Неточные совпадения
Потом потянулась пестрая процессия
веселых и печальных подразделений ее: крестин, именин, семейных праздников, заговенья, разговенья, шумных обедов, родственных съездов, приветствий, поздравлений, официальных
слез и улыбок.
У ней даже доставало духа сделать
веселое лицо, когда Обломов объявлял ей, что завтра к нему придут обедать Тарантьев, Алексеев или Иван Герасимович. Обед являлся вкусный и чисто поданный. Она не срамила хозяина. Но скольких волнений, беготни, упрашиванья по лавочкам, потом бессонницы, даже
слез стоили ей эти заботы!
Напротив, в Святки, в светлый день, в
веселые вечера Масленицы, когда все ликует, поет, ест и пьет в доме, она вдруг, среди общего веселья, зальется горячими
слезами и спрячется в свой угол.
Он был уверен, что его чувство к Катюше есть только одно из проявлений наполнявшего тогда всё его существо чувства радости жизни, разделяемое этой милой,
веселой девочкой. Когда же он уезжал, и Катюша, стоя на крыльце с тетушками, провожала его своими черными, полными
слез и немного косившими глазами, он почувствовал однако, что покидает что-то прекрасное, дорогое, которое никогда уже не повторится. И ему стало очень грустно.
После чая Василий Назарыч ходил с Нагибиным осматривать мельницу, которая была в полном ходу, и остался всем очень доволен. Когда он вернулся во флигелек, Веревкин был уже там. Он ползал по полу на четвереньках, изображая медведя, а Маня визжала и смеялась до
слез.
Веселый дядя понравился ей сразу, и она доверчиво шла к нему на руки.
Голубушки-подружки, поглядите!
Отец, гляди, в
слезах твоя Купава!
Тоска ее за горло душит, сухи
Уста ее горячие; а он —
С разлучницей,
веселый, прямо в очи
Уставился, глядит, не наглядится.
Нет.
Снегурочка одна в
слезах. О чем
Тоскуешь ты? Девицы веселятся,
Во всем лесу
веселый гул идет:
То песенки, то звонкий смех, то шепот
Воркующий, то робости и счастья
Короткий вздох, отрывистый. А ты
Одна в
слезах.
Я порой говорил ей такие интересные,
веселые, остроумные вещи, — опять-таки в воображении, — что сам готов был хохотать над ними, а порой бывал так трогательно чувствителен, что на глазах у меня навертывались
слезы.
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло в кухню, к живым людям. Петр Елисеич половину дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме одна, с глазу на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря.
Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в
слезах.
Она ушла помолиться в Казанский собор, поплакала перед образом Богоматери, переходя через улицу, видела мужа, пролетевшего на своих шведочках с молодою миловидною Полинькою, расплакалась еще больше и, возвратившись совершенно разбитая домой, провалялась до вечера в неутешных
слезах, а вечером вышла
веселая, сияющая и разражающаяся почти на всякое даже собственное слово непристойно громким хохотом.
Воображаемые картины час от часу становились ярче, и, сидя за книжкой над каким-нибудь
веселым рассказом, я заливался
слезами.
Сурка с товарищами встретил нас на дворе
веселым, приветным лаем; две девчонки выскочили посмотреть, на кого лают собаки, и опрометью бросились назад в девичью; тетушка выбежала на крыльцо и очень нам обрадовалась, а бабушка — еще больше: из мутных, бесцветных и как будто потухших глаз ее катились крупные
слезы.
Шумели, пили водку, потирали руки, проектировали меры по части упразднения человеческого рода, писали вопросные пункты, проклинали совесть, правду, честь, проливали
веселые крокодиловы
слезы…
Про героя моего я по крайней мере могу сказать, что он искренно и глубоко страдал: как бы совершив преступление, шел он от князя по Невскому проспекту, где тут же встречалось ему столько спокойных и
веселых господ, из которых уж, конечно, многие имели на своей совести в тысячу раз грязнейшие пятна. Дома Калинович застал Белавина, который сидел с Настенькой. Она была в
слезах и держала в руках письмо. Не обратив на это внимания, он молча пожал у приятеля руку и сел.
