Неточные совпадения
Бывало, он меня не замечает, а я стою
у двери и думаю: «Бедный, бедный
старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что,
бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
«
У меня с рук не сходила, — вспоминал
старик, —
бывало, и ходить учу, поставлю в уголок шага за три да и зову ее, а она-то ко мне колыхается через комнату, и не боится, смеется, а добежит до меня, бросится и за шею обымет.
Меня даже зло взяло. Я не знал, как быть. «Надо послать к одному
старику, — посоветовали мне, — он,
бывало, принашивал меха в лавки, да вот что-то не видать…» — «Нет, не извольте посылать», — сказал другой. «Отчего же, если
у него есть? я пошлю». — «Нет, он теперь употребляет…» — «Что употребляет?» — «Да, вино-с. Дрянной старичишка! А нынче и отемнел совсем». — «Отемнел?» — повторил я. «Ослеп», — добавил он.
— Вот ты говоришь это, — вдруг заметил
старик, точно это ему в первый раз только в голову вошло, — говоришь, а я на тебя не сержусь, а на Ивана, если б он мне это самое сказал, я бы рассердился. С тобой только одним
бывали у меня добренькие минутки, а то я ведь злой человек.
Лопуховы
бывают в гостях не так часто, почти только
у Мерцаловых, да
у матери и отца Мерцаловой;
у этих добрых простых
стариков есть множество сыновей, занимающих порядочные должности по всевозможным ведомствам, и потому в доме
стариков, живущих с некоторым изобилием, Вера Павловна видит многоразличное и разнокалиберное общество.
Бьюмонт стал очень часто
бывать у Полозовых. «Почему ж? — думал
старик: — подходящая партия. Конечно, Катя прежде могла бы иметь не такого жениха. Но ведь она и тогда была не интересантка и не честолюбивая. А теперь лучше и желать нельзя».
Однако ж не ошибался ли Полозов, предусматривая себе зятя в Бьюмонте? Если
у старика было еще какое-нибудь сомнение в этом, оно исчезло, когда Бьюмонт, недели через две после того как начал
бывать у них, сказал ему, что, может быть, покупка завода задержится на несколько дней; впрочем, едва ли от этого будет задержка: вероятно, они и, не дожидаясь мистера Лотера, не составили бы окончательных условий раньше недели, а мистер Лотер будет в Петербурге через четыре дня.
Покуда они разговаривали, между
стариками завязался вопрос о приданом. Калерия Степановна находилась в большом затруднении.
У Милочки даже белья сносного не было, да и подвенечное платье сшить было не на что. А платье нужно шелковое, дорогое — самое простое приличие этого требует. Она не раз намекала Валентину Осиповичу, что
бывают случаи, когда женихи и т. д., но жених никаких намеков решительно не понимал. Наконец
старики Бурмакины взяли на себя объясниться с ним.
Старики Бурмакины жили радушно, и гости ездили к ним часто.
У них были две дочери, обе на выданье; надо же было барышням развлеченье доставить. Правда, что между помещиками женихов не оказывалось, кроме закоренелых холостяков, погрязших в гаремной жизни, но в уездном городе и по деревням расквартирован был кавалерийский полк, а между офицерами и женихов присмотреть не в редкость
бывало. Стало быть, без приемов обойтись никак нельзя.
Вот этот самый Шпейер, под видом богатого помещика, был вхож на балы к В. А. Долгорукову, при первом же знакомстве очаровал
старика своей любезностью, а потом
бывал у него на приеме, в кабинете, и однажды попросил разрешения показать генерал-губернаторский дом своему знакомому, приехавшему в Москву английскому лорду.
Дело вышло как-то само собой. Повадился к Луковникову ездить Ечкин. Очень он не нравился
старику, но, нечего делать, принимал его скрепя сердце. Сначала Ечкин
бывал только наверху, в парадной половине, а потом пробрался и в жилые комнаты. Да ведь как пробрался: приезжает Луковников из думы обедать, а
у него в кабинете сидит Ечкин и с Устенькой разговаривает.
В качестве большой, Устенька могла теперь уходить из дому одна и
бывала у отца ежедневно. Когда она объяснила ему, в чем дело,
старик задумался.
