Неточные совпадения
Бальзаминов. Впотьмах, маменька, мечтать лучше. Оно можно и при огне, только надобно зажмуриться, а
в потемках можно и так, с открытыми глазами. Я теперь могу себя представить как угодно. И
в зале могу себя представить
в отличной, и
в карете, и
в саду; а принесите вы свечку, я сейчас
увижу, что я
в самой бедной комнате, мебель скверная, ну и все пропало. Да и на себя-то взгляну — совсем не тот, какой я
в мечтах-то.
Дождь почему-то долго не начинался. Егорушка
в надежде, что туча, быть может, уходит мимо, выглянул из рогожи. Было страшно темно. Егорушка не
увидел ни Пантелея, ни тюка, ни себя; покосился он туда, где была недавно луна, но там чернела такая же тьма, как и на возу. А молнии
в потемках казались белее и ослепительнее, так что глазам было больно.
Бойня находилась за кладбищем, и раньше я
видел ее только издали. Это были три мрачных сарая, окруженные серым забором, от которых, когда дул с их стороны ветер, летом
в жаркие дни несло удушливою вонью. Теперь, войдя во двор,
в потемках я не
видел сараев; мне все попадались лошади и сани, пустые и уже нагруженные мясом; ходили люди с фонарями и отвратительно бранились. Бранились и Прокофий и Николка так же гадко, и
в воздухе стоял непрерывный гул от брани, кашля и лошадиного ржанья.
— Как она тебя любит, если б ты знал!
В этой любви она признавалась только мне одной, и то потихоньку,
в потемках. Бывало,
в саду заведет
в темную аллею и начнет шептать, как ты ей дорог.
Увидишь, она никогда не пойдет замуж, потому что любит тебя. Тебе жаль ее?
Она
видит, осязает, верует, тогда как мы, с бедным умом нашим, бродим
в потемках и, желая достигнуть света, час от часу становимся слепее…
Но вот послышалось шарканье туфель, и
в комнатку вошел хозяин
в халате и со свечой. Мелькающий свет запрыгал по грязным обоям и по потолку и прогнал
потемки. Тетка
увидела, что
в комнатке нет никого постороннего. Иван Иваныч сидел на полу и не спал. Крылья у него были растопырены и клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень утомился и хотел пить. Старый Федор Тимофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен криком.
— Отпустите меня! — шептала она, дрожа всем телом и не
видя перед собою
в потемках ничего, кроме белого кителя. — Вы правы, я ужасная женщина… я виновата, но отпустите… Я вас прошу… — она дотронулась до его холодной руки и вздрогнула, — я вас умоляю…
Только Самойленко и денщик различали тусклые огоньки на море, остальные же смотрели
в потемки и ничего не
видели.
Он вглядывался напряженно
в потемки, и ему казалось, что сквозь тысячи верст этой тьмы он
видит родину,
видит родную губернию, свой уезд, Прогонную,
видит темноту, дикость, бессердечие и тупое, суровое, скотское равнодушие людей, которых он там покинул; зрение его туманилось от слез, но он всё смотрел вдаль, где еле-еле светились бледные огни парохода, и сердце щемило от тоски по родине, и хотелось жить, вернуться домой, рассказать там про свою новую веру и спасти от погибели хотя бы одного человека и прожить без страданий хотя бы один день.
Старик встает и вместе со своею длинною тенью осторожно спускается из вагона
в потемки. Он пробирается вдоль поезда к локомотиву и, пройдя десятка два вагонов,
видит раскрытую красную печь; против печи неподвижно сидит человеческая фигура; ее козырек, нос и колени выкрашены
в багровый цвет, все же остальное черно и едва вырисовывается из
потемок.
И, чтобы не сказать больше и не расплакаться, он ударил по лошади и поскакал
в рощу. Въезжая
в потемки, он оглянулся и
увидел, как Власич и Зина шли домой по дороге, — он широко шагая, а она рядом с ним торопливою подпрыгивающей походкой, — и о чем-то оживленно разговаривали.
Он напрягал зрение и
видел только, как летал снег и как снежинки явственно складывались
в разные фигуры: то выглянет из
потемок белая смеющаяся рожа мертвеца, то проскачет белый конь, а на нем амазонка
в кисейном платье, то пролетит над головою вереница белых лебедей…
— А, это вы? Очень рад! — обрадовался вошедший и стал искать
в потемках руку доктора, нашел ее и крепко стиснул
в своих руках. — Очень… очень рад! Мы с вами знакомы!.. Я — Абогин… имел удовольствие
видеть вас летом у Гнучева. Очень рад, что застал… Бога ради, не откажите поехать сейчас со мной… У меня опасно заболела жена… И экипаж со мной…
Вообразил он вереницу богомолок, избушку
в лесу с одним окошком, которое ярко светится
в потемках; он стоит перед окошком, просится на ночлег… его пускают и — вдруг он
видит разбойников.
На сером фоне мелькают картина за картиной. Вот
видит Нелли, как она
в холодную зимнюю ночь стучится к уездному врачу Степану Лукичу. За воротами лениво и хрипло лает старый пес.
В докторских окнах
потемки. Кругом тишина.
Мальчик не спит. Он смотрит
в темноту, и ему кажется, что он
видит всё, что
видел днем: тучи, яркое солнце, птиц, рыбешек, долговязого Терентия. Изобилие впечатлений, утомление и голод берут свое. Он горит, как
в огне, и ворочается с боку на бок. Ему хочется высказать кому-нибудь всё то, что теперь мерещится ему
в потемках и волнует душу, но высказать некому. Фекла еще мала и не понять ей.
Воображение Васильева рисовало, как минут через десять он и его приятели постучатся
в дверь, как они по темным коридорчикам и по темным комнатам будут красться к женщинам, как он, воспользовавшись
потемками, чиркнет спичкой и вдруг осветит и
увидит страдальческое лицо и виноватую улыбку.
Во всем этом Васильев не
видел ничего ни нового, ни любопытного. Ему казалось, что эту залу, рояль, зеркало
в дешевой золотой раме, аксельбант, платье с синими полосами и тупые, равнодушные лица он
видел уже где-то и не один раз.
Потемок же, тишины, тайны, виноватой улыбки, всего того, что ожидал он здесь встретить и что пугало его, он не
видел даже тени.
Приятели с Трубной площади повернули на Грачевку и скоро вошли
в переулок, о котором Васильев знал только понаслышке.
Увидев два ряда домов с ярко освещенными окнами и с настежь открытыми дверями, услышав веселые звуки роялей и скрипок — звуки, которые вылетали из всех дверей и мешались
в странную путаницу, похожую на то, как будто где-то
в потемках, над крышами, настраивался невидимый оркестр, Васильев удивился и сказал...
Иловайская удивленно вглядывалась
в потемки и
видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева.
Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало
в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало
в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой,
в которой нет конца.
А после обеда он заваливается «отдохнуть». Обыкновенно спит он до вечерних
потемок; но на сей раз вскоре после обеда чувствует он, что кто-то тянет его за ногу, кто-то, смеясь, выкрикивает его имя. Он открывает глаза и
видит своего товарища Уклейкина, пейзажиста, ездившего на всё лето
в Костромскую губернию.