Всё, что он видел и слышал, было так мало сообразно с его прошедшими, недавними впечатлениями: паркетная светлая, большая зала экзамена,
веселые, добрые голоса и смех товарищей, новый мундир, любимый царь, которого он семь лет привык видеть, и который, прощаясь с ними со
слезами, называет их детьми своими, — и так мало всё, что он видел, похоже на его прекрасные, радужные, великодушные мечты.
— Папочка! — вскричала Саша, вдруг стремительно бросаясь к отцу, заливаясь
слезами и крепко обняв его своими ручками. — Папочка! ну вам ли, доброму, прекрасному,
веселому, умному, вам ли, вам ли так себя погубить? Вам ли подчиняться этому скверному, неблагодарному человеку, быть его игрушкой, на смех себя выставлять? Папочка, золотой мой папочка!..
— Утри по крайней мере свои
слезы, — крикнул ему Берсенев и не мог удержаться от смеха. Но когда он вернулся домой, на лице его не было
веселого выражения; он не смеялся более. Он ни на одно мгновение не поверил тому, что сказал ему Шубин, но слово, им произнесенное, запало глубоко ему в душу. «Павел меня дурачил, — думал он, — но она когда-нибудь полюбит… Кого полюбит она?»
Вот рядом с ним черноусый рыбак с Прута; плачет, не желая умирать, и на его лице, бледном от предсмертной тоски, потускнели
веселые глаза, и усы, смоченные
слезами, печально обвисли по углам искривленного рта.
Насытившись, Пепко сейчас же впал в самое радужное настроение. В такие минуты он обыкновенно доставал из своей библиотеки какой-нибудь женский роман и начинал его читать, иронически подчеркивая все особенности женского творчества. Нужно оказать ему справедливость, Пепко читал мастерски, а сегодня в особенности. Я хохотал до
слез, поддаваясь его
веселому настроению.
Внимание Квашнина к его новым знакомым выражалось очень своеобразно. Относительно всех пятерых девиц он сразу стал на бесцеремонную ногу холостого и
веселого дядюшки. Через три дня он уже называл их уменьшительными именами с прибавлением отчества — Шура Григорьевна, Ниночка Григорьевна, а самую младшую, Касю, часто брал за пухлый, с ямочкой, подбородок и дразнил «младенцем» и «цыпленочком», отчего она краснела до
слез, но не сопротивлялась.
— Полно, матушка! Брат настоящее говорит: не о чем ей убиваться! — сказал Василий, представлявший все тот же образец
веселого, но пустого, взбалмошного мужика. — Взаправду, не о чем ей убиваться, сама же ты говорила, топил он ее в
слезах, теперь уж не станет.
И когда они поют грустные песни, то все хохочут не в лад пению, а запевая
весёлое, горько плачут, грустно кивая головами и вытирая
слёзы белыми платочками.
— Вася умер на днях, слышал? В Козлове, от угара, на своей постели… Истопили печь, рано закрыли, — рассказывал этот бодрый, всегда
веселый человек, а у самого
слезы градом.
Тузенбах(смеясь). Вы здесь? Я не вижу. (Целует Ирине руку.) Прощайте, я пойду… Я гляжу на вас теперь, и вспоминается мне, как когда-то давно, в день ваших именин, вы, бодрая,
веселая, говорили о радостях труда… И какая мне тогда мерещилась счастливая жизнь! Где она? (Целует руку.) У вас
слезы на глазах. Ложитесь спать, уж светает… начинается утро… Если бы мне было позволено отдать за вас жизнь свою!
Если она плакала, то это не были тихие
слезы в уголке, а громкий на весь дом, победоносный рев; а умолкала сразу и сразу же переходила в тихую, но неудержимо-страстную лирику или в отчаянно-веселый смех.
— Его тоскою тоскуешь, мальчик! Я уже не говорю про теперешнее, ему еще будет суд! — а сколько позади-то печали, да
слез, да муки, того-этого, мученической. Тоска, говоришь? Да увидь я в России воистину
веселого человека, я ему в морду, того-этого, харкну. Ну и нечего харкать: нет в России
веселого человека, не родился еще, время не довлеет веселости.