Отца Симон принял довольно сухо. Прежнего страха точно и не
бывало. Михей Зотыч только жевал губами и не спрашивал, где невестка. Наталья Осиповна видела в окно, как подъехал
старик, и нарочно не выходила. Не велико кушанье, — подождет. Михей Зотыч сейчас же сообразил, что Симон находится в полном рабстве
у старой жены, и захотел ее проучить.
Потом
старик побывал у попа Макара и тоже осмотрел все поповское хозяйство. Осмотрел и похвалил...
Теперь он его узнал, —
старик бывал еще
у отца на заводах, куда приезжал откуда-то из скитов.
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей
у них не было, и
старики жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда
бывает с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не по годам и держалась в сторонке от жен других заводских служащих. Она была из богатой купеческой семьи с Мурмоса и крепко держалась своей старой веры.
Макар сделался задумчивым до суровости. Татьяна больше не боялась за него, хотя он и частенько похаживал в Кержацкий конец к мастерице Таисье. Аглаида тоже
бывала у Таисьи, но она содержала себя строго: комар носу не подточит.
У Таисьи шли какие-то таинственные беседы, в которых принимали участие
старик Основа, Макар и еще кое-кто из мужиков. Пробовали они залучить к себе и Тита, но
старик не пошел.
На Крутяш Груздев больше не заглядывал, а,
бывая в Ключевском заводе, останавливался в господском доме
у Палача. Это обижало Петра Елисеича: Груздев точно избегал его.
Старик Ефим Андреич тоже тайно вздыхал: по женам они хоть и разошлись, а все-таки на глазах человек гибнет. В маленьком домике Ефима Андреича теперь особенно часто появлялась мастерица Таисья и под рукой сообщала Парасковье Ивановне разные новости о Груздеве.
— Крепкие
старики, — объяснял щеголь. — Упрямы
бывают, но крепкие, настоящие люди, своему отечеству патриоты. Я, разумеется, человек центральный; я, можно сказать, в самом центре нахожусь: политику со всеми веду, потому что
у меня все расчеты и отправки, и со всякими людьми я имею обращение, а только наши
старики — крепкие люди: нельзя их ничем покорить.
Отец с матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские
старики, которых отец мой знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском деле; они говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости
у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда
бывает в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в части
у хозяев, то есть
у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою
у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши.
Вы не поверите, какое иногда
бывает доброе сердце
у моего
старика!
— Да, сударь, всякому люду к нам теперь ходит множество. Ко мне — отцы, народ деловой, а к Марье Потапьевне — сынки наведываются. Да ведь и то сказать: с молодыми-то молодой поваднее, нечем со
стариками. Смеху
у них там… ну, а иной и глаза таращит — бабенке-то и лестно, будто как по ней калегвардское сердце сохнет! Народ военный, свежий, саблями побрякивает — а время-то, между тем, идет да идет.
Бывают и штатские, да всё такие же румяные да пшеничные — заодно я их всех «калегвардами» прозвал.
— И добро бы я не знал, на какие деньги они пьют! — продолжал волноваться Гришка, — есть
у старика деньги, есть! Еще когда мы крепостными были, он припрятывал.
Бывало, нарвет фруктов, да ночью и снесет к соседям,
у кого ранжерей своих нет. Кто гривенничек, кто двугривенничек пожертвует… Разве я не помню! Помню я, даже очень помню, как он гривенники обирал, и когда-нибудь все на свежую воду выведу! Ах, сделай милость! Сами пьют, а мне не только не поднесут, даже в собственную мою квартиру не пущают!
Ко всем этим толкованиям Егора Егорыча Антип Ильич, стоявший
у входа церкви, прислушивался довольно равнодушно.
Бывая в ней многое множество раз, он знал ее хорошо и только при возгласе: «redemptio mundi»
старик как бы несколько встрепенулся: очень уж звуками своими эти слова были приятны ему.
Приятель мой Милорадович некогда передавал мне, что когда он стал
бывать у Екатерины Филипповны, то старику-отцу его это очень не понравилось, и он прислал сыну строгое письмо с такого рода укором, что бог знает,
у кого ты и где
бываешь…
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям, что театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему делу, должен помнить, что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря, что искусство должно быть добросовестно исполняемо, на что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил лукавый
старик, — но часто случается, что
у художника ни того, ни другого не
бывает!» На чей счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие, за исключением самого Ленского, рассмеялись.
