Впрочем, это часто случается с людьми, выбитыми из привычной тридцатилетней колеи: так умирают
военные герои, вышедшие в отставку, — люди несокрушимого здоровья и железной воли; так сходят быстро со сцены бывшие биржевые дельцы, ушедшие счастливо на покой, но лишенные жгучей прелести риска и азарта; так быстро старятся, опускаются и дряхлеют покинувшие сцену большие артисты…
Неточные совпадения
Герой наш поворотился в ту ж минуту к губернаторше и уже готов был отпустить ей ответ, вероятно ничем не хуже тех, какие отпускают в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие
военные люди, как, невзначай поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
…Такие слезы текли по моим щекам, когда
герой Чичероваккио в Колизее, освещенном последними лучами заходящего солнца, отдавал восставшему и вооружившемуся народу римскому отрока-сына за несколько месяцев перед тем, как они оба пали, расстрелянные без суда
военными палачами венчанного мальчишки!
Если такая ходьба была смешна в классических
героях, то в
военном писаре, в комической сцене, еще смешнее.
У Петруся все не так: у него все страшные,
военные, с пушечною пальбою; и как выстрелит пушка и начнут
герои падать, так такое их множество поразит, что из мерки вон; а чрез то и не получил одобрения от наставника.
У нас для
военных подвигов всегда было довольно
героев, и, в восторгах, какие доныне испытывают барышни от офицерской формы и усиков, можно видеть неоспоримое доказательство того, что общество наше умеет ценить этих
героев.
Я, конечно, согласился. И это был действительно Гамбетта — легендарный
герой освободительного движения, что-то вроде французского Гарибальди, тем более что он попал даже в
военные министры во время своего турского"сидения". О знакомстве с Гамбеттой (оно продолжалось до 80-х годов) я поговорю дальше; а теперь доскажу о моих драматических экскурсиях.
Семидесятилетний
герой начал
военные действия с быстротою, отличавшей все его подвиги. Отрядив часть войска для овладения крепостями, находившимися в руках французов, Александр Васильевич сам пошел против неприятельской армии, бывшей под началом генерала Моро.
Выходка Волынского предвещала грозу. Девятый вал набегал в душе его. Он вошел в залу, но, увидав за собой Миниха, остановился, чтобы дать ему дорогу. Этого
военного царедворца уважал он, как
героя, пожавшего еще недавно для России завидные лавры, как умного, истинно полезного государству человека и как сильного, честолюбивого соперника Бирона, уже раз восставшего против него и вперед неизбежного. Только Миних и Волынской могли попасть в любимцы к государыне; Остермана она только всегда уважала.
Не далее, как вчера, со мной и известным
героем китайской войны 1900 года и
военным писателем Ю. Л. Ельцом произошёл следующий, чуть не окончившийся печально для одного из нас случай.
— Уважаю, боюсь даже Карла,
героя, победителя, с его голубыми глазами, блистающими умом
военным, которого у него никто не отнимает; но люблю Алексеевича, зандамского плотника, солдата в своей потешной роте, путешественника, собирающего отвсюду познания, чтобы обогатить ими свое государство; люблю его, несмотря, что он неприятель моего короля…
Оставим его на дороге к Кракову, где и произошло несколько стычек с думавшими напасть на него врасплох поляками, и попытаемся передать картину раннего детства и юности этого выдающегося екатерининского орла, имя которого было синонимом победы и который силою одного
военного гения стал истинным народным
героем.
Но к чести не по летам зрелого умом Александра Суворова, он вскоре понял, что голова его любимого
героя несколько экзальтированна и не совсем в порядке, что твердость его скорее может быть названа упрямством и что вся общность его
военных качеств соответствует больше идеалу солдата, нежели полководца.
Очень сожалею, что был нетактичен и позволил себе обратиться с вопросом к человеку, столь занятому
военным делом и не могущему не презирать нас,
героев тыла.