Он нашел ее полуживую, под пылающими угольями разрушенной хижины; неизъяснимая жалость зашевелилась в глубине души его, и он поднял Зару, — и с этих пор она жила в его палатке, незрима и прекрасна как ангел; в ее чертах всё дышало небесной гармонией, ее движения говорили, ее глаза ослепляли волшебным блеском, ее беленькая ножка, исчерченная лиловыми жилками, была восхитительна как фарфоровая игрушка, ее смугловатая твердая грудь воздымалась от малейшего вздоха… страсть блистала во всем: в
слезах, в улыбке, в самой неподвижности — судя по ее наружности она не могла быть существом обыкновенным; она была или божество или демон, ее душа была или чиста и ясна как
веселый луч солнца, отраженный
слезою умиления, или черна как эти очи, как эти волосы, рассыпающиеся подобно водопаду по круглым бархатным плечам… так думал Юрий и предался прекрасной мусульманке, предался и телом и душою, не удостоив будущего ни единым вопросом.
Веселый, довольный и голодный, Евгений возвращался к завтраку. Он
слез с лошади у калитки и, отдав [ее] проходившему садовнику, постегивая хлыстом высокую траву, повторяя, как это часто бывает, произнесенную фразу, шел к дому. Фраза, которую он повторял, была: «фосфориты оправдают», — что, перед кем — он не знал и не думал.
Я не буду описывать, как, наконец, Антон Антонович Сеточкин, столоначальник одного департамента, сослуживец Андрея Филипповича и некогда Олсуфия Ивановича, вместе с тем старинный друг дома и крестный отец Клары Олсуфьевны, — старичок, как лунь седенький, в свою очередь предлагая тост, пропел петухом и проговорил
веселые вирши; как он таким приличным забвением приличия, если можно так выразиться, рассмешил до
слез целое общество и как сама Клара Олсуфьевна за таковую веселость и любезность поцеловала его, по приказанию родителей.
Они поняли ужасный холод безучастья и стоят теперь с словами черного проклятья веку на устах — печальные и бледные, видят, как рушатся замки, где обитало их милое воззрение, видят, как новое поколение попирает мимоходом эти развалины, как не обращает внимания на них, проливающих
слезы; слышат с содроганием
веселую песню жизни современной, которая стала не их песнью, и с скрежетом зубов смотрят на век суетный, занимающийся материальными улучшениями, общественными вопросами, наукой, и страшно подчас становится встретить среди кипящей, благоухающей жизни — этих мертвецов, укоряющих, озлобленных и не ведающих, что они умерли!
Скрепя сердце подходила она к воротам; а между тем вдалеке, по улице, с
веселыми песнями и кликами неслись купаться целые рои молодых девок: все, кто только был молод из них по деревне, спешили присоединиться к
веселой толпе, и одна только Акулина-сиротинка утирала
слезу да спешила запереть за собою дверь тесной, душной лачуги…
Его обливали водой, терли за ушами спиртом, потом он уснул, положив голову на колени Фелицаты. И даже Ванька Хряпов, всегда
веселый и добродушный, был пасмурен и всё что-то шептал па ухо Серафиме Пушкаревой, а она, слушая его, тихонько отирала
слезы и несколько раз поцеловала Ивана в лоб особенным поцелуем, смешным и печальным.
Но часто нежная Лиза не могла удержать собственных
слез своих — ах! она помнила, что у нее был отец и что его не стало, но для успокоения матери старалась таить печаль сердца своего и казаться покойною и
веселою.
Там юный монах — с бледным лицом, с томным взором — смотрит в поле сквозь решетку окна, видит
веселых птичек, свободно плавающих в море воздуха, видит — и проливает горькие
слезы из глаз своих.
Треск свечей, блеск, наряды, офицеры, множество
веселых, довольных лиц и какой-то особенный, воздушный вид у Мани, и вся вообще обстановка и слова венчальных молитв трогали меня до
слез, наполняли торжеством.
Айзик Рубинштейн, хозяин погреба, толстый,
веселый и чувствительный плут, был растроган больше других. Со смеющимися, но еще мокрыми от
слез глазами, он похлопал Цирельмана по плечу и сказал...
