыли
Бога, создавшего вас, да и бедных людей в соблазн завели…
— Что есть, и того довольно с меня, — молвил Василий Борисыч. — Не в
богатстве сила, в довольстве… Я, слава
Богу, доволен.
Бог нам дает много, а нам-то все мало,
Не можем мы, людие, ничем ся наполнить!
И ляжем мы в гробы, прижмем руки к сердцу,
Души наши пойдут по делам своим,
Кости наши пойдут по земле на предание,
Телеса наши пойдут червям на съедение,
А
богатство, гордость, слава куда пойдут?
— А как же, — отвечал Артемий. — Есть клады, самим Господом положенные, — те даются человеку, кого
Бог благословит… А где, в котором месте, те Божьи клады положены, никому не ведомо. Кому Господь захочет
богатство даровать, тому тайну свою и откроет. А иные клады людьми положены, и к ним приставлена темная сила. Об этих кладах записи есть: там прописано, где клад зарыт, каким видом является и каким зароком положен… Эти клады страшные…
— Что правда, то правда, — молвил Патап Максимыч. — Счастья
Бог ей не пошлет… И теперь муженек-от чуть не половину именья на себя переписал, остальным распоряжается, не спросясь ее… Горька была доля Марьи Гавриловны за первым мужем, от нового, пожалуй, хуже достанется. Тот по крайности
богатство ей дал, а этот, году не пройдет, оберет ее до ниточки… И ништо!.. Вздоров не делай!.. Сама виновата!.. Сама себя раба бьет, коль не чисто жнет. А из него вышел самый негодящий человек.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить.
Богатства, слава
Богу, и своего за глаза будет; да и что
богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать — добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после венца станет иным. Вот что мне боязно…
— Научу… И будете миллионщиками, — отвечал Стуколов. — Беспременно будете… Мне не надо
богатства… Перед
Богом говорю… Только маленько работы от вас потребуется.
Разве возможно было бы всем людям жить в одной Америке или Иерусалиме, или жить в одно и то же время? Если бы счастие было в
богатстве, или в здоровье, или в красоте, то ведь тогда все бедные, все старики, все больные, все некрасивые были бы несчастны. Неужели
бог лишил всех этих людей счастия? Нет, благодарение
богу! Он трудное сделал ненужным, сделал так, что нет счастия в
богатстве, нет его ни в чинах, ни в красоте тела. Счастие в одном — в доброй жизни, и это во власти каждого.
Сначала, когда были рабы, доказывалось, что
бог определил положения людей — рабов и господ, и те и другие должны быть довольны своим положением, так как рабам будет лучше на том свете; господа же должны быть милостивы к рабам; потом же, когда рабы были освобождены, доказывалось, что
богатство вверено
богом одним людям для того, чтобы они употребляли часть его на благие дела.
Не лучше ли радоваться тому, что
бог дал нам власть не огорчаться тем, что с нами случается помимо нашей воли, и благодарить его за то, что он подчинил нашу душу только тому, что в нашей власти — нашему разуму. Он ведь не подчинил нашей души ни родителям нашим, ни братьям, ни
богатству, ни телу нашему, ни смерти. Он, по благости своей, подчинил ее одному тому, что от нас зависит — нашим мыслям.
Богатство перед
богом великий грех, а бедность — перед людьми.
Апостол говорит, что ему «дана благодать сия — благовествовать язычникам неисследимое
богатство Христово и открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, скрывавшейся в вечности от
Бога — ή οίκονομία του μυστηρίου του οίποκεκρυμμένου από των αίώνων εν τω θεώ, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известной чрез Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия и по предвечному определению — κατά πρόθεσιν των αίώνων, которое Он исполнил во
Августин: наилучшее, что может сказать человек о
Боге, это уметь молчать от полноты премудрости внутреннего
богатства.
— Тайна, от веков сокровенная, избрáнным только открыта, — строгим, не допускающим противоречия голосом, садясь на диван, проговорила Варенька. — Тайну от веков и родов сокровенную, ныне же одним святым только открытую, которым восхотел
Бог показать, сколь велико
богатство славы его, сокрытое от язычников в тайне сей. Поняла?
При таком
богатстве у всякого вора прибудет отваги, и на самое опасное дело пойдет он наудалую:
Бог, мол, не выдаст, свинья не съест.
И укоряла
Бога вдовица, что несправедливо он поделил меж людей земные
богатства, и начальство бранила, что до сих пор не додумается деньги поровну поделить между крещеными.
— Милая моя! Ну что ж нам делать? Так, значит,
богу угодно было… Подлец я… Я продал тебя. Польстился на иродово
богатство, чтоб ему пусто было… А что толку с этого
богатства? Одно только беспокойство да хвастовство! Ни покоя, ни счастья, ни чинов… Сидишь, как телепень, на одном месте, и ни шага вперед… Ты слышала? Андрюшка Маркузин в столоначальники вышел… Андрюшка, дурак этот! А я сижу… Господи, господи! Тебя лишился, счастья лишился. Подлец я! Мерзавец! Ты думаешь, хорошо мне будет на страшном суде?
У пророков, в Евангелии, в апостольских посланиях, у большей части учителей церкви мы находим осуждение
богатства и богатых, отрицание собственности, утверждение равенства всех людей перед
Богом.