— Здорово, мать! Куда едешь? В Чистополь? Знаю,
бывал там,
у богатого татарина батраком нага. А звали татарина Усан Губайдулин, о трех женах был
старик, ядреный такой, морда красная. А одна молодуха, за-абавная была татарочка, я с ней грех имел…
— Эх! мы не тужили, — сказал
старик: — когда дядя Ерошка в твои года был, он уж табуны
у ногайцев воровал, да за Терек перегонял.
Бывало важного коня за штоф водки али за бурку отдаешь.
Бывают такие особенные люди, которые одним видом уничтожают даже приготовленное заранее настроение. Так было и здесь. Разве можно было сердиться на этого пьяного
старика? Пока я это думал, мелкотравчатый литератор успел пожать мою руку, сделал преуморительную гримасу и удушливо расхохотался. В следующий момент он указал глазами на свою отставленную с сжатым кулаком левую руку (я подумал, что она
у него болит) и проговорил...
Он умер в конце 60-х годов столетним
стариком, ни
у кого не
бывал и никого, кроме моего отца и помещика Межакова, своего друга, охотника и собачника, не принимал
у себя, и все время читал старые книги, сидя в своем кресле в кабинете.
— Ох вы, молокососы! — сказал седой
старик, покачивая головою. — Не прежние мои годы, а то бы я показал вам, как переходят по льдинам.
У нас,
бывало, это плевое дело!.. Да, правду-матку сказать, и народ-то не тот был.
Актер. Раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем,
у меня,
старик, была хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Всё кончено для меня! Я всегда читал это стихотворение с большим успехом… гром аплодисментов! Ты… не знаешь, что такое аплодисменты… это, брат, как… водка!..
Бывало, выйду, встану вот так… (Становится в позу.) Встану… и… (Молчит.) Ничего не помню… ни слова… не помню! Любимое стихотворение… плохо это,
старик?
— Да, из твоего дома, — продолжал между тем
старик. — Жил я о сю пору счастливо, никакого лиха не чая, жил, ничего такого и в мыслях
у меня не было; наказал, видно, господь за тяжкие грехи мои! И ничего худого не примечал я за ними.
Бывало, твой парень Ваня придет ко мне либо Гришка — ничего за ними не видел. Верил им, словно детям своим. То-то вот наша-то стариковская слабость! Наказал меня создатель, горько наказал. Обманула меня… моя дочка, Глеб Савиныч!
— Как не знаешь? — нетерпеливо вымолвил
старик. — Ты должон знать… потому это, примерно, твое выходит дело знать, кто
у тебя
бывает… Не тысяча человек сидит
у тебя по ночам… должон знать!..
Очень может быть, что этот
старик не был ни строг, ни задумчив, но его красные веки и длинный, острый нос придавали его лицу строгое, сухое выражение, какое
бывает у людей, привыкших думать всегда о серьезном и в одиночку.
Доктора сказали, что
у Федора душевная болезнь. Лаптев не знал, что делается на Пятницкой, а темный амбар, в котором уже не показывались ни
старик, ни Федор, производил на него впечатление склепа. Когда жена говорила ему, что ему необходимо каждый день
бывать и в амбаре, и на Пятницкой, он или молчал, или же начинал с раздражением говорить о своем детстве, о том, что он не в силах простить отцу своего прошлого, что Пятницкая и амбар ему ненавистны и проч.
— Господин Жуквич
у вас
бывает!.. — произнес
старик более уже строгим голосом.
—
У кого
бывает, а
у нас не
бывает, — сказал
старик.
Кучумов. Ну, едва ли этот на что-нибудь годится. Уж вы лучше на нас, старичков, надейтесь. Конечно, я жениться не могу, жена есть. Ох, ох, ох, ох! Фантазии ведь
бывают у стариков-то; вдруг ничего ему не жаль. Я сирота,
у меня детей нет, — меня, куда хочешь, поверни, и в посаженые отцы, и в кумовья.