И казалось, будто бы сохранил он в своей прозрачной глубине все то, что кричалось и пелось в эти дни людьми, животными и птицами, —
слезы, плач и
веселую песню, молитву и проклятия, и от этих стеклянных, застывших голосов был он такой тяжелый, тревожный, густо насыщенный незримой жизнью.
Она показалась Лёньке очень смешной, несмотря на свои
слёзы, — смешной и
весёлой… И озорница, должно быть!..
С сосущим чувством: обману-ул! — стою, упершись лбом в первый низкий квадрат окна, жгу себе глаза удерживаемыми
слезами, и опустив, наконец, глаза, чтобы отпустить, наконец,
слезы… — на ватном дне окна, между двумя рамами, в зеленоватом стекле, как в спирту! — целая россыпь крохотных серых скачущих, страшно-веселых, вербных, с рожками-с-ножками, все окно превративших в вербную чертикову бутыль.
Но им открыл я тайну сладострастья
И младости
веселые права,
Томленье чувств, восторги,
слезы счастья,
И поцелуй, и нежные слова.
Прикрыв дверь и портьеру, Тугай работал в соседнем кабинете. По вспоротому портрету Александра I лезло, треща, пламя, и лысая голова коварно улыбалась в дыму. Встрепанные томы горели стоймя на столе, и тлело сукно. Поодаль в кресле сидел князь и смотрел. В глазах его теперь были
слезы от дыму и
веселая бешеная дума. Опять он пробормотал...
Вошла Фленушка, смущенная, озабоченная, в
слезах. Мастерица была она, какое хочет лицо состроит:
веселое — так
веселое, печальное — так печальное.
Иной выливает горе
слезами, другой топит его в зеленом вине, Патап Максимыч думал размыкать печаль в
веселой беседе с приятелями.
Несмотря на старания моряков казаться
веселыми и вести оживленные разговоры, чувствовалось грустное настроение. Разговоры как-то не клеились, внезапно прерывались, и среди затишья слышался подавленный вздох. Вместо улыбок на лицах навертывались
слезы.
Задумался Герасим. Материно горе,
слезы ее и рыдания нашли отклик в любящем сердце. Бодро поднял он склонившуюся голову и с
веселой улыбкой сказал Пелагее...
Утром, только что встала с постели Дуня, стала торопить Дарью Сергевну, скорей бы сряжалась ехать вместе с ней на Почайну. Собрались, но дверь широко распахнулась, и с радостным, светлым лицом вошла Аграфена Петровна с детьми.
Веселой, но спокойной улыбкой сияла она. Вмиг белоснежные руки Дуни обвились вокруг шеи сердечного друга. Ни слов, ни приветов, одни поцелуи да сладкие
слезы свиданья.
Ровно ножом полоснуло по сердцу Петра Степаныча… «Что это?.. Надгробная песня?.. Песня
слез и печали!.. — тревожно замутилось у него на мыслях. — Не
веселую, не счастливую жизнь они напевают мне, горе, печаль и могилу!.. Ей ли умирать?.. Жизни
веселой, богатой ей надо. И я дам ей такую жизнь, дам полное довольство, дам ей богатство, почет!..»
Возвращаясь домой, всегда
веселая, всегда боевая Фленушка шла тихо, склонивши голову на плечо Самоквасова. Дрожали ее губы, на опущенных в землю глазах искрились
слезы. Тяжело переводила она порывистое дыханье… А он высоко и гордо нес голову.
Не часто́й дробный дождичек кропит ей лицо белое, мочит она личико горючьми слезми… Тужит, плачет девушка по милом дружке, скорбит, что пришло время расставаться с ним навеки… Где былые затеи, где проказы, игры и смехи?.. Где
веселые шутки?.. Плачет навзрыд и рыдает Фленушка, слова не может промолвить в
слезах.
— Нет, я поеду, — сказала больная, подняла глаза к небу, сложила руки и стала шептать несвязные слова. — Боже мой! за что же? — говорила она, и
слезы лились сильнее. Она долго и горячо молилась, но в груди так же было больно и тесно, в небе, в полях и по дороге было так же серо и пасмурно, и та же осенняя мгла, ни чаще, ни реже, а все так же сыпалась на грязь дороги, на крыши, на карету и на тулупы ямщиков, которые, переговариваясь сильными,
веселыми голосами, мазали и закладывали карету.