Неточные совпадения
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет
на дачу к жене и оттуда
на скачки,
на которых будет весь Двор и
на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе
бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку,
на расход деньги.
Макаров
бывал у Лидии часто, но сидел недолго; с нею он говорил ворчливым тоном старшего брата, с Варварой — небрежно и даже порою глумливо, Маракуева и Пояркова называл «хористы», а дядю Хрисанфа — «угодник московский». Все это было приятно Климу, он уже не вспоминал Макарова
на террасе
дачи, босым, усталым и проповедующим наивности.
Штольц уехал в тот же день, а вечером к Обломову явился Тарантьев. Он не утерпел, чтобы не обругать его хорошенько за кума. Он не взял одного в расчет: что Обломов, в обществе Ильинских, отвык от подобных ему явлений и что апатия и снисхождение к грубости и наглости заменились отвращением. Это бы уж обнаружилось давно и даже проявилось отчасти, когда Обломов жил еще
на даче, но с тех пор Тарантьев посещал его реже и притом
бывал при других и столкновений между ними не было.
— Не могу: я у князя Тюменева обедаю; там будут все Горюновы и она, она… Лиденька, — прибавил он шепотом. — Что это вы оставили князя? Какой веселый дом!
На какую ногу поставлен! А
дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique. [в готическом стиле (фр.).] Летом, говорят, будут танцы, живые картины. Вы будете
бывать?
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом
на заимках (
дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих
бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
По конкурсным делам Галактиону теперь пришлось
бывать в бубновском доме довольно часто. Сам Бубнов по болезни не мог являться в конкурс для
дачи необходимых объяснений, да и дома от него трудно было чего-нибудь добиться.
На выручку мужа являлась обыкновенно сама Прасковья Ивановна, всякое объяснение начинавшая с фразы...
— Улыбаться нечего; это
бывает. Я про
дачу: зачем не к нам переехал? У нас целый флигель пустой. Впрочем, как хочешь. Это у него нанимаешь? У этого? — прибавила она вполголоса, кивнув
на Лебедева. — Что он всё кривляется?
Не можешь ли ты, любезный друг Николай, повидаться с Вяземским и взять у него мой портфель, если он его не прислал в дом. Он хотел отыскать его
на даче своей у Лесного института и тотчас доставить. Обработай это дело и перешли мне портфель сюда. Случаи
бывают частые…
Когда зашел разговор о
дачах, я вдруг рассказал, что у князя Ивана Иваныча есть такая
дача около Москвы, что
на нее приезжали смотреть из Лондона и из Парижа, что там есть решетка, которая стоит триста восемьдесят тысяч, и что князь Иван Иваныч мне очень близкий родственник, и я нынче у него обедал, и он звал меня непременно приехать к нему
на эту
дачу жить с ним целое лето, но что я отказался, потому что знаю хорошо эту
дачу, несколько раз
бывал на ней, и что все эти решетки и мосты для меня незанимательны, потому что я терпеть не могу роскоши, особенно в деревне, а люблю, чтоб в деревне уж было совсем как в деревне…
И всегда она нас в детстве вывозила летом
на дачу из пыльной пламенной Москвы и там
бывала нам и кухаркой и горничной.
Лука. Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да! (За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.) Надо, девушка, кому-нибудь и добрым быть… жалеть людей надо! Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу — вовремя человека пожалеть… хорошо
бывает! Вот, примерно, служил я сторожем
на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу
дача стояла, место — глухое… а зима была, и — один я,
на даче-то… Славно-хорошо! Только раз — слышу — лезут!
В своих романах он описывал только деревню и помещичьи усадьбы, хотя деревню видел очень редко, только когда
бывал у знакомых
на даче, а в помещичьей усадьбе был раз в жизни, когда ездил в Волоколамск по судебному делу.
По субботам у А. А. Бренко,
на ее
даче около Соломенной сторожки,
бывали многолюдные обеды,
на которых присутствовали московские знаменитости, а в обыкновенные дни тоже садилось за стол человек пятнадцать своих, в том числе Якушкин, уже в черном пиджаке, и Васильев.
Как бы наперекор всему, княгиня последнее время ужасно старалась веселиться: она по вечерам гуляла в Останкинском саду, каждый почти праздник ездила
на какую-нибудь из соседних
дач, и всегда без исключения в сопровождении барона, так что, по поводу последнего обстоятельства, по Останкину, особенно между дамским населением, шел уже легонький говор; что касается до князя, то он все время проводил у Елены и, вряд ли не с умыслом, совершенно не
бывал дома, чтобы не видеть того, что, как он ни старался скрыть, весьма казалось ему неприятным.