Старику ласка дороже всего, мне свои сотни тысяч в могилу с собой не брать. Прощайте, мне в клуб пора.
Кстати, вспоминаю я и про своего сына, варшавского офицера. Это умный, честный и трезвый человек. Но мне мало этого. Я думаю, если бы
у меня был отец
старик и если бы я знал, что
у него
бывают минуты, когда он стыдится своей бедности, то офицерское место я отдал бы кому-нибудь другому, а сам нанялся бы в работники. Подобные мысли о детях отравляют меня. К чему они? Таить в себе злое чувство против обыкновенных людей за то, что они не герои, может только узкий или озлобленный человек. Но довольно об этом.
Уверенность в недобром глазе, какой
бывает у некоторых людей, преимущественно старух и
стариков, в способности их «сглазить», или «озепать», очень укоренена в охотниках. Они верят этой силе безусловно и не только сами боятся встречи с такими людьми, особенно при выходе на охоту, но берегут от них собак и ястребов, даже прячут ружья и всякие звероловные и рыболовные снасти.
Лет двадцать назад в этой усадьбе жил высокий, худощавый
старик, Егор Егорыч Задор-Мановский, который один из всех соседних дворян составлял как бы исключение: он ни к кому не ездил, и
у него никто не
бывал.
Татьяна. Ты нигде не
бываешь… только наверху
у Лены… каждый вечер. И это очень беспокоит
стариков… (Петр, не отвечая, ходит и свищет.) Знаешь — я стала сильно уставать… В школе меня утомляет шум и беспорядок… здесь — тишина и порядок. Хотя
у нас стало веселее с той поры, как переехала Лена. Да-а, я очень устаю! А до праздников еще далеко… Ноябрь… Декабрь. (Часы бьют шесть раз.)
«Ну, вот что: привез я вам в лодке хлеба печеного да чаю кирпича три. Не поминайте
старика Самарова лихом. Да если даст бог счастливо отсюда выбраться, может, доведется кому в Тобольске
побывать — поставьте там в соборе моему угоднику свечку. Мне,
старику, видно, уж в здешней стороне помирать, потому что за женой дом
у меня взят… Ну и стар уж… А тоже иногда про свою сторону вспоминаю. Ну а теперь прощайте. Да еще совет мой вам: разбейтесь врозь. Вас теперь сколько?»
Живя с самой весны в N-ском уезде и
бывая почти каждый день
у радушных Кузнецовых, Иван Алексеич привык, как к родным, к
старику, к его дочери, к прислуге, изучил до тонкостей весь дом, уютную террасу, изгибы аллей, силуэты деревьев над кухней и баней; но выйдет он сейчас за калитку, и всё это обратится в воспоминание и утеряет для него навсегда свое реальное значение, а пройдет год-два, и все эти милые образы потускнеют в сознании наравне с вымыслами и плодами фантазии.
Но между тем Алеша тоже начал
бывать у Ихменевых, тайком от отца;
старики его принимали ласково, потому что он и в 21 год был милым и незлобным ребенком.
Из-за шума поезда не слышно слов
старика, но он еще долго бормочет, вздыхает и крякает. Холодный воздух в вагоне становится все гуще и душнее. Острый запах свежего навоза и свечная гарь делают его таким противным и едким, что
у засыпающего Яши начинает чесаться в горле и внутри груди. Он перхает и чихает, а привычный
старик, как ни в чем не
бывало, дышит всею грудью и только покрякивает.
Старик Сур знал свое дело отлично, и рука
у него была счастливая: оттого-то и цирк
у него всегда
бывал полон и артистов он умел ангажировать первоклассных.
— Алексеюшка, — молвил он, — послушай, родной, что скажу я тебе. Не посетуй на меня,
старика, не прогневайся; кажись, будто творится с тобой что-то неладное. Всего шесть недель ты
у нас живешь, а ведь из тебя другой парень стал…
Побывай у своих в Поромове, мать родная не признает тебя… Жалости подобно, как ты извелся… Хворь, что ль, какая тебя одолела?
— Говорят
старики, что в прежние годы, лет с сотню назад, в той же самой долине,
у того же Святого ключа такие ж
бывали дела, — сказала Аграфена Ивановна.