Миклаков, несмотря
на то, что условился с княгиней играть в карты, не
бывал, однако, у Григоровых в продолжение всего того времени, пока они жили
на даче.
— А я еще и меньше того! — подтвердил барон; но передать своим хозяевам о переезде к Анне Юрьевне он, как мы видели, едва только решился за последним обедом
на даче, а когда перебрались в город, так и совсем перестал
бывать у Григоровых.
Ей казалось, что он тогда, по необходимости, будет больше
бывать дома и не станет каждый день скакать в Москву для свидания с предметом своей страсти, а таким образом мало-помалу и забудет Елену; но, по переезде
на дачу, князь продолжал не
бывать дома, — это уже начинало княгиню удивлять и беспокоить, и тут вдруг она узнает, что Елена не только что не в Москве, но даже у них под боком живет: явно, что князь просто возит ее за собой.
Теперь о Кате. Она
бывает у меня каждый день перед вечером, и этого, конечно, не могут не заметить ни соседи, ни знакомые. Она приезжает
на минутку и увозит меня с собой кататься. У нее своя лошадь и новенький шарабан, купленный этим летом. Вообще живет она
на широкую ногу: наняла дорогую дачу-особняк с большим садом и перевезла в нее всю свою городскую обстановку, имеет двух горничных, кучера… Часто я спрашиваю ее...
Мы
на днях с семейством переедем сюда из нашей Сокольничьей
дачи, и вашему студенту, право, не стыдно было бы зимою
бывать у нас, где он по воскресеньям встретит своих бывших товарищей-кадетов Ваню и Петю Борисовых.
А то —
на даче когда жили, —
бывало, поедем с ней кататься — во весь дух она любила.
Мне давно хотелось
побывать на приисковой заявке, а настоящий случай являлся тем интереснее, что заявка должна была совершиться в только что отведенной казенной Пятачковой
даче, про которую давно ходили слухи, как о золотом дне.
Эти разговоры о сложении, о цвете кожи оскорбляли меня, и, заметив это, она, когда
бывала сердита, чтобы досадить мне, говорила всякие пошлости и дразнила меня, и дошло даже до того, что однажды
на даче у одной дамы она рассердилась и сказала мне...
На другой день я завтракал у Лугановичей; после завтрака они поехали к себе
на дачу, чтобы распорядиться там насчет зимы, и я с ними. С ними же вернулся в город и в полночь пил у них чай в тихой, семейной обстановке, когда горел камин, и молодая мать все уходила взглянуть, спит ли ее девочка. И после этого в каждый свой приезд я непременно
бывал у Лугановичей. Ко мне привыкли, и я привык. Обыкновенно входил я без доклада, как свой человек.
Шредер ее не очень осматривал (эти медики
бывают иногда свысока небрежны), а только сказал мне в другой комнате, что это осталось после болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить к морю или, если нельзя, то просто переселиться
на дачу. Одним словом, ничего не сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер вышел, она вдруг сказала мне опять, ужасно серьезно смотря
на меня...
Несколько часов пролежала она одна, с полузакрытыми ставнями, осиливая приступ истерики. Такой"сильной гадости"с ней еще ни разу не
бывало, даже тогда, как она была выгнана с
дачи после покушения
на Калерию.
Была она
на земле монастырской, оттого все сборы денежные: таможенный, привальный и отвальный, пятно конское и австерские, похомутный и весчая пошлина сполна шли
на монастырь. Монастырскую землю заборские
дачи обошли во все стороны, оттого ярмонка в руках князя Алексея Юрьича состояла. Для порядку наезжали из Зимогорска комиссары с драгунами: «для дел набережных» и «для дел объезжих», да асессоры провинциальные, — исправников тогда и в духах не
бывало, — однакож вся сила была в князе Алексее Юрьиче.
Как и в Бабкине, и здесь преобладали музыка и разговоры о литературе, в особенности когда
на Луку приехал, тоже
на дачу, виолончелист М. Р. Семашко и
побывали А. С. Суворин и К. С. Баранцевич.
Когда я выезжал 17 апреля из Москвы, то А. П. обратился ко мне с просьбою свернуть от Курска к Киеву и, доехав до Ворожбы, снова свернуть
на Сумы,
побывать у Линтваревых, осмотреть там
дачу на Луке, познакомиться, сообразить, что и как, и обо всем подробно ему отписать.
— Я сам об этом думал и даже составил план. Я, как вам известно, живу
на даче в Стрельне, в городе
бываю лишь изредка.
Дача у меня большая. Пусть он приедет ко мне гостить, все
на моих глазах будет, там же и Шестов живет, а они кажется сошлись, да и здоровье его не из крепких,
на чистом воздухе отгуляется. Здесь же вы, не ровен час, за ним не